Глава 2

Осознав, что Cosmopolitan устроит любую пакость, только бы устранить меня (если не срабатывает даже чудовищный гандикап в виде маржи размером в 3 пункта и премии в полтора), и что ни при каком раскладе они не захотят связываться со мной, я принял решение отправиться в Нью- Йорк – там была возможность играть в бакет-шопе от фондовой биржи. В Бостоне, где брокерские конторы снимали котировки с тикерной ленты, я себя не видел. Моим желанием было очутиться поближе к эпицентру событий. В 21 год я, забрав всю имевшуюся наличность – две с половиной тысячи долларов, отправился в Нью-Йорк.

Вы уже знаете, что в двадцать лет я был обладателем 10 тысяч и поставил их на акции Американской сахарной компании. Но все же мои операции не всегда заканчивались выигрышем. Моя система игры была хорошо продумана и чаще вела к прибыли, чем к потере денег. Следуя своему плану торговли, я был в плюсе в 70 % случаев. Даже можно сказать, что я едва ли не всегда оказывался прав, если перед игрой убеждался в абсолютной верности своей тактики. Только, увы, иногда мне недоставало извилин опираться на самим же придуманный порядок работы – вступать в игру лишь при стопроцентной убежденности в том, что все факторы на моей стороне и послужат выигрышу. На тот момент я еще был далек от понимания: всему свое время. По той же причине, из-за своей «всеядности», прогорают на Уолл-стрит люди, которых глупыми или бездарными никто бы не назвал.

Находятся, конечно, полные болваны, умудряющиеся напортачить во всем и всегда, но есть и такие олухи на Уолл-стрит, которые убеждены: заниматься торговлей надо непрерывно изо дня в день. Вряд ли можно найти человека, видящего здравый смысл в продаже или покупке ценных бумаг каждый день или располагающего необходимыми знаниями для того, чтобы из раза в раз разумно выстраивать свою игру.

Эту истину я подтвердил личным примером. Когда я работал с телеграфной лентой, опираясь на собственные прогнозы и выкладки, я оказывался в плюсе, но стоило мне безрассудно положиться на удачу, я терял деньги. Чем я отличаюсь от остальных? Да ничем. Когда вокруг все пропитано азартом: чудовищная доска со множеством котировок, тикерная лента, с треском вылезающая из аппарата, возбужденные клиенты, погруженные в игру, квитанции, в любой момент способные стать кругленькой суммой или бесполезной бумажкой, – невероятно сложно оставаться хладнокровным. Здравый смысл отступает. В конторах, где маржа невероятно мала, никто не задерживается надолго. Микроскопический сдвиг цены не туда, куда нужно, и ты выбываешь. Жажда не прерывать игру во что бы то ни стало, какая бы ситуация на рынке ни сложилась, привела не к одному банкротству на Уолл-стрит, случалось такое и с весьма опытными дельцами, с теми, кто уверен, что должен получать прибыль ежедневно, будто биржа обязалась выплачивать ему жалованье.

На тот момент я был неопытным юнцом, не понимавшим того, что усвоил через пятнадцать лет, когда полмесяца выжидал, не отрывая взгляда от котировок нужных мне ценных бумаг, пока их цена не выросла на три десятка пунктов и я не убедился, что покупать их можно без риска. В то время я остался без гроша в кармане и хотел взять реванш, поэтому мои действия должны были быть продуманы до мелочей. Мне необходимо было понимание полной правоты своего плана, что и заставляло меня выжидать. Произошло это в 1915 году, но подробности ситуации я обрисую позднее. А сейчас отправимся в 1900 год, когда я из- за собственной наивности предоставил шанс брокерским конторам здорово обобрать меня, чем они и воспользовались.

Жажда не прерывать игру привела не к одному банкротству.

Такое происходило со мной и до и после этого. Спекулянту на бирже не привыкать к борьбе с массой искушений, толкающих к банкротству. Так или иначе, я оказался в Нью-Йорке, имея за душой две с половиной тысячи.

У меня не было представления, какие брокерские конторы играют по правилам. Правоохранительные органы и сама биржа энергично воевали с ними, в итоге многие бакет-шопы закрылись. А ведь мне нужна была контора, где размах игры зависел бы только от размеров моего капитала. Тогда он был не велик, но я верил, что скоро изменю ситуацию. Самым важным было найти бакет-шоп, где игра велась по правилам. Вот я и пошел в фирму, относящуюся непосредственно к Нью-Йоркской фондовой бирже. У компании была контора и в моем городе, поэтому с несколькими менеджерами я был знаком. Сейчас фирма, о которой идет речь, давно накрылась. Игра моя в этом бакет-шопе была непродолжительна. У меня не вызывал доверия один из компаньонов этой компании, потому я выбрал контору А. Р. Фуллертона. Наверное, до него дошли слухи о моих прошлых достижениях, потому что вскоре и здесь ко мне вернулось прозвище «юный хват». На свой возраст я никогда не выглядел. С одной стороны, это было минусом, но с другой – дало опыт в умении постоять за себя, поскольку немало было тех, кто считал меня зеленым юнцом и хотел нажиться на этом. Клерки брокерских контор, наблюдая выигрыши юнца, объясняли их тем, что «бог дурака кормит». Другой причины для моих успехов они не находили.

Не успело пройти полгода с момента моего прибытия в Нью- Йорк, а я уже остался без гроша. Играл я бойко, меня считали любимчиком фортуны. Комиссионные я приносил со своих сделок тоже немалые. Кошелек мой понемногу толстел, но закончилось все крахом. Я старался избегать риска в игре, но все же иначе и быть не могло. И все из-за моих блестящих выигрышей в бакет-шопах!

Моя система несла прибыль в бакет-шопах только при ставках на изменение курса. Обязательным условием победы было наличие телеграфного аппарата. Во время покупки курс акций находился прямо передо мной – на доске с котировками. Еще до заключения сделки мне было известно, какую сумму надо отдать за акции. Продажу я тоже мог произвести за считаные секунды. Скорость моей реакции определяла, выиграю я или проиграю. Иногда пара мгновений решала, ждет меня успех или крах. Случалось, что я был абсолютно убежден: сейчас хотя бы на один пункт котировки изменятся. Этого хватало для того, чтобы я мог внести залог на один пункт, моментально получая стопроцентный выигрыш. Играя таким образом с сотней-другой акций ежедневно, можно было за месяц неплохо подзаработать.

Единственный существенный недостаток у такого плана был в том, что ни один бакет-шоп не жаждет регулярно лишаться наличных, даже если их у него в избытке. Игрок, взявшийся раз за разом обирать контору, не сможет бесконечно испытывать ее терпение.

Так или иначе, метод, обогащавший меня в бакет-шопах, у Фуллертона дал сбой. Тут не было сделок без покрытия, я на самом деле приобретал и продавал ценные бумаги. В конторе Cosmopolitan на телеграфной ленте я замечал, что цена сахарных акций 105 долларов, и мог предвидеть снижение их курса на 3 пункта. Только в то время, пока тикерный аппарат печатал цену акций Американской сахарной компании на ленте, настоящий курс на самой фондовой бирже мог упасть на 1 или 2 пункта. К моменту передачи моего распоряжения о продаже 1000 акций менеджеру конторы Фуллертона, находившемуся непосредственно в зале биржи, курс мог еще упасть. Пока у меня не оказывался на руках отчет клерка, я представления не имел, по какому курсу проданы мои акции. Там, где в бакет-шопе я мог получить три тысячи прибыли, в реальной брокерской конторе при бирже я не получал ни цента. Конечно, я сейчас описываю крайнюю ситуацию, но – хочешь не хочешь – приходилось признать: метод, отлично работавший в бакет-шопах и опиравшийся на тикерную ленту, для конторы Фуллертона не годился. Жаль, что времени на осознание этого ушло немало.

Выяснилось еще, что при продаже солидного пакета ценных бумаг идет давление на цену, она заметно опускается. Влияние моих операций на рынок не касалось меня, пока я играл в бакет-шопах. В Нью-Йорке же игра шла по другим правилам, поэтому я никак не мог добиться победы. Проигрывал я не оттого, что начал играть по закону, а из-за того, что был простаком. Да, я мастерски читал телеграфную ленту. Но здесь это не было залогом успеха. Я бы добился большего, если бы находился непосредственно на бирже. Кто знает, может, там я сумел бы приспособить свой метод к изменившимся условиям. Но даже если бы тогда у меня был тот размах торговли, который есть, например, сейчас, мой метод все равно бы не сработал, потому что не принимал в расчет влияние самих торговых операций с акциями на колебания их курса.

Одним словом, у меня еще не было полной картины законов игры на бирже. Отдельные весьма значимые детали мне были ясны, что и вело меня к победам. Но раз уж я при всем при этом не мог добиться успеха, стоило ли ожидать побед сосунку-новичку?

Достаточно быстро я сообразил, что где-то моя система дает сбой, но в чем именно, почуять пока не мог. Порой мой метод отлично срабатывал, а затем вдруг одна за другой сыпались неудачи. Напоминаю, мне тогда было лишь двадцать два. И причина здесь не в том, что я жестко придерживался своей системы и не пытался найти ее слабые стороны, – мало кому в молодости хватает знаний и опыта.

Работники Фуллертона были невероятно любезны со мной. Маржинальные ограничения не давали мне уходить в игру с головой, но и владелец конторы, и его служащие были до такой степени добросердечны, что за полгода активных торговых операций я не просто оставил здесь все, с чем приехал в Нью-Йорк, и все, что сумел накопить за это время, но даже оказался в долгах, заняв у конторы несколько сотен.

Вот так я, которого и взрослым-то трудно было тогда назвать, очутился в чужом городе без гроша за душой. При этом я был уверен, что дело не во мне, а в моей системе. Я хочу сказать, что глупо винить в чем-то рынок. С цифрами спорить бессмысленно. Обиды на рынок – бесполезное занятие.

Меня неудержимо тянуло снова вступить в игру, и я, не теряя времени, отправился к старику Фуллертону.

– Займите мне 500 долларов, – с порога обратился я к нему.

– Для чего?

– Они мне нужны.

– Для чего? – повторил он.

– Чтобы внести залог, конечно же, – ответил я.

– Пять сотен? – сдвинул он брови. – Ведь ты в курсе, что надо будет вносить 10 процентов маржи? На 100 акций – 1000 долларов. Давай я предоставлю тебе кредит.

– Не надо. От вашей компании мне кредит ни к чему. Я не собираюсь у вас играть. Я уже вам должен. Ссудите мне просто пять сотен, чтобы я сыграл где-то еще, раскрутился, а потом пришел обратно к вам.

– И какой у тебя план? – поинтересовался Фуллертон.

– Отправлюсь в бакет-шоп, – сказал я.

– Кто тебе мешает торговать здесь?

– Никто. Но здесь я вряд ли выиграю, а вот в бакет-шопах я успеха добьюсь, – стоял я на своем. – Мне там все понятно. И, по-моему, я догадываюсь, почему я даю маху в вашей конторе.

Старик Фуллертон выдал мне пять сотен, и я покинул контору, где, несмотря на свое новое, полученное уже здесь прозвище «гроза бакет-шопов», профукал все свои деньги. Дорога домой была для меня закрыта – там все конторы просто захлопнули бы передо мной свои двери. В Нью-Йорке бакет-шопы уже свое отжили, значит, Нью-Йорк тоже был не вариант. До этого мне рассказывали, что несколько лет назад на Брод-стрит и Нью-стрит бакет-шопы были на каждом углу. Но к моменту, когда я в них так нуждался, там не осталось ни одной конторы. В конце концов, прикинув варианты, я выбрал Сент-Луис. Поговаривали о двух крупных фирмах, которые проворачивали внушительные сделки на всем Среднем Западе. Значит, и выручки у них огромные. В нескольких городках рядом с Сент-Луисом были их отделения. Вдобавок я слышал, что ни одна компания Восточного побережья даже рядом не стояла с ними по масштабам бизнеса. Тайных делишек за ними не водилось, поэтому с ними не боялись вести дела и весьма заметные персоны. Вот туда я и отправился с заветными пятью сотнями в кармане, чтобы, раскрутившись в бакет-шопах, вернуться к Фуллертону, который, кстати, был членом Нью-Йоркской фондовой биржи, и снова играть в его конторе.

Обустройство в гостинице Сент-Луиса много времени не отняло, и я сразу занялся поиском бакет-шопов.

Без труда я нашел первый, принадлежавший Дж. Г. Долану, а затем и второй, владельцем которого являлся Г. С. Теллер. Играть я собирался очень аккуратно, опасаясь лишь того, что кто- то узнает меня и я окажусь на улице, поскольку во всех штатах были в курсе о моих «свершениях». Связь между бакет-шопами всегда отменно налажена, не хуже, чем между игорными домами. Контора Долана находилась в двух шагах, с нее я и решил начать. Мне хотелось верить, что у меня в запасе есть хотя бы пара-тройка дней до того, как меня раскусят и выставят за дверь. Войдя внутрь, я попал в огромный зал, где человек двести не отрывали взглядов от котировочной доски. Это было мне на руку – в такой толпе мала вероятность быть сразу замеченным. Слившись с остальными игроками, я стал наблюдать за котировками, отмечая их изменения, и в конце концов выбрал акции, с которых планировал начать торговлю.

Изучив зал, я подошел к стойке, где за окошком сидел менеджер, принимавший заказы и выдававший квитанции. Я обратился к нему:

– Скажите, я могу здесь сделать ставки на пшеницу и хлопок?

– Конечно, сынок, – улыбнулся клерк.

– А ценные бумаги приобрести тоже могу?

– Само собой. Были бы деньги.

– С этим проблем нет, – похвастался я, словно ребенок.

– В самом деле? – он весело поднял бровь.

– У меня есть 100 долларов. Сколько акций вы мне можете продать на них? – поинтересовался я, будто слегка обидевшись. – Если ты и правда располагаешь такими деньгами, то сто акций.

– Располагаю! 100 долларов! И двести есть! – для вида разгорячился я.

– Хорошо, – ответил клерк.

– Я хочу, чтобы вы купили мне две сотни акций.

– Две сотни, понятно. А каких именно?

Клерк начал говорить со мной по-деловому. Я, изображая неуверенность, вновь повернулся к доске с котировками и протянул:

– Давайте две сотни акций Omaha.

– Прекрасно, – ответил он.

Затем работник принял мои деньги, не забыв пересчитать их, и заполнил квитанцию, спросив под конец:

– Как вас зовут?

– Гораций Кент, – последовал мой ответ.

Получив квитанцию, я устроился среди других игроков, ожидая, когда цена на мои акции поднимется и я смогу прибыльно продать их.

Времени я не терял и за этот день успел провести несколько удачных операций. Следующий день был таким же успешным. За пару дней моя прибыль составила две тысячи восемьсот долларов. Я очень рассчитывал на то, что смогу всю неделю беспрепятственно играть. Результаты первых дней говорили, что шансы отлично заработать очень велики. Мне хотелось потом сыграть в конторе Теллера, а если и там все пойдет по плану, то к Фуллертону я вернусь с карманами, полными денег, и уж тогда смогу рассчитывать на успех.

Когда на третий день я очутился возле стойки клерка с желанием приобрести пять сотен акций B.R.T., он обратился ко мне:

– Мистер Кент, будьте добры, пройдите к мистеру Долану, он хотел встретиться с вами.

Сомнений не было – игре конец. Но я все же поинтересовался:

– А в чем дело?

– Извините, я не знаю.

– Где мне его найти?

– Мистер Долан у себя в кабинете. Вон та дверь налево.

Менеджер махнул рукой в сторону кабинета. Долан, удобно устроившись в кресле, указал мне на стул:

– Располагайтесь, Ливингстон.

Сомнений не оставалось – я раскрыт. Откуда он узнал обо мне? Не из книги ли постояльцев в отеле?

– И что же вам от меня надо? – поинтересовался я.

– Знаешь, сынок, лично у меня к тебе претензий нет. Вообще никаких. Улавливаешь?

– Не улавливаю, – ответил я.

Владелец конторы поднялся. Только тут я заметил, какой он крепыш. Долан, подойдя к двери, приоткрыл ее и призывно махнул мне рукой:

– Взгляни-ка, Ливингстон, – он указывал на игроков, собравшихся у котировочной доски.

– Взглянуть на что? – спросил я.