Цитаты из книг автора «Ефим Курганов»

Тут-то и оказывается необходимым и даже незаменимым анекдот, и вот почему. В анекдоте ведь совершенно не важно, как на самом деле было. В анекдоте в первую очередь важно, что так могло бы быть. МОГЛО БЫ…

Ю. М. Лотман в последней своей статье так определил эту особенность Гоголя, писателя и человека: Мышление Гоголя как бы трехмерно, оно все время включает в себя модус: «а если бы произошло иначе». Вообще это «а если бы» является основой того, что в творчестве Гоголя обычно называют фантазией»

Формулу анекдота-небылицы (лживой истории) можно определить как невероятное реальное происшествие. Рассказчик-враль занят предельно достоверной подачей фантастического: чем невероятней рассказываемая им история, тем сильнее рассказчик пробует убедить, что так все и было в действительности. На этом парадоксе как раз и строится пикантность и острота анекдота-небылицы. Суть его отнюдь не в обмане.

Особую актуальность этот анекдот мог иметь после петербургского наводнения 1824 г. Шуточный куплет Пушкина дает первую в его творчестве вариацию на тему о памятнике Петра, исчезнувшем со своего места. Анекдот, соответствующий по своему содержанию второму пушкинскому куплету, есть в рукописном сборнике середины девятнадцатого столетия «Забавные изречения, смехотворные анекдоты, или Домашние остроумцы»:Один приезжий из-за границы рассказывал в гостях при дамах, что в Германии весьма строго наказывают за воровство.– Я не утверждаю, – прибавил он, – но мне говорили люди очень верные, что в Мангейме недавно повесили одного вора за то, что он украл несколько яиц.– Как, его повесили за яйца? – вскричала удивленная дама. .

П. А. Вяземского: В трескучий мороз идет он (Д. Е. Цицианов. – Е.К.) по улице. Навстречу ему нищий, весь в лохмотьях, просит у него милостыни. Он в карман, ан нет денег. Он снимает с себя бекешу на меху и отдает нищему, сам же идет далее.На перекрестке чувствует он, что кто-то ударил его по плечу. Он оглядывается. Господь Саваоф пред ним и говорит ему:– Послушай, князь, ты много согрешил, но этот поступок твой один искупит многие грехи твои; поверь мне, я никогда не забуду его![54].Если игнорировать детали, то структура этого анекдота такова. Действующие лица: путник и бродяга. Общая обстановка, характеризующая ситуацию: сильный мороз, бродяга замерзает. Специфика действия: путник не может дать денег, и тогда он снимает свою верхнюю одежду (бекешу, шубу, тулуп), звучат слова вечной благодарности, даже Божье благословение.Именно эта сюжетная структура и заинтересовала Пушкина и подтолкнула к определению главного мотива «Капитанской дочки», только он еще более заострил всамделишность ситуации при всей ее неожиданности: Бог Саваоф убран, и максимально развернута тема ответных даров: бродяга показывает, что он и в самом деле не забыл оказанной ему милости, когда погибал от стужи.Так что «остроумный вымысел» Д. Е. Цицианова вполне мог быть учтен Пушкиным при работе над «Капитанской дочкой».И в любом случае феномен «русского Мюнхгаузена» представлял для А. С. Пушкина живейший интерес. Наиболее полный свод анекдотов Д. Е. Цицианова можно найти в книге «Русский исторический анекдот от Петра Первого до Александра Третьего» (СПб: Пушкинский фонд, 2017).

Интересующий нас анекдот был зафиксирован в «Старой записной книжке»

На самом-то деле роман Пушкина вышел не из сказки, а из анекдота, и анекдота совершенно конкретного. Причем у этого анекдота есть свой реальный автор. Это знакомец наш, Дмитрий Евсеевич Цицианов, хоть он, создавая его, опирался на книги о бароне Мюнхгаузене.

Такова сюжетная канва книги. Ее многократно комментировали и пытались как-то объяснить. Источник пушкинского романа находили и в рассказе малоизвестного прозаика Н. Страхова «Благодарность», и в романе Загоскина «Юрий Милославский». Однако чаще всего выводили сюжетную основу «Капитанской дочки» из традиций волшебно-сказочного повествования. Между тем в том, что совершили путник и бродяга, нет ничего сказочного, хотя много неожиданного.

Роман «Капитанская дочка» – самое крупное прозаическое произведение Пушкина, доведенное автором до конца, отшлифованное и обработанное. Главный сюжетный нерв этого текста, несомненно, заключается в мотиве чудодейственной благодарности.

Отметим, что все эти произведения не просто ориентированы на анекдот как на неожиданный, забавный, пикантный случай, – они насквозь анекдотичны, пародийно-шутливая стихия буквально пронизывает их. И цициановский рассказ, нашедший отражение в «Домике в Коломне», является пусть всего лишь эпизодом, но эпизодом достаточно симптоматичным, точно вписывающимся в образно-сюжетный контекст поэмы.