Ночью часы в моей комнате всегда светят ярко. Так ярко, что видно все-все! И большую картину над письменным столом, и книги на полках, и даже не зажженную настольную лампу, склонившую свою зеленую голову на тонкой металлической шейке над темной столешницей.
А еще так светло потому, что снег за окном — белый! Он белый всегда, и днем и ночью. Поэтому он отражает Луну, звезды и яркие большие фонари новостройки рядом с нашим домом. И весь этот свет, проникая сквозь воздушную прозрачную тюль на окнах, как фонариком освещает мою комнату!
Я проснулся и взглянул на красные светящиеся цифры электронных часов. Было четыре часа. Утро…
Царапая темную полоску неба, за окном пролетали редкие снежинки, гонимые легким северным ветром. Я повернулся на спину и какое-то время смотрел на эти веселые снежинки. Потом я заснул…
А проснулся я потому, что услышал тихий и ласковый голос бабушки. Она тихонько положила свою руку мне на голову и негромко сказала: «Вставай, Егорка! Пора умываться и завтракать!»
Как же я люблю это утреннее зимнее время! Когда на улице еще темно, а внизу, у остановки под домом, уже бойко снуют люди и машины. Они просыпаются рано! И едут, и торопятся каждый по своим делам. Кто на работу, кто с детишками в ясли или детский садик.
Бабушка уже накрыла на стол.
В тарелке, поднимая вверх ароматный запах, уже отдыхала свежая овсяная каша. А рядом, в маленьком пластмассовом стаканчике, остывало вареное всмятку яйцо.
Я подошел к столу, взял чайную ложку и принялся обивать ею плотную непослушную скорлупу.
— Не балуйся! Скушай вначале овсяную кашу!
Я послушался, зачерпнул ложкой из сахарницы и густо посыпал кашу сахарным песком. Бабушка посмотрела на меня и покачала головой. Она вообще не очень любит, когда я ем много сладкого. Но я уже во всю принялся уплетать свой завтрак!
А потом…
Потом мы стали собираться на прогулку. Ведь рядом с нашими домами находится огромный настоящий лес! Прямо как в сказке! Сухие огромные поваленные деревья порой даже преграждают путь к глубокому длинному оврагу. Вот если бы у меня были лыжи, то я бы с удовольствием попробовал бы скатиться на них туда, вниз!
— Застегнись как следует, на улице холодно! Поправь шарф… вот так! Варежки?! Куда ты их вчера бросил? Они же наверняка не просохли и еще мокрые!
Бабушка, наверное, забыла, что она сама вчера вечером повесила их на железную горяченную трубу сушилки в ванной!
Наконец мы собрались, спустились на лифте вниз и пошли в сторону парка с высоченными елями, одетыми в белые, как взбитые пенные сливки, снежные шапки.
Растаявший вчера днем рыхлый снег за ночь остыл, заледенел и стал твердым и скольким. Поэтому бабушка держала меня за руку, чтобы я не поскользнулся и не упал. Вот бояка!
А небо уже посветлело, было около десяти часов утра.
Ну вот, наконец, и лес! Ур-ра! Но нас уже опередили. И очертания фигур мам и бабушек с колясками уже наполняли бело-зеленое пространство парка.
Воздух был морозным и потому казался немного колючим. Но мне это было совсем не страшно! Я высоко поднял свой шарф и дышал через него.
Полгода назад бабушка подарила мне новенький телефон, которым можно фотографировать и даже снимать фильмы… как в кино! И теперь мне очень нравится фотографировать все: людей, собак, дома и автобусы. А еще… деревья, школу и детский сад!
Я попросил бабушку, чтобы она остановилась у огромной елки. Бабушка засмеялась.
— Опять фотосессия?! Что, не наснимался еще? Ну ладно…
Она встала у дерева, поправила прядь волос под зимней шапкой и расправила меховой капюшон. Затем слегка повернула голову вправо, в сторону детской площадки…
И вот тут, в это мгновение, она показалось мне такой красивой и совсем еще молодой…
Я подбежал к ней, обнял и… прошептал: «Бабушка, я так тебя люблю!»
А она повернула ко мне свое лицо и посмотрела на меня серьезно, но ласково…
Затем поправила на мне сбившийся шарф, ткнулась губами в мою жесткую седую щетину и, улыбнувшись, ответила: «И я тебя тоже… очень люблю, дедушка!»
Потом мы сидели на поваленном дереве и курили. Я свою «Яву», а бабушка — тонкие, как белые гвоздики, женские сигареты.
Мы курили и молчали. В лесу было тихо, а на душе — спокойно и радостно…
Восточная притча
Седые аксакалы в ауле рассказывали, что эта история произошла давным-давно. Тогда, когда всем Миром правили славные Ханы величественного Востока. Работники Минкульта и энтузиасты-любители записывали эти седые легенды, и каждый раз удивлялись тому, что место действия описываемых событий легко перемещалось из Святого Согда в Хорезм и даже… на Северный Кавказ! Но старцы в чапанах клялись, что встреча мудреца Ирфана и Пастуха Якубжана произошла именно в их родных краях, и что старые стены Самарканда были свидетелями этой древней истории…
* * * * *
Мудрейший Ирфан уже собирался уходить из сада в свои покои, когда внезапно услышал за дувалом тяжелые шаги, а затем и стук в кованые ворота. «Кто бы это мог быть в сей полуденный час, когда жаркое марево способно выжечь все живое на земле, убивая плоть сухим колючим воздухом?» — так подумал старик и, запахнув халат, поправил пояс и направился по каменной дорожке к калитке.
Стук старого бронзового кольца о полотно двери повторился вновь.
«О нетерпеливые сердца! Кому понадобился старый Ирфан?» — негромко проговорил он. Прихрамывая на левую ногу и стараясь не оступиться, он отворил тяжелый засов…
Перед ним стоял молодой человек. Лицо его было обожжено солнцем и покрыто въевшейся пылью песков пустыни. Кожа его казалась высохшей, как ветхий лист пергамента. Ни бурдюка с водой, ни походного заплечного мешка у путника не было…
Арык, бежавший перед воротами, обдал край одеяния гостя брызгами воды, которые мгновенно высыхая на палящем солнце, застывали на платье мелкими цементными точками.
— Мир тебе, незнакомец! — проговорил Ирфан.
Гость также обменялся с хозяином священным приветствием, поднеся руку к сердцу и поклонившись. Оба стояли некоторое время молча… Ирфан наблюдал за гостем, не выказывая нетерпеливого любопытства. Что-то во внешности путника насторожило старика и будило в нем смутные воспоминания о пророчестве Учителя — Булат Гири. Предчувствие чего-то особенного… очень важного в жизни самого Ирфана уже поселилось в сердце седого старца.
— С чем ты пришел к нам, чужестранец? Дорога была слишком длинною и опасною для того, чтобы беспокоить старого Ирфана пустыми вопросами… Месяц пути — не слишком ли дорогая плата за совет или ответ на праздный вопрос?
Путник слегка шатался. Его обветренные губы что-то неслышно прошептали. Ирфан догадался, что далее медлить и донимать гостя расспросами не имело смысла. Усталый путник, казалось, уже валился с ног.
— Входи же с миром!
Странник и старик направились к дому через сад. Хозяин хлопнул в ладони, что-то наказал прислуге…
Статная немолодая женщина средних лет, скрывая лицо платком, вынесла на дастархон пиалы, чайник и лепешки. Тут же появились белые сырные шарики, фруктовый сахар и… прохладная вода. Прильнув к чаше, путник жадными глотками пытался напоить обезвоженное тело. Затем он вытер лицо и губы платком.
— Спасибо тебе, старец! — промолвил он. — Ты прав, я добирался до тебя слишком долго. Но не месяц или два… а годы! Годы минули с того дня, когда я решился на встречу с тобой. Прости незваного гостя, который отважился обратиться к тебе за помощью и даже с просьбой о… чуде!
После этих слов чужестранец достал из-за пазухи кожаный мешок для монет. Кошель казался вполне увесистым и полным денег.
— Здесь… здесь полновесные золотые! Они для тебя, не обижай отказом, отец! Прими их как благодарный жест от назойливого гостя!
— Что ж, я возьму гостинец! Сердце-вещун уже полно ожидания трудной и… непростой работы. Но пока ты еще не проронил ни слова! Зачем ты здесь и что за просьба, говори! Тут нет лишних ушей, все свои! Нойля! — крикнул он. — Жена, позаботься о том, чтобы нам не мешали! И распорядись: вечером у нас будет трапеза в честь гостя. Сдается мне, что наш путник не настолько прост, хоть и напоминает нищего странствующего дервиша..
— Я не дервиш. Я — простой пастух! Ты прав, я не из ваших мест…
— Ты кашгарец? Назовись, простой… пастух!
— Якубжан мое имя. Из рода… хасар.
— Да, давно я не бывал в ваших восточных краях. Что привело тебя в мой дом? Неужели мое имя еще не забыто и даже известно у границ самой Поднебесной? Послушай, уж не старик ли Данияр направил тебя ко мне? И почему он сам не попытался помочь тебе в твоей просьбе? Странно!.. Итак, я весь внимание и слушаю тебя, Якубжан!
И пастух начал свой рассказ…
— Прости, Учитель, но коротко сказать я не могу.
Начну сначала…
Всем нам Святое Небо при рожденьи завещало
Пороков и Страстей отмерить поровну!
И так, чтоб каждый это бремя нес до смертного Одра,
Благодарив Отца
За справедливость
О проекте
О подписке