Глава 3

Миры. Первые ощущения их существования, подозрения, приходят к нам с первыми потерями. Когда из нашей, казалось бы, полной и неделимой жизни, вдруг мерцающими звездами выпадают прекрасные и завершенные сюжеты. Ты обнаруживаешь их в своей памяти, случайно, и тебя восхищает их законченность и красота. Ты играешь с ними, словно с прекрасными бриллиантами, переливающимися под светом воспоминаний. Ты удивляешься их красоте, тому, что они были твоими, что были созданы тобой, но ледяным холодом тебя остужает, вызывает страх осознание их недоступности, их чуждости. Ты вдруг понимаешь, что потерял их давным-давно, навсегда, что не можешь их вернуть. Украсть? Но это невозможно. Эти миры, бриллианты, потеряны навсегда. Подарены ли кому-то, близкому или далекому, отданы ли за бесценок – вернуть их невозможно.

Мы терзаем и виним себя за то, что потеряли их и, зная лишь единственную дорогу к ним, снова и снова продираемся через наши воспоминания.

Но почему нам просто не принять это открытие как великий праздник, и само существование этих миров как признак того, что мы больше не бесплодны, что мы можем создать что-то завершенное, что-то прекрасное. Разве то, что наше создание настолько совершенно, что больше не нуждается в нас, может омрачить этот праздник?

Но это так сложно и вряд ли по силам настолько молодому человеку, каким я был тогда, до смерти напуганному осознанием того, что все, что у него есть, было дано взамен, и он, не подумав, просто так, обменял драгоценности своего детства, прекрасные, сказочные, яркие миры на новый, незаполненный ничем, пустой мир этой съемной одинокой комнаты, даже не подозревая, что лишается их навсегда. И обмен не провести вспять, не найти того, кто забрал себе все эти сокровища. И я думал, что был обманут, бесчестно обманут, и винил себя в этом, осознавая, что за все, что мне дадут впредь, также придется платить, и был уже вполне готов обменять доставшиеся мне развалины, недостроенный мир, практически на что угодно, но понимал, что никто много не даст мне за него и вряд ли получится, не достроив, не доделав, обменять его на другой, лучший мир, разве что обманув кого-то, но этого мне совсем не хотелось.

* * *

Как надоело мне все это, столько проблем, вопросов, моя сущность рассеяна на тысячи частей. Все, что есть в этом городе, цепляется, путается с моей судьбой, что-то требует от меня. Надоело.

– Побыстрее на посадке, – попросил уставший голос. Закрылись двери, и вечерний троллейбус плавно заскользил по зимним улицам. Каждый новый день он, неуступчивый оппонент в споре, уверенно отвозит сомневающегося меня куда-то, куда мне совсем не хочется, но не переспорить его, не найти аргументов, ведь простого «не хочу» недостаточно, так нас учили.

Все эти пьяные пассажиры, ругающиеся с кондукторами. С ненавистью кричащие друг на друга среднего возраста пары, с презрением и вслух припоминающие друг другу все недостатки и недочеты текущего дня. Потом они замолкают и едут дальше, вместе, в свой безрадостный дом, что с опаской ждет их в темноте и нищете, видимо «не люблю» тоже не достаточно в этом мире. Надеюсь, что окажется достаточным: «люблю», «мечтаю», «хочу». Как бы я хотел проверить. Но что я хочу? О чем мечтаю? Что я люблю? Так я и ехал, мысли бессвязно сменялись одна за другой. В промороженном окне быстро мелькали улицы, огни автомобилей, магазины, я почти засыпал, мне мерещились странные очертания каких-то далеких желаний, мечтаний, страхов. И все это оседало снежным настом в моем сознании, заносило меня с головою, так что было даже не пошевелиться, я постепенно согревался, но ехать было еще очень долго, казалось, что бесконечно.

Все это я, это и есть я, странный сгусток воли, проблеск сознания, объединяющий в некий клубок бессмысленный хаос этого мира. Небольшой ураган, налетевший на этот несчастный город и поднявший в небо, на метр восемьдесят от земли безжизненный мусор и все, что только попалось ему на пути.

Все это я, это и есть я, как бы ни было противно, только из этого сора и состою, из работы, скандалов, обязанностей, встреч с друзьями, случайных знакомств, страха опоздать, попыток найти ее.

Каждое подобное путешествие и каждый из моих дней казались мне бесконечными, или я просто не замечал, как они, завершившись, сменялись новыми, в точности такими же. Мой скучающий дом с надеждой и нетерпением ждал меня до позднего вечера, все еще помня нашу с ним былую тихую счастливую жизнь. Он еще не совсем осознал те перемены, что происходили со мной, я и сам не до конца все это понимал, но мне уже было не до него. Этот город поглощал меня, врастал в меня каждой улицей, каждым зданием, каждым днем. Запутывал, связывал меня, и казалось, что уже не вырваться: духовные связи, деловые связи, порочные связи, родственные связи, дружеские связи, связи обязательств.

Я удивился, как легко и неожиданно в один из дней отсекла их все задраившаяся дверь самолета. Так просто и бесцеремонно она остановила целую толпу моих обязательств, мыслей и проблем, до последнего преследовавших и провожавших меня, советующих что-то. «Провожающих не пускаем», – и все мое прошлое, тысячи вариантов придуманного будущего, все, что мучило меня и не давало покоя в этом городе – исчезло. Весь этот шум затих, и я остался наедине с самим собой, лишь легкая дорожная сумка в руках, в которой и так много всего лишнего. Больше ничего у меня нет.

– Приветствуем вас на борту комфортабельного авиалайнера. Наше путешествие по маршруту «холодный, старый безжизненный город» – «сказочный и волшебный южный остров» будет проходить на высоте 10000 метров над уровнем кристально чистого голубого моря.

Свобода – казалось, что я в первый раз увидел ее. Прекрасная незнакомка, она сама нашла меня, немного испуганного и расстроенного, обняла своими нежными руками, шептала мне о прекрасном будущем, о чудесных островах, я влюбился в нее. Сразу. Впервые. Я дышал ею. Мне казалось, что она состоит из того же прохладного пара, воздуха, что и проплывающие облака в иллюминаторе. «Я всегда буду свободен», – повторялось у меня в голове. «Не обещай мне этого, это не в твоих силах быть всегда со мной…», «Я всегда буду свободен!», «Всегда буду чувствовать твою нежность, любить тебя, жить ради тебя!» «Я сделаю тебя несчастным. Я не должна. Забудь обо мне». Она поцеловала меня. И я, счастливый, заснул в ее объятьях. Она положила свою голову мне на плечо и прошептала: «Я люблю тебя».

Меня разбудило мягкое прикосновение. Симпатичная стюардесса дотронулась до моего плеча и вежливо улыбнулась, попросив пристегнуться: воздушные ямы. Никого не было рядом, я совсем один. Не сезон. Самолеты летают полупустые. Лишь какая-то пожилая пара через два ряда от меня, уже пристегнувшись, смотрела в иллюминатор, и еще через кресло сидел средних лет человек. Больше никого нет. Все приснилось?

* * *

Как нас легко смутить, как мы просто сдаемся и отказываемся от самых очевидных воспоминаний, от мечтаний, от своего счастья, как много нам надо доказательств и как мало в нас веры, что никакие доказательства не помогут. Может, именно из-за этого мы прозябаем в духовной нищете, когда величайшие богатства встречаются нам на пути, но у нас не хватает смелости сделать их своими, просто поверить в них. Но это же настоящая жизнь, единственная и настоящая, как можно не верить в нее? Я ощущаю презрение к себе, когда понимаю, что опять усомнился. «Я всегда буду помнить тебя, верить в тебя, жить ради тебя!».

Мужчина с соседнего кресла в белом пиджаке, бледный, словно уже десять лет не видел солнца, с расстегнутыми верхними пуговицами на рубашке и пепельными короткими волосами позвал стюардессу.

– Виски.

Он выглядел странно, его глаза неестественно блестели. Он нервничал. Грел в руках принесенный симпатичной молоденькой стюардессой стакан, лишь прикасаясь к нему губами, даже не наклоняя его, вдыхая его запах и смотря в одну точку перед собой.

– Что-нибудь вам принести? – неожиданно обратилась та же молоденькая стюардесса ко мне, в очередной раз проходя мимо наших мест.

– Горячий чай?

– Кончено, одну минуточку.

Я поставил чай на подставку в подлокотнике, пить его почему-то совсем не хотелось. Я думал о свободе, я искал в своей предыдущей жизни хоть какие-то ее следы, признаки существования. Я пытался вспомнить эти ощущения от ее слов и прикосновений. Неужели ее не было? Неужели ее нет? Все приснилось? Я чувствовал, словно теряю какие-то несметные сокровища, с каждой неправильной мыслью удаляюсь от них, теряю всё большие деньги, словно проигрываю в казино.

Чтобы хоть как-то отвлечься, не разориться до конца, уже лишившийся выигрыша, но еще не всех своих сбережений, я решил покинуть игру и подумать о чем-то другом, мой взгляд после долгого скитания по ничем не примечательным пассажирам опять привлек обладатель этого странного белого пиджака, так методично рассматривающий уже третий подряд стакан с виски. Он казался преступником, мне представлялось его опасное прошлое, бегство от властей, самолет, дарящий ему новую жизнь, забрав все, что было до этого – хорошего и плохого. Может, для кого-то кажущийся нечестным обмен, но для него – самый лучший вариант: бросил прошлую жизнь, оставшись не только без вещей, но даже без имени, без всего. Оставил только свою сущность, все отдал в обмен на свободу. И лишь контрабандой, тайком, перевозящий с собой самые прекрасные воспоминания, именно в них он сейчас погружен. Опасность, побег – все эти мысли захватили меня. И мне опять везло, и я выигрывал снова и снова: «Я буду всегда с тобой, свободен». Хотя, может, он был простым клерком, убегающим на неделю от надоевшей монотонной однообразной работы и законной, но нежеланной жены, и в этом лишь весь его конфликт с законом, и как бы он ни боялся, вряд ли ему грозит хоть сколько-нибудь серьезное наказание. И даже не одиночная камера – самое страшное, что ему предстоит, в случае если его поймают, но одинокая комната в съемной квартире, впрочем, с правом на нечастых вечерних или ночных посетителей. Мне хотелось виски, и сердце радовалось и замирало, когда самолет крылом зачерпывал облака, но каждый раз он умудрялся не утонуть, не пойти ко дну, всплывал, и сердце опять билось, ожидая нового погружения. Через три часа полета он, наконец, нырнул в очередной беспросветный белый омут. Капитан объявил о посадке и попросил всех пристегнуться.

Еще через двадцать минут самолет мягко коснулся асфальтовой посадочной полосы и долго ехал по ней, пока не остановился. Молоденькая стюардесса с грустью вышла попрощаться с пассажирами, будет опять ждать, может, кто-нибудь ее спасет от этих бесконечных перелетов. Задраенная дверь самолета медленно, со скрежетом открылась, впустив горячий южный вечер неизвестного мне нового мира и мое новое будущее, ждавшее меня у самого трапа. Я же чувствовал себя незнакомым дальним родственником, напросившимся на визит, и очень скромно, не зная, что ожидать, шагнул к нему навстречу. Люди, что прилетели со мной, словно играя в прятки, исчезли в холлах аэропорта. За колоннами ли, в его коридорах – от своего будущего ли или от прошлого прячутся?

В любом случае они знают, что нужно делать, гораздо лучше меня и знают, куда идти и, может быть, и мне нужно было поверить в их опыт, и я так и рассчитывал сделать – после выхода из самолета пристроиться за кем-нибудь, знающим, чтобы он меня вывел прочь из незнакомого аэропорта, но образчика уже не найти, и вместо этого приходится на ощупь искать выход. Не прятаться, а, наоборот, притягивать к себе лишнее внимание своим вопросительным неправильным английскими и многочисленными, многократно повторяющимися передвижениями.

Но вот какой-то сжалившийся сотрудник аэропорта все-таки показал мне выход. И я, вырвавшийся из плена холодного северного города и перелетевший через океан, память о чем, несмотря на многочисленные блуждания по местному аэропорту, все-таки сохранилась, спокойно ждал, пока угрюмый таможенник рассмотрит мои документы и откроет передо мной стеклянную дверь в этот незнакомый мне мир. Новое будущее было рядом, оно дергало меня за руку, торопилось, ему не терпелось показать мне город, отель, рассказать все, выпить вина, познакомить со всеми, оно было совсем не такое скромное, как я.

– Давай быстрее, господи, нас столько всего ждет там! – кричало оно мне.

– Смотри, интересно, она в наш автобус? – одобрительно отзывалось оно об очередной прилетевшей на отдых красавице.

* * *

Туристическое путешествие на южный остров. Всего 7 дней, эконом класс, в турфирме говорили, что будет мало времени, ничего не успеешь посмотреть, предлагали скидки. Я тоже так думал, боялся, завидовал, жалел. Семь южных дней оказались целой жизнью – огромный, бесконечный и божественный мир, созданный мною. Он и сейчас существует, словно какая-то часть моего сознания просрочила визы, нарушила все законы, спряталась, бросила все и осталась навсегда в нем.

Здесь все постоянно, и завтрашний день похож на вчерашний, но яркие южные звезды никогда не перестают удивлять и восхищать, это один из бесконечных и безмерных источников вдохновения, как море, как твоя единственная женщина, которую безумно сложно найти. Бриллианты звезд самыми сокровенными желаниями, спелыми яблоками падают нам под ноги, и мы лишь любуемся ими, не подходя слишком близко, у нас здесь и так все есть, мы все нашли, а что-то новое может потребовать от нас отказаться от чего-то уже имеющегося. Мы видим свое отражение в утреннем море, и впервые за многие годы оно нам нравится, нам не за что упрекать себя, не о чем жаловаться и нечего жалеть.

Они слишком хороши для нас, эти миры, признаю, и нам приходится быть идеальнее, лучше, чем мы на самом деле есть, и это отражение – не совсем мы, и прекрасные истории, происходящие здесь, тоже не совсем наши. Но если мы можем быть лучше, чище, свободнее, чем бываем обычно, может быть, мы на самом деле такие и есть? И случайный проблеск на пыльной дороге – настоящая золотая монета, и яркий секундный просвет в облачном небе – настоящее солнце?

Божественные, идеальные миры, полные бриллиантовых звезд и счастья.

* * *

Они ожидают волну, затаившись, медленно подплывают к ней, и когда вода со всей силы подбрасывает их, вздымаясь вверх, уже ничего не остается, кроме как вскочить и нестись со всей скоростью, прочь, пытаясь удержаться, устоять на своей доске для серфинга. Волна словно огромное морское чудовище, лениво сбрасывающее в очередной раз забравшихся на его хребет назойливых людей. Отогнало прочь и успокоилось на время. Самое популярное увлечение на здешних пляжах, не считая, конечно, мирного возлежания в объятиях раскаленного солнца на деревянных шезлонгах и бесполезного созерцания, чем я и был занят уже второй час подряд.

– Яблочный чай! – пытается привлечь внимание расслабленно загорающих на пляже услужливый официант. Я на мгновение перевел взгляд на этого пожилого араба, осознал его предложение и поднял руку.