Кельтские жрецы знали разные способы для того, чтобы заглянуть в будущее. Они называли это «имбас» – «озарение». Считалось, что лосось способен наделять мудростью и даром пророчества. Вороны тоже могли говорить, если ты знал нужные заклинания и умел слушать. Даже обычные люди иногда слышали голоса моря. Однако самые посвященные обычно предпочитали обряд жевания. Некоторые друиды достигали дара предвидения, просто держа во рту собственный большой палец, но это была лишь быстрая замена одного из древних обрядов, известных человечеству, – обряда вкушения жертвенной пищи.

В тот день Ларине встал, тщательно умылся и надел плащ друида, сшитый из перьев. Потом некоторое время он провел за молитвой, стараясь очистить ум от всего того, что могло помешать ему получить послание богов, если те снизойдут до него. После молитвы друид отправился в маленькую хижину, где прошлой ночью подготовил все необходимое. Двое других друидов охраняли вход, чтобы никто не мог помешать священному ритуалу.

В хижине было почти пусто – только небольшой стол и три подставки. На первой стояла маленькая фигурка солнечного бога Дагды, на второй – фигурка богини Медб, покровительницы королевской Тары, а на третьей – Нуады Серебряная Рука. На столе в серебряном блюде лежали три полоски мяса. Разрешалось использовать мясо свиньи, собаки или другого животного, но Ларине выбрал собаку. По его знаку охранявшие его друиды закрыли дверь, и Ларине, постояв несколько мгновений в молчаливой молитве, подошел к блюду. Взяв первую полоску мяса, он тщательно ее разжевал, показал одному из богов и положил у двери. Повторив это еще дважды и выразив тем самым почтение каждому богу, друид прочел еще одну молитву. Потом он лег на пол, прижал ладони к щекам и закрыл глаза, готовясь принять послание.

Способов существовало множество, но цель и у друидов на западе, и у шаманов на востоке была одна: войти в транс, чтобы связаться с богами. Ларине лежал неподвижно. Тишины ничто не нарушало. Он полностью освободил свой разум. Неизвестно, сколько прошло времени, когда он вдруг почувствовал, что летит. Оторвался ли он от земли на самом деле, он не знал. Да это и не имело значения. Само его тело больше не имело значения. Он превратился в дым костра, в облако. Он парил.

Выйдя из транса, он подошел к двери и трижды легонько стукнул в нее. Двое друидов открыли дверь, и Ларине вышел. А потом отправился к королю.

– Я видел то место, – сообщил он. – Они там. – И он описал маленький островок с расщепленной скалой. – Но где это, на северном берегу или на южном, на западном или восточном, я не видел.

– Что-то еще можешь сказать?

– Я видел Фергуса, которого вел Нуада Серебряная Рука; он шел через море в лунном свете, чтобы поговорить с Дейрдре, пока та спала.

– Так он знает, где она?

– Это мне неизвестно. Возможно.

– Я отправлю к нему Финбара, – решил верховный король.

Лишь к вечеру Финбар добрался до Дуб-Линна. С ним были только возничий и верный пес Кухулин.

В дом он вошел решительно, хотя и с грустью в сердце. Провожая его, верховный король выразился предельно ясно:

– Финбар, ты уже потерпел неудачу, но я тебя пощадил. На этот раз наказания не избежать.

Они оба знали, почему король вдруг проявил такую милость. Когда их небольшой отряд вернулся после долгих поисков, вожди с таким жаром рассказывали об усилиях Финбара разыскать принца, что его наказание сочли бы королевским капризом и слабостью. Но на этот раз он не мог рассчитывать на поблажки. Он был один, а уважаемый друид весьма подробно описал место, где скрывается Конал. После того что случилось с урожаем, король больше не мог допустить неудачи.

По правде говоря, Финбар и сам после всех скитаний и тягот, что им пришлось перенести, уже начинал чувствовать раздражение при мысли о Конале.

Фергус приветствовал его очень радушно. Едва они вошли в дом, Финбар, даже не позволив старому хозяину предложить ему что-нибудь, сразу сказал – тихо, но твердо:

– Фергус, нам известно, что ты знаешь, где Дейрдре.

Однако, внимательно наблюдая за Фергусом, он мог бы поклясться, что вождь был искренен, когда печально посмотрел на него и ответил:

– Хотелось бы мне это знать.

Поэтому Финбар рассказал ему о видении друида и описал остров, который рассмотрел Ларине. И тогда Фергус понял, где его дочь.

– Я не знаю, где это, – сказал он.

– Значит, я останусь здесь до тех пор, пока ты не узнаешь, – заявил Финбар.

Фергус колебался, не зная, как поступить.

– Возможно, неподалеку есть похожий остров, – наконец сказал он. – Завтра можем поискать его.

Он велел принести еды и вина, и уставший после долгого пути Финбар сразу с наступлением темноты заснул. А когда все в поместье тоже погрузились в сон, Фергус тихо встал и вышел из дому. Закинув за спину небольшую, обтянутую воловьей шкурой лодку из ивняка, он быстро зашагал к переправе через Лиффи. Лошадь Фергус брать не стал, чтобы ненароком не разбудить гостей. Он направлялся к тому мысу, который так любила Дейрдре. Времени в запасе было немного, поэтому старый вождь торопился, даже иногда принимался бежать, хотя ему и мешал тяжелый груз за спиной.

На берег Фергус вышел поздней ночью. Высоко в небе висела убывающая луна, море было спокойным. Фергус бросил лодку в воду и добрался до островка, где и нашел Конала и Дейрдре, спавших в объятиях друг друга. Когда он разбудил их, Дейрдре радостно бросилась к нему на грудь. А Фергус, увидев, как живут беглецы и что его дочь ожидает ребенка, разрыдался.

Немного успокоившись, он быстро рассказал им о том, что случилось.

– Времени у вас только до утра, потом он вас найдет.

Но что же им делать?

– Вы должны уйти отсюда сейчас же, – сказал Фергус, но, взглянув на дочь, смущенно добавил: – Когда ты ждешь, Дейрдре? Бежать сможешь?

Конал думал об этом все лето. Ребенок должен был появиться не раньше середины зимы; Дейрдре чувствовала себя хорошо. Принц очень надеялся, что к тому времени они смогут перебраться за море, но его тайные вылазки вдоль побережья оказались бесплодными. За каждой гаванью продолжали зорко следить. Не однажды Конал думал, что Дейрдре следует вернуться домой. В конце концов, даже если ее обнаружат, не станет же король вредить беспомощной матери и младенцу? Но Дейрдре вернуться наотрез отказалась и вскоре нашла остроумное решение.

– Когда придет срок, отвези меня на берег. Я скажу старой вдове, что я падшая женщина. Она мне поможет. – Дейрдре улыбнулась. – А одинокий друид с острова, возможно, навестит меня.

– А потом?

– Потом, со временем, ты придумаешь, как нам убежать.

Конал находил этот план вполне осуществимым, но все же сомневался, и с каждым днем его сомнения росли. И вот теперь, не успев даже подумать, он словно со стороны услышал собственный голос:

– Если мне удастся увести Финбара, Дейрдре может остаться у тебя.

Какое-то время Фергус молчал. Глядя на бледное, встревоженное лицо дочери, он напряженно думал. Что будет с ним и его сыновьями, если обнаружится, что он скрывает Дейрдре? Хотел ли он на самом деле, чтобы любимая дочь вернулась? И вдруг, осознав, как мало он сделал для нее, Фергус устыдился.

– Дуб-Линн – ее дом, – сказал он. – И всегда им будет. – Потом добавил, взяв Конала за руку: – Ты должен увезти ее с острова к рассвету. Потому что утром мне придется повести Финбара вдоль берега. Когда он уедет, приведи ее в рат, ночью, и я найду способ ее спрятать.

Он заторопился в обратный путь, чтобы его отсутствия не заметили, сел в лодку и отплыл от острова.

Луна еще не добралась до горизонта, когда лодка подошла к берегу. Ступив на землю, Фергус быстро зашагал в сторону дома. Слева вздымался высокий темный горб мыса; ускоряя шаг, вождь вскоре добрался до подножия пологого холма, с которого уже виднелось широкое пространство залива. Остановившись лишь на несколько секунд, чтобы выровнять дыхание, старый вождь начал подниматься. Тропа была натоптанной, шагалось легко. Очертания холма четко выделялись на фоне звездного неба. Позади остались редкие кустарники и деревья.

Он уже подбирался к вершине, когда услышал впереди позвякивание сбруи и конский всхрап. Вождь остановился и вгляделся в растущие впереди кусты, из-за которых доносились звуки. И вдруг из темноты проступил чей-то большой силуэт.

Это была колесница. Она катила вниз по склону навстречу ему, а из колесницы раздался голос Финбара:

– Спасибо, Фергус, что показал мне дорогу.

Наконец она была готова. Небо еще сияло звездами, но на востоке уже появились проблески зари, и Дейрдре понимала, что медлить больше нельзя.

Она и так тянула сколько могла. Остров был ее святилищем, она чувствовала, что никогда уже не будет в безопасности, если покинет его. Конал говорил, что когда-нибудь они смогут вернуться сюда, но сбудется ли это? Она бросила на него взгляд. Конал стоял спиной к ней и молча смотрел на берег за проливом.

Их план был прост: перебраться на берег, уйти вглубь суши и спрятаться в лесу. Если Финбар явится проверить остров, он найдет лишь их маленькую хижину. Старая вдова скажет ему, что не видела там никого, кроме странствующего друида. И тогда он, никого не найдя, откажется от поисков и уедет. А что потом? Быть может, они действительно смогут вернуться в свое убежище. Или Дейрдре останется у отца. Или им все-таки удастся сбежать за море. Кто знает?

Она встала и подошла к Коналу. Он не шевельнулся. Она коснулась его руки.

– Я готова, – прошептала она.

Но Конал лишь покачал головой.

– Слишком поздно, – ответил он и показал на берег.

Дейрдре всмотрелась в темноту и увидела силуэт колесницы Финбара.

– Ох, Конал, я не могу туда вернуться! Лучше умереть! – воскликнула она.

Так они стояли и смотрели вдаль. Свет дня разгорался, море из черного стало серым, а темные очертания колесницы теперь четко проступали на фоне песка.

Наконец Конал сказал:

– Я должен пойти к нему.

Дейрдре как могла пыталась удержать его, и все же, когда свет на горизонте стал еще ярче, Конал сел в лодку и поплыл к берегу.

Он уже почти добрался до суши, когда Дейрдре увидела, как огненный край солнца поднялся над горизонтом, и вдруг поняла, что Конал нарушил второй гейс: он пересек море, когда солнце светило ему в спину.

– Конал! – закричала она. – Солнце!

Но если Конал даже и слышал ее, то не обернулся.

Финбар не двигался. Словно окаменев, он уже много часов стоял в колеснице. Так его и застал рассвет. И все это время его не покидала одна мысль: осталось ли в нем хоть что-нибудь от его прежней любви к принцу Коналу. Чувствует он печаль или в его сердце лишь разочарование? Ответа он не находил. Но он точно знал, что должен сделать, поэтому, возможно страшась своих чувств, намеренно ожесточился. И все же теперь, глядя, как лодка Конала приближается к берегу, он вдруг совершенно неожиданно испытал совсем другие чувства. Это удивило его.

Он сказал себе, что должен был догадаться обо всем еще в тот день, когда та старушка говорила ему, как сильно человек с острова похож на друида. Но то, что он увидел, поразило его в самое сердце. Когда Конал вышел из лодки и направился ему навстречу, Финбар не поверил собственным глазам. Он смотрел на выбритую голову Конала, на его простую одежду, и ему казалось, что он видит не принца, а саму его душу. Если бы Конал умер, а теперь вернулся с Островов блаженных, то наверняка выглядел бы именно так. Глядя на печальное лицо Конала, Финбар словно видел перед собой саму сущность того человека, которого он так любил. В нескольких шагах от колесницы Конал остановился и сдержанно кивнул.

– Конал, ты знаешь, зачем я здесь, – сказал Финбар внезапно охрипшим голосом.

– Напрасно ты приехал, Финбар. Добра от этого не будет.

И это все, что друг мог сказать ему?

– Уже больше года я ищу тебя, – взорвался Финбар.

– Что тебе приказал верховный король? – негромко спросил Конал.

– Доставить вас обоих обратно.

– Дейрдре не поедет, а я ее не оставлю.

– Это все, что для тебя важно – ты и Дейрдре?

– Похоже, что так.

– Значит, тебя не беспокоит то, – Финбар не сумел скрыть горечи, – что уже три года подряд урожай гибнет, что несчастные люди не умирают с голоду лишь благодаря помощи вождей и что все это – твоя вина, потому что ты опозорил верховного короля, своего дядю?

– Кто так говорит? – Конал как будто слегка удивился.

– Друиды, Конал, и филиды, и барды. – Финбар глубоко вздохнул. – И я тоже так думаю.

Конал задумчиво помолчал, прежде чем ответить, а когда заговорил, его голос звучал печально.

– Я не могу поехать с тобой, Финбар.

– Выбора нет, Конал. – Финбар показал на колесницу. – Ты ведь видишь, что я вооружен.

– Тогда тебе придется меня убить.

Это не было вызовом. Спокойно глядя на него, принц стоял неподвижно, словно ожидал смертельного удара.

Прошло несколько долгих мгновений. Финбар смотрел на своего друга. Потом, наклонившись, взял из колесницы три предмета и бросил их к ногам принца.

Это были копье Конала, его щит и сверкающий меч.

– Защищайся, – сказал Финбар.

– Не могу, – спокойно возразил Конал, даже не протянув руку к оружию.

И тут Финбар окончательно потерял терпение.

– Ты что, боишься сражаться? – закричал он. – Тогда мы вот что сделаем, Конал. Я буду тебя ждать у Плетеной переправы. Ты можешь прийти и сразиться со мной, как мужчина… и если победишь, уйдешь куда пожелаешь. Или ты можешь сбежать вместе со своей женщиной, а я вернусь к твоему дяде-королю и скажу ему, что позволил трусу удрать. Решай сам. – С этими словами он развернул колесницу.

Постояв еще какое-то время и не видя выхода, Конал подобрал свое оружие и грустно пошел вслед за Финбаром.

Место для схватки выбрали на травянистой полоске берега, недалеко от брода.

Перед битвой каждый кельтский воин совершал определенный ритуал. Прежде всего он снимал всю одежду; иногда, правда, рисовал на теле свой портрет синей краской. Однако гораздо важнее внешних приготовлений считалось подготовить к сражению свой боевой дух. Воины не шли в бой с холодным сердцем. Они разжигали себя с помощью грозных воинственных песен и устрашающих боевых кличей. Друиды кричали на врагов, обещая им поражение, воины осыпали их насмешками и оскорблениями, даже иногда швырялись грязью, а то и человеческими экскрементами, чтобы обескуражить их. Но самое главное – каждый воин должен был привести себя в особое состояние, что позволяло ему расширить границы владения собственным телом и придать ему такую ловкость и мощь, которую не могут обеспечить обычные кости и мускулы. Входя в такое состояние, он черпал силы не только от своих предков, но и от самих богов. Это было великое вдохновение воина, его боевая ярость, бешенство героя, прославленное поэтами.

Чтобы достичь этого, кельтский воин должен был выполнить определенные ритуальные движения, стоя на одной ноге, изгибая тело и искажая лицо, пока оно словно не превращалось в ожившую маску войны.

Финбар готовился по всем правилам. Согнув правую ногу в колене, он медленно изогнул тело, как будто оно было луком. Потом закрыл левый глаз, немного наклонил голову и, широко открыв второй глаз, устремил его на противника, словно хотел проткнуть того взглядом. Конал стоял совершенно спокойно, но Финбару показалось, что принц общается с богами.

– Несдобровать тебе, Конал! – выкрикнул Финбар. – Напрасно ты пришел сюда! Я – кабан, я растопчу тебя, Конал! Дикий кабан!

Конал молчал.

Они подняли с земли копья и щиты, и Финбар с огромной силой метнул свое копье в Конала. Бросок был безупречен. Именно таким броском он однажды пробил щит врага и пришпилил его к земле. Однако Конал отступил в сторону так стремительно, что Финбар почти не заметил его движения, и копье лишь скользнуло по щиту. А уже через мгновение в него самого полетело копье Конала. Оно мчалось прямо к сердцу Финбара. Будь на месте принца другой воин, Финбар оценил бы бросок как вполне сносный. Но он хорошо знал, на что способен Конал, если сражается в полную силу, и мысленно выругался, когда копье принца в треском вонзилось в его щит. И тут же, выхватив меч, Финбар ринулся на Конала.

Очень немногие могли сравниться с Финбаром в искусстве боя на мечах. Он был отважен, стремителен и силен. Когда Конал отступил под его натиском, он не мог сказать, сделал ли это принц намеренно или просто потому, что долго не брал в руки оружие. В воздухе раздавался лязг металла, летели искры. Противники дошли до края отмели. Конал продолжал отступать, скоро он стоял уже по лодыжки в воде. Неожиданно Финбар осознал, что ни на одном из них пока нет ни капли крови.

Чем сильнее он напирал, тем более таинственным образом Конал ускользал от него. Испустив боевой клич и бешено размахивая мечом, Финбар ринулся через воду. Он использовал все известные ему приемы. Но, как ни странно, его меч либо без всякого толка ударялся о меч или щит Конала, либо вовсе рубил пустоту.

Один раз, когда Конал опустил щит, а его меч взлетел в воздух, Финбар сделал стремительный как молния выпад – и снова ударил в пустоту. Как будто Конал на мгновение превратился в туман. «Я сражаюсь не с воином, – подумал вдруг Финбар. – Я сражаюсь с друидом».

Странная схватка продолжалась еще какое-то время, и кто знает, чем бы все могло закончиться, если бы волею судеб Конал не поскользнулся, наступив на камень. Финбар мгновенно нанес ему удар в предплечье. Конал упал и закрылся щитом, и Финбар полоснул его по ноге. Уже через мгновение Конал вскочил и отразил несколько следующих ударов, но теперь он прихрамывал. В воде рядом с ним расплывалась кровь. Он снова отступил, но Финбар понимал, что виной тому только его ранение. Сделав ложный выпад, Финбар снова застал Конала врасплох и ранил его в плечо. Они продолжали биться, нанося удар за ударом, но как ни искусен был Конал, Финбар чувствовал, что его противник теряет силы.

Он одолел Конала. Теперь он это знал. Окончательная победа лишь вопрос времени. Они обменялись еще парой десятков ударов, Финбар все напирал, плеща ногами в воде, покрасневшей от крови Конала. Принц начал промахиваться. Казалось, он вот-вот упадет.

И тогда у Финбара, уже готового торжествовать, вырвался крик.

– Только не думай, что я убью тебя, Конал! – Все разочарование прошедшего года, долгие годы зависти, которую он даже не осознавал, выплеснулись в этом крике. – Тебя свяжут, и ты пойдешь за моей колесницей вместе с Дейрдре, чтобы предстать перед королем! – С этими словами Финбар высоко занес меч и прыгнул вперед.

Он не видел, как мелькнул клинок. Меч Конала двигался так быстро, что охваченный яростью Финбар в первую секунду даже не почувствовал удара. Лезвие пронзило его грудь прямо над сердцем. Он нахмурился и словно в недоумении посмотрел на рану. А потом вдруг ощутил нестерпимую, саднящую боль. Горло и рот его наполнились кровью, он понял, что задыхается, и когда он рухнул в воду, все вокруг начало стремительно удаляться от него, словно бурная река. Он еще почувствовал, как его переворачивают, увидел лицо Конала, который смотрел на него с бесконечной печалью. Почему он так печален? Лицо Конала стало расплываться.

– Ох, Финбар… я не хотел тебя убивать.

Почему Конал так говорит? Он что, убит?

Финбар попытался что-то сказать смутному очертанию:

– Конал….

А потом глаза его широко открылись, и свет вдруг стал ослепительно ярким.