– Если возражений, и предложений нет, так я и напишу, что двое после окончания срока, уезжают из части. Остальные остаются служить до конца срока, а потом идут служить по контракту, – заключил разговор Василий.

– Нет, я не решил, как быть. Мне мать писала, что дядя Миша ждёт меня к себе жить. Он один остался. Служит в церкви хозяйственником. Говорит, что может без конкурса определить учиться в духовную семинарию. Видимо мать ему писала о моих пристрастиях к библии. Сейчас общество лицом повернулось к богословам, и почему не попытать счастья. А то в какой институт не сдашь экзамен и пропадёт год бесполезно. Выучусь на попа. Попадью заимею. Там хорошо. Ни снег, ни ветер не досаждают, а то я сильно не люблю зимние холода, да снега, – с запозданием отозвался Сергей Тихонов.

– Ладно, пока трое из нас не идут на контрактную службу. Вольному – воля. Я считаю, что хороша жизнь, если она складывается по желанию. И давайте впредь поступать так, как велит душа. Так, кажется, говорил нам наш участковый. Я ему об этом напишу и от вас ему за науку спасибо передам.

– Годится, пиши, да там, в конце письма место оставь. Мы распишемся потом.

– Я письмо на столе оставлю, после прочтёте, да на почту отнесите. Мне скоро на смену идти.

Александр Владимирович письмо получил и был очень доволен. За время службы со многими односельчанами отношения испортишь. Потому как на добрые мероприятия участкового не приглашают в семьи; разве, что с хорошим настроением с информацией приходиться выступать на Совете ветеранов, да начальник перед днём милиции поздравит с праздником, да наградит, да вот жена все душевные болячки убирает с души. Она вот уж, сколько лет всем племянникам и всей родне организовывает проведение дней рождения. В такой компании и душой отходишь, и напряжение спадает. Всё больше убеждаешься в том, что она это делает не столько для именинника, сколько, чтоб отвлечь мужа от грязных дел, которыми ему приходиться заниматься на службе. И в будние дни в кругу семьи она старается сохранять добрую, интеллигентную атмосферу. Это её главное качество и достояние и как учителя местной школы, и как тонкой натуры женщины. Непонятно, сколько сил ей приходиться тратить, чтобы не устроить скандал и истерику, как некоторые супруги, когда его вызывают из застолья на разбор семейных скандалов, драк и воровских разборок в колхозе или у фермеров. Криминальный мир стал жестче: там дважды не предупреждают, выговор не объявляют, вся их жизнь строится на деньгах и убийствах. И делается это так скрыто, что невозможно, не только предотвратить, но даже раскрыть убийство, и определить убийцу. Суды требуют неопровержимых доказательств, свидетелей, да чтобы убийца сознался в содеянном преступлении. А где ты таких убийц найдёшь, чтобы покаялся при обыкновенной беседе. А силовые приёмы сейчас запрещены, будто законы написаны в защиту убийц. А, что родственники с ума сходят от горя, дети сиротами остаются и нужду мыкают, так это, вроде ни кого и не касается. Сколько горьких дум передумаешь после дознания убиенных и убийц. Да, что же это творится! А как убийцу найдут, и до суда дело доведут, а его или совсем оправдают, или отпускают под заявление о не выезде, или в места поселения отправляют. Стоит жене пожаловаться на мужа, что тот её обматерил, так его судят и наказывают за оскорбление личности и чувства собственного достоинства. А убийца на свободе и продолжает страх на людей наводить, и громкие скандалы в кругу милиционеров вспыхивают. А сколько милиционеров покинули свою работу, да звания лишились. С милиционера спрос. А с убийцы нет спроса. Он на свободе и ни перед кем не отчитывается за отнятую жизнь ребёнка, отца, деда, родственника. Политики ораторствуют о свободе и демократии, и видимой защите прав. А защиты прав на жизнь ничего и не предлагают: а что есть, это только фикция, тот фиговый листик, чем скрывается и закрывается свобода криминала. Да, и мы милиционеры порою боимся даже браться за раскрытие убийств, а, сколько сомнительных дум ты переживёшь, на сколько лет постареешь и за свою жизнь, и за жизнь жены и детей своих. Они же ближе к душеньке твоей, чем чужой тебе убитый и убийца. Но, ведь, не откажешься ты от порученного тебе дела по раскрытию преступления – работа твоя такая, куда деваться. Кому-то и эту опасную работу надо делать. Долг, должность у тебя такая. Конечно, такая работа, но в заднем уголке твоего мозга скрыто и больно шевелится, хоть и маленькое, чувство страха и за себя, и за близких тебе людей; им тоже жить хочется. А каким же характером нужно обладать, чтобы преодолеть такое чувство, да воздать должное убийцам. Здесь мало одного закона, хотя и он нужен. А если закон не позволяет совершить справедливость, то, что тогда делать? Или оставить всё как есть, или ждать когда появится справедливый закон, или этот закон обойти и совершить справедливость??? Но, чтобы это сделать нужно каким характером обладать, какую же силу воли нужно иметь и применить свою задумку на самом деле; чтобы де-юре, стало де-факто. Нет! Ни мне, ни нашему поколению эту работу не осилить. Мы послушные, мы законопослушные, мы почитаем, законы охотнее, и исполняем, и подчиняемся им, нам нельзя их нарушать. И когда мы соблюдаем законы, и страдаем за неточное исполнение, люди закрывают на нас глаза. А стоит только ошибиться, как сразу шум поднимут. За подвиги никто спасибо не сказал, разве, что начальник объявит устное поощрение. А ну как ошибись, так все закричат благим матом, клясть начнут за ошибку. А спросить бы у них: – «А вы, что ошибок не допускаете?» Почему же ты вчера, когда я тебе пьяного мужа подобрал под забором, и домой доставил, промолчала. А сегодня твоего недоросля поймал за кражей козы у соседа. И велел оплатить ей стоимость животного. Так ты вой вон, какой подняла. По этой козе получилось самое лёгкое раскрытие. Когда пришёл в пригон, из какого была украдена коза, то услышал звонок сотового телефона, прислушался, да пригляделся, и заметил аппарат. Поднял аппарат, стал слушать и определил того, кто украл, и того, кто ждал в условленном месте. Так мать, нет, чтобы сына проучить, так ещё и меня «отлаяла» на чём свет стоял. Эх, сколько дум передумаешь. Сколь слов сам с собой переговоришь. А всё никак проблемы не кончаются и не уменьшаются. И закрадывается сомнение: сюда ли я пришёл, этим ли делом занимаюсь, правильно ли работаю? А стоит ли так много об этом думать и себя терзать, и сердце надрывать своё молодое. А оно вон уже и знать о себе стала давать. Жена уж и капелек припасла. И таблеточек накупила. Всё на столике в спальне нашей держит. Да в рабочем костюме уж обнаружил; кстати, во время пригодились. А возможно и зря я так переживаю? Дотянуть бы до пенсии, да заняться бы домашним хозяйством. На рыбалку с тестем стал бы ездить. Да жене бы больше внимания уделял по хозяйству. А то только начнёшь, что ни будь помогать, а тебе тут же и вызов. И извиняться уж надоело перед женой. И от вызова не откажешься. А почему столько преступлений совершается в обществе? Из-за того, что законы мягкие? Дедушка мой рассказывал., как соседский парень попался в войну с украденной овцой, так его посадили в тюрьму, а от туда он пришёл еле живой, и через неделю помер от истощения и массой воспалительных болячек. Все смотрели на него и зарок себе давали – не красть. А одна тётечка аборт сделала и власти узнали. Так её и другую тётю, что ей делала аборт, срок дали по пять лет. Так по возвращении они тоже не долго пожили. Так другие, глядя на них, или сильно таились, или рожали суразят: кому охота было гнить живьём в тюрьме? А сейчас само государство идёт навстречу таким женщинам, в больнице прерывают беременность. Сложно разобраться в государственной политике. Ну, а всё-таки, что же получается? Чем гуманнее закон и мягче наказание, тем больше совершается преступлений. И преступления совершаются всё наглее и жестче. Убийства совершают всё извращённее, безжалостнее, хуже зверей. Так, что теперь государству опять возвращаться к ужесточению наказаний? Но, ведь мы же идём не к дикому обществу. А туда, где преобладает гуманность, человеколюбие, уважение к жизни своего соотечественника, к жизни и праву жить на свете такому же человеку, как и ты, убийца. Мы все завидуем жизни европейских государств, их цивилизации, их высоко – человеческому свойству и качеству самого разумного существа на земле – ЧЕЛОВЕКУ. Ну, так, и где же выход? Политики толкуют, что ужесточение наказания ведёт к увеличению преступлений. И, что тогда нам тут делать? Ждать когда убийцы поумнеют и сделаются гуманнее, добрее и перевоспитаются. Или делать жизнь надо более-комфортнее, чтобы убийцам не оставалось, или, во всяком случае, уменьшилось причин к совершению преступлений и в частности убийств. А комфортные условия делать нужно всем, всем работать. Но это ведь так понятно, и понимают это отлично, и кто работает, и кто не хотят работать, а совершают преступления. Их, что, общество должно содержать комфортно, а они будут бездельничать и ухмыляться и ерничать над трудолюбивыми членами общества. Рабочие такой нагрузки долго не вытерпят. И если в обществе не появится лидер, который возглавит и организует революционный переворот в обществе, или будет вершить правосудие сам, тайно, и справедливо. Хотя это правосудие будет неграмотным, грубым, простым до абсурда по оценке юристов и законодателей. Но если только такое явление зародится в обществе, оно даст непременно ощутимый результат, эффект будет поразительный. И это уже будет не заслуга государства, а заслуга, хоть и грубая, и неграмотная, будет принадлежать отчаянному кругу рабочих, которые не за награды и ордена будут делать такую кровавую работу с убийцам: просто по велению души и отчаянному сознанию, к которому принудила и привела их жизненная отчаянная необходимость. Не приведи, господь, если это будет самопроизвольное и стихийное явление, без лидеров и партий. Непонятно и невозможно будет с кем вести борьбу с противозаконностью. Нельзя государству допустить такого явления в нашем таком демократическом обществе. Неужели преступники не понимают, что гуманные законы приняты для восприятия в ум себе и поэтому для воспитания в душах своих таких же чувств и гуманного мышления. Должны же знать, усвоить и руководствоваться, в своей такой короткой жизни, изречением: как ты отнесёшься к людям, так и люди отнесутся к тебе. Или, это, что? До глухого не докричишься, хоть глотку порви! Независимо от нашего мышления общество развивается по своему закону. И не замедлить, ни ускорить его развития кто-либо не в силах. А для чего же тогда революции и перестройки, и реформы? Но, а тогда, как понимать, что материя первична, а сознание вторично? Значит, комфорт в жизни ликвидирует преступность? А комфорт каждый понимает по-своему. Кто-то доволен, что у него есть на столе чашка щей и кусок хлеба. А другому мало вагонов хлеба и прибыли его капитала. И нет предела человеческому хочу, хотя многие ограничены человеческому могу.

– Хватит, Саша, себя изводить, – прервал свои раздумья участковый, – мы с тобой государевы служащие, наша задача стоять на страже государственных законов. Мы самые законопослушные люди в обществе. Появятся новые служащие. Будут думать по-своему, и работать по-другому. Не нам их судить, время покажет, какие будут люди, и как они будут работать.

– А, что же я напишу ребятам в ответ? Если напишу то, что думаю, это будет непозволительная роскошь. А если солгу, это будет непозволительная глупость. Не буду я их учить уму-разуму. Вон они, какие эрудированные и грамотные. Хорошо хоть смена намечается приехать, Иван честный и обходительный парень, только характером мягкий. Тут нужно тверже характер иметь. Ничего, поработает, руку набьет, научится. Полгода с ним поработаю и перееду в отдел. Конечно и там не рай работа, но хоть не каждый день на вызов бежать надо.

Послышался из спальни голос жены:

– Саша, ты уже поднялся? Принеси воды, я встану, и печь затоплять начну.

Она распахнула шторы на двери в зале, увидела сидящего за столом мужа, сокрушённо добавила:

– А, ты, что не ложился? Всю ночь так и просидел? Что, отчёт составляешь? Или, что ещё?

– Да ничего особенного. Письмо вот от ребят получил. И ответ им написал. У тебя там есть свободный конверт? Я запечатаю, да адрес напишу, а потом и за водой схожу.

– Где-то был, посмотрю сейчас.

Дальше жизнь пошла своим обычным чередом. Пока жена готовила завтрак, Александр принёс воды. Накормил кур, дал сена корове. Прогрел машину и выгнал её за ворота. Зайдя в комнату, помог детям собраться в школу и после завтрака, они сели в машину, и отправились в центр села. Здесь мать с детьми ушла в школу, а Александр сначала опустил письмо в почтовый ящик у здания почты, а после зашёл в здание сельской администрации.

После нового года со службы вернулся домой Попов. Через месяц отпуска он с Александром прибыл в Отдел, и там оформили Ивана учеником участкового, и уже через три месяца его оставили работать самостоятельно. А Александра перевели в ОВД района, как и обещали в ОБЭП.

И уже летом, на втором году службы Александр получил письмо от ребят. Василий писал: – «Здравствуйте, Александр Владимирович! Мы получили от вас письмо, за что огромное спасибо. Но ответ мы задержали, так как решили дать ответ после, как выполним ваши рекомендации. И вот теперь мы с чистой совестью можем сообщить, что кроме Ивана, Сергея, и Славы, мы остались служить по контракту ещё на один год. Нас всех девять ребят перевели на Дальний Восток. Также служим на границе. Нам сообщили, что по новому положению, служба по контракту на границе будет зачтена в стаж работы в органах. Так, что мы тут ничего не теряем. Наоборот, для нас это выгодно. Мы хотели пригласить в наш спортивный зал специалистов-спортсменов восточных единоборств. Но нам не разрешили, а подсказали, что в городе существует такая спортивная секция, но на платной основе. Плата небольшая, составляет половину нашего денежного пособия. И мы согласились платить. И вот теперь в свободное от дежурства время посещаем эту секцию. Мы, конечно, резко отличаемся от гражданских спортсменов выучкой и физической силой. Поэтому занятия идут успешно и руководство нами довольно. Обещают включить нас на Олимпийские соревнования среди городов дальнего востока. И если кто из нас одержит победу и получит награду, тому потом присвоят и вручат чёрный пояс восточных единоборств. Сейчас усиленно готовимся и в спортивной секции, и в части, и в перерывах, и на утренней гимнастике. В общем, в любое свободное время. С городскими спортсменами мы справляемся без особого труда. Если выберете время, напишите, как там и где служат наши друзья на гражданке. К новому году у нас заканчивается служба по контракту и придётся определяться с устройством на гражданке. Можно бы и тут устроиться. Да нам всем не нравится здешний климат. У нас в Сибири воздух чище, и свежее, и суше. А тут сырость постоянно. Нам не нравится. Хотим приехать домой, и все изъявляют желание устроиться работать в органах. Мы так сдружились, что не знаем, как и поступать. Ведь не могут нам представить работу в одном РОВД. А расставаться нам бы не хотелось. Вот мы и обращаемся к тебе, что ты нам посоветуешь, как нам быть?