Глава 3
“Нефтяное проклятие”

Лучше бы мы открыли воду!

Шейх Ахмед Заки Ямани, экс-министр нефти Саудовской Аравии

Через 10 лет или 20 лет вы увидите, что нефть приведет нас к краху

Хуан Пабло Перес Альфонсо, экс-министр нефтяной промышленности Венесуэлы

В 1985–1986 гг. мировые цены на нефть упали в несколько раз. И все-таки СССР рухнул не из-за игры на понижение на нефтяном рынке.

Хорошо сказал об этом Булат Окуджава на своем последнем концерте в Париже 23 июня 1995 г. Он прочел это короткое стихотворение:

 
Вселенский опыт говорит,
Что погибают царства
Не оттого, что труден быт
Или страшны мытарства…
А погибают оттого,
И тем больней, чем дольше,
Что люди царства своего
Не уважают больше…
 

Кризис советской экономики, приведший к распаду СССР, то, когда и в каких формах он разворачивался, – все это было тесно сопряжено с развитием событий на нефтяном рынке. Итак, почему случилось так, как случилось? Разумеется, первым делом появились конспирологические объяснения произошедшего. Однако я своими глазами видел, каким невероятным сюрпризом для американских властей было крушение Советского Союза, каково было их потрясение, и не верю в достоверность подобных конструкций.

Но если предположить, что версия “об умысле” верна, то получается еще хуже. Тогда придется говорить о низком интеллектуальном уровне, безответственности и предательстве национальных интересов со стороны нескольких поколений советских властей, поставивших экономику и судьбу страны в зависимость от решений, принятых США – государством, которое воспринималось как главный потенциальный враг.

СССР был не первой и не единственной богатой ресурсами страной, которая столкнулась с тяжелым кризисом, связанным с труднопрогнозируемыми изменениями цен на экспортируемые ею важнейшие сырьевые товары. Чтобы понять произошедшее в Советском Союзе в конце 1980-х – начале 1990-х гг., важно проанализировать суть проблем, связанных с колебаниями сырьевых цен, то, как они влияют на экономику стран-экспортеров. А это довольно долгая история…

§ 1. Испанский пролог

Классический пример воздействия крупного потока доходов, связанных с добычей сырьевых ресурсов, на национальную экономику – развитие событий в Испании XVI–XVII вв., после открытия Америки. Освоение месторождений золота и серебра, введение технологий, позволяющих разрабатывать их эффективно, по стандартам того времени, – все это привело к беспрецедентному в истории росту поступления драгоценных металлов в Европу.

За 160 лет, между 1503 и 1660 гг., в Севилью было доставлено 16 тыс. т серебра. Запасы этого металла в Европе возросли втрое. За тот же период ввоз 185 т золота увеличил европейские ресурсы этого металла примерно на 20 %^[142]. Данные о поступлении драгоценных металлов в Испанию приведены на рис. 3.1.

Рост предложения золота и серебра в условиях еще медленно растущей европейской экономики приводит к резкому – по стандартам общества, привыкшего к стабильности цен, – удорожанию товаров^[143]. В Испании, куда в первую очередь поступают драгоценные металлы, цены растут быстрее, чем в остальных европейских странах (рис. 3.2). Это обстоятельство делает испанское сельское хозяйство неконкурентоспособным. Кастилия на многие десятилетия становится крупным импортером продовольствия^[144]. Кризис испанской текстильной промышленности также является результатом аномально высокого уровня цен в Испании, связанного с притоком драгоценных металлов из Америки.

Рис. 3.1. Общий объем импорта драгоценных металлов в Испанию в 1503–1650 гг.

* В постоянных ценах 1580 г.

Источник:расчеты по: Hamilton Е. J. American Treasure and the Price Revolution in Spain, 1501–1650. Cambridge: Harvard University Press, 1934. P. 34. Индекс цен взят из: Flynn D. О. Fiscal crisis and the decline of Spain (Castile) //The Journal of Economic History. 1982. Vol. 42. P. 142.

Рис. 3.2. Динамика уровня цен в Испании (Кастилии-Леоне) в 1503–1650 гг., средние значения по пятилетиям

Примечание. Цены 1580 г. приняты за 100 %.

Источник: Flynn D. 0. Fiscal crisis and the decline of Spain (Castile) // The Journal of Economic History. 1982. Vol. 42. P. 142.

В конце XVI в. жалобы на дороговизну товаров в Испании становятся массовыми. Кортесы эту тему обсуждают неоднократно. Звучат предложения полностью запретить вывоз испанского текстиля даже в испанские колонии в Америке. Дороговизна продовольственных товаров и текстильных изделий подталкивает к мерам, направленным на ограничение роста цен. Те, в свою очередь, – к дефициту. Либерализация импорта продовольствия и текстиля в Испании становится неизбежной.

Гонсалес де Сельориго, анализировавший экономические проблемы Кастилии, связывает их с последствиями открытия Америки. В 1600 г. он пишет, что влияние потока золота и серебра парализовало рост инвестиций, развитие промышленности, сельского хозяйства и торговли, доказывает, что открытие Америки было несчастьем Испании^[145]. Фламандский ученый Юстус Липсиус в 1603 г. пишет своему испанскому другу: “Завоеванный вами новый мир завоевал вас, ослабил и исчерпал вашу прежнюю храбрость”^[146].

Роль связанных с драгоценным металлом рентных доходов в бюджете испанской короны середины XVI в., поначалу скромная, постепенно увеличивается. Явным это становится со времени открытия и освоения месторождений серебра в Потосе. Эти доходы не зависят от Кортесов. Они расширяют свободу действий правительства в использовании финансовых ресурсов. К тому же американские золото и серебро кажутся надежным обеспечением займов, которые охотно предоставляют международные банки.

В соответствии со стандартами времени более половины бюджетных поступлений корона направляет на военные нужды. Американские золото и серебро – база внешнеполитической активности, направленной на защиту католицизма, обеспечение господства Испании в Европе. Оно позволяет финансировать череду дорогостоящих войн.

В конце XVI в. приток драгоценных металлов из Америки сокращается. К 1600 г. наиболее богатые месторождения серебра исчерпаны^[147]. Рост цен также снижает доходы испанского бюджета в реальном исчислении. Между тем испанская корона приняла на себя крупные обязательства по взятым кредитам. Это основа вереницы банкротств, ставших со второй половины XVI в. характерной чертой испанских финансов. Государство объявляет о неплатежеспособности в 1557, 1575, 1598, 1607, 1636,1647, 1653 гг.^[148].

Как нередко бывает, реакция властей на экономические проблемы, связанные с колебаниями ресурсных доходов, неадекватна. Запрещение испанским студентам учиться в иностранных университетах, введение ограничивающих торговлю монополий, повышение налогов на экспорт шерсти, таможенные пошлины, взимаемые на границах частей королевства, – все это неэффективный способ мобилизовать ресурсы для финансирования военных предприятий^[149].

Выясняется, что имперские обязательства легко принять, но от них трудно отказаться, когда это становится необходимым. В 1609 г. Испания под влиянием нарастающих финансовых трудностей была вынуждена заключить перемирие с Голландией. Через 10 лет становится ясно, что этот шаг бюджетных проблем не решил. Операции голландцев на море, их нападения на испанские суда и колонии требуют финансирования вооруженных сил в масштабах не меньших, чем во время войны.

Первый министр Испании (с 1621 по 1643 г.) Оливарес, современник и соперник кардинала Ришелье, пытается провести либеральные реформы (упорядочить налоговую систему, сократить бюджетные расходы и численность государственного аппарата), ограничить власть олигархов, имевших доступ к государственным доходам^[150], восстановить величие империи. Он компетентен, не коррумпирован и работоспособен. Всего этого недостаточно, чтобы разрешить противоречие между расстройством государственных финансов и необходимостью финансировать военные действия, призванные сохранить империю. В 1631 г., поняв неразрешимость поставленных задач, Оливарес произносит свою знаменитую фразу: “Если великие завоевания этой монархии привели ее в такое печальное состояние, можно с достаточной долей уверенности сказать, что без Нового Света она была бы более могучей”^[151].

К 1640 г. испанская корона утратила свои европейские владения вне Пиренейского полуострова, оказалась на грани потери контроля над Астурией, Каталонией и Арагоном. В сентябре 1640 г. Оливарес пишет: “Этот год можно считать самым несчастным для монархии за все время ее существования”^[152]. Все это при том, что до 1643 г. испанская армия не проиграла ни одного крупного сухопутного сражения.

История Испании XVI–XVII вв. – пример державы, которая пережила крах, не потерпев поражения на поле брани, но рухнула под влиянием непомерных амбиций, основывавшихся на таком ненадежном фундаменте, как доходы от американского золота и серебра. То, что происходило с государствами, могущество которых зиждилось на притоке доходов от добычи природных ресурсов, в XX в., в том числе с нашей страной, – хорошо известно.

§ 2. Ресурсное богатство и экономическое развитие

Проблемы, с которыми столкнулась Испания в XVI–XVII вв., были известны в конце XVIII – начале XIX в., в канун старта современного экономического роста. И все-таки долго казалось аксиомой, что ресурсное богатство, обеспеченность страны запасами важных для индустриализации полезных ископаемых, обилие плодородной земли – важный и позитивный фактор развития. Опыт XX в. показал, что эти взаимосвязи, увы, сложнее и драматичнее.

Между 1965 и 1998 гг. душевой ВВП в таких богатых ресурсами странах, как Иран и Венесуэла, сокращается в среднем на 1 % в год, в Ливии – на 2 %, в Кувейте – на 3 %, в Катаре (1970–1995 гг.) – на 6 % в год. В целом в странах – членах ОПЕК душевой ВВП в 1965–1998 гг. снижался на 1,3 % в год на фоне среднегодового темпа роста в 2,2 % в странах с низкими и средними душевыми доходами^[153].

На протяжении последних десятилетий появилось немало работ, посвященных влиянию ресурсного богатства на экономическое развитие. Точно определить, что такое ресурсное богатство, непросто. Одни авторы определяют его как долю сырьевых ресурсов в экспорте, объеме валового внутреннего продукта, другие – как площадь территории, приходящейся на одного жителя страны. Важно, что независимо от определения результаты исследований оказывались близкими^[154]. Они демонстрируют статистически значимую негативную корреляцию между долгосрочными темпами экономического роста и ресурсным богатством^[155]. Попросту говоря, наличие природных богатств не только не гарантирует государству будущего процветания, но, скорее всего, осложнит путь к таковому.

Типичный пример из этого печального ряда, один из многих, – Нигерия. Крупные нефтяные месторождения здесь были введены в эксплуатацию в 1965 г. В течение последующих 35 лет совокупные доходы от добычи нефти, если исключить платежи международным нефтяным корпорациям, составили примерно 350 млрд долл. (в ценах 1995 г.).

В 1965 г. душевой ВВП был равен 245 долл. К 2000 г. он остался на том же уровне^[156].

Исследователи спорят о том, какой из факторов, связанных с ресурсообеспеченностью, создает наибольшие препятствия на пути динамичного экономического роста^[157]. Однако набор рисков, связанных с ресурсным богатством, хорошо описан^[158].

Природные ресурсы, связанные с ними возможности извлечения рентных доходов позволяют властям очередной “ухватившей бога за бороду” страны наращивать бюджетные поступления, нимало не озабочиваясь повышением общих налогов^[159] (см. табл. 3.1).

Таблица 3.1. Доля нефтяных доходов в суммарных доходах бюджета в Венесуэле, Мексике и Саудовской Аравии в 1971–1995 гг. Средние значения по пятилетиям (%)

Источник: Расчеты по данным: Auty R. М. (ed.). Resource Abundance and Economic Development. Oxford: Oxford University Press, 2004 (Мексика, Саудовская Аравия); Salazar-Carrillo J. Oil and Development in Venezuela during the Twentieth Century. Praeger Publishers, Westport, CT, 1994 (Венесуэла).

Это означает, что у властей предержащих нет необходимости налаживать долговременный диалог с обществом – налогоплательщиками и их представителями. Тот исторический диалог (ведущий к компромиссу), который только и прокладывает русло формирования набора институтов, ограничивающих произвол власти, обеспечивающих гарантии прав и свобод граждан. Благодаря этому трудному диалогу создаются правила игры, позволяющие запустить механизм современного экономического роста^[160]. Вот и получается, что шансы на создание системы сдержек и противовесов (популярнейший в ельцинское время, а ныне вышедший из моды комплекс понятий), надежных институтов, позволяющих ограничивать коррупцию и произвол властей и чиновничества, у населения в богатых ресурсами странах меньше, чем в тех, которые подобными ресурсами обделены^[161].

Атмосфера тут создается другая. И климат другой. Салтыков-Щедрин классически описал эту атмосферу:

Когда делили между чиновниками сначала западные губернии, а впоследствии Уфимскую, то мы были свидетели явлений поистине поразительных, казалось бы, УЖ НА ЧТО ЛУЧШЕ: УРВАЛ КУСОК КАЗЕННОГО ПИРОГА И проваливай! Так нет, тут именно и разыгрались во всей силе свара, ненависть, глумление и всякое бесстыжество, главной мишенью для которых – увы! – послужила именно та неоскудевающая рука, которая-то и дележку-то с той специальной целью предприняла, чтоб угобзить господ чиновников и, что само собой разумеется, положить начало корпорации довольных^[162].

Оценки качества национальных институтов, вырабатываемые международными организациями, субъективны. Но все они показывают, что между показателями политических свобод, гражданских прав, качеством бюрократического аппарата, практикой применения закона, с одной стороны, и ресурсным богатством – с другой, есть сильная негативная корреляционная зависимость^[163].

Распределение доходов, генерируемых в экономике стран, богатых ресурсами, зависит от дискреционных решений органов власти^[164]. Это стимулирует конкуренцию не в том, кто произведет больше качественной продукции с минимальными издержками, а в умении давать взятки чиновникам, увеличение того, что А. Крюгер в своей классической работе назвала административной рентой^[165]. К тому же ресурсное богатство повышает риски политической нестабильности, связанной с борьбой за перераспределение рентных доходов^[166].

Даже в высокоразвитой демократической Норвегии доля экспорта в ВВП оставалась неизменной со времени открытия месторождений в Северном море. Рост экспорта нефти по отношению к ВВП компенсировался сокращением вывоза других товаров. Из стран – членов ОЭСР в этот период подобное развитие событий характерно лишь для еще одной богатой ресурсами страны – Исландии, в экспорте которой половину объема составляла рыба^[167].

Эта проблема разрешима. Есть богатые ресурсами страны, в которых сложилась демократия налогоплательщиков, постепенно трансформировавшаяся в демократию всеобщего избирательного права с эффективными, малокоррумпированными бюрократиями. США, Канада, Австралия, Норвегия – наглядные тому примеры. Однако это страны, в которых демократические механизмы формировались веками, где политические институты были достаточно эффективными и устойчивыми, чтобы справиться с вызовом ресурсного богатства^[168]. Есть и государства, не имеющие долгосрочной демократической традиции, сумевшие эффективно управлять ресурсным богатством (Ботсвана, Чили, Малайзия, Маврикий)^[169]. Но, как показывает опыт, создать демократические установления там, где велика роль природной ренты, труднее, чем в странах, где этот фактор риска отсутствует.

Проблема, связанная с природным богатством, в том, что рентные доходы ресурсного сектора осложняют развитие иных секторов экономики. Она подробно описана на примере влияния открытых в 1960-е гг. в Голландии крупных месторождений газа на обрабатывающую промышленность этой страны и получила название “голландская болезнь”^[170]. Собственно, Голландия справилась с ней удачнее, чем большинство других богатых ресурсами стран. Это не стало основанием для изменения закрепившегося термина. На деле эту болезнь с тем же успехом можно назвать “венесуэльской”, “нигерийской”, “индонезийской” или (в последние годы) “российской”^[171]. Если говорить о сырьевых товарах, не являющихся топливом, то ее с тем же правом можно назвать “замбийской” или “заирской” (медь), “колумбийской” (кофе).

Суть “голландской болезни” в том, что рентные доходы сырьевых отраслей стимулируют рост заработной платы и издержек в прочих отраслях национальной экономики (статистическая зависимость уровня национальных цен от ресурсного богатства убедительно подтверждена^[172]). Секторы, продукция и услуги которых сталкиваются с международной конкуренцией, становятся неконкурентоспособными как на внутреннем, так и на внешнем рынке и вынуждены сокращать производство^[173]. Отсюда риски формирования экономики, которая все в большей степени зависит от колебаний цен на сырье.

Характерная черта богатых ресурсами стран – недостаточное внимание к развитию образования. Причины этого неочевидны, но многие исследователи связывают это со своеобразием структуры спроса на рабочую силу, предъявляемого добывающими компаниями^[174]. Быть может, это связано еще и с психологическими характеристиками возникающих в этих странах элит, о которых писал Салтыков-Щедрин: временщики не думают о будущем, а образование – это вложение в будущее.