Читать книгу «Ипатьевская ночь» онлайн полностью📖 — Эдварда Радзинского — MyBook.
image

















Мошкин – веселый пьяница. Как только комендант за порог, Мошкин начинает блаженствовать. Из караульной комнаты звучит перенесенный туда рояль, песни под гармошку. Веселье идет полночи, гуляют стрелки…

А утром вновь в 9 утра появляется Авдеев. Нравится Авдееву его должность. Ни на мгновение не забывает бывший слесарь, кем он теперь распоряжается. Это его звездный час… Когда ему передают просьбы Семьи, отвечает: «А ну их к черту!» – и победоносно смотрит, каково впечатление стрелков. Возвращаясь из комнат Семьи, обстоятельно перечисляет в комендантской, о чем его там просили и в чем он отказал.

Комендант Авдеев, охранник Украинцев, некий «лупоглазый» – вот новые имена в царском дневнике. Они сменили – графа Витте, Столыпина, европейских монархов…

«22 апреля. Вечером долго беседовал с Украинцевым и Боткиным». А прежде он беседовал… с кем он только не беседовал!

«Вместо Украинцева сидел мой враг „лупоглазый“ (а прежде у него был враг – император Вильгельм). И здесь остановимся.

Уже заканчивая читать его предпоследнюю, 50-ю тетрадь дневника, можем подвести итоги: все, что истинно трогало, подлинно волновало его, все его внутренние бури только проскальзывают в отдельных фразах… Нет-нет, он умел прекрасно писать. Достаточно вспомнить его письма к матери или «Манифест об отречении…»

Просто таков стиль его дневника. И нам нужно научиться ощущать нашего героя сквозь кратко-равнодушные дневниковые строки.

Он был скрытен и молчалив… Он записывает разговоры с Авдеевым и Украинцевым про замазанные окна и столь же кратко, мимоходом, упоминает:

«Утром и вечером, как все дни здесь, читал соответствующие (места) Святого Евангелия вслух».

А это и есть главное.



«И в ту весну Христос не воскресал»

Их насильственный приезд в Екатеринбург совпал с днями Страстной Недели.

Приближалась Пасха 1918 года. Затопило кровью страну… «Россия, кровью умытая…»

В эти великие дни Страстей Господних, когда приближался час Его Распятия, вошли они в Ипатьевский дом. Для мистического героя нашего появление в Ипатьевском доме в такие дни полно смысла. Он должен был почувствовать трепет от грозного предзнаменования.



В это же время, на третий день Пасхи, из Москвы была выслана сестра царицы Элла. Вначале Эллу и ее Марфо-Мариинскую обитель новая власть не трогала. И она написала в одном из последних писем: «Очевидно мы еще не достойны мученического венца…» Ее любимая мысль: «Унижение и страдание приближают нас к Богу».

И вот начался ее крестный путь. На Пасху арестованную Эллу привезли в Екатеринбург. И она жила в том самом Новотихвинском монастыре, откуда вскоре будут носить еду Царской Семье. Но уже в конце мая Эллу сослали дальше – за 140 верст, в маленький городишко Алапаевск. Здесь собрали высланных из Петрограда Романовых: товарища детских игр Ники – Сергея Михайловича, трех сыновей великого князя Константина, и к ним присоединили сына великого князя Павла – 17-летнего поэта князя Палей.

На Пасху они получили от Эллы подарки. И, конечно, письмо.

Тема мученического венца – главная тема Эллы. Она не могла в эти дни не написать им об этом. Почитаемый Николаем и его отцом Иоанн Кронштадтский говорил в своих проповедях: «Христианин, претерпевающий бедствия или страдания, не должен сомневаться в благости и мудрости Божьей, и должен угадать, сколь можно, волю Божию, явленную в них… Да принесет каждый человек своего Исаака в жертву Богу…»

«Угадать, сколь можно, волю Божию, явленную в страданиях» – вот о чем он должен был размышлять в эти дни.

И с мыслями этими сомкнулось знаменательное событие, случившееся тогда же.

Из дневника: «6 мая… Дожил до пятидесяти, даже самому странно…»

Не так часто доживали Романовы до 50 лет. Мало жили цари из этой династии. И вот Господь даровал ему этот возраст… Зачем он дарует ему, отвергнутому собственной страной? И в эти же дни – видение только что отошедшей Пасхи, Страстной Недели…

Мученический венец?

Горит земля, пылают города, и брат идет на брата. И творит зло вверенный ему Богом народ. И он сам был при начале зла. Он помог его рождению?

Искупление?… Может быть, вся жизнь для этого? «Угадать, сколь можно, волю Божию!!!»

Медленно, одинаково тянутся дни, и медленное, упорное размышление «тельца»… Или агнца?



А что же Аликс?

Она проводит дни в палевой спальне среди замазанных известью четырех окон – в этом белом тумане – на кресле-каталке, с перевязанной головой (мигрень). Гулять царица выходит очень редко. Она грезит, читает святые книги, вышивает или рисует. И ее маленькие акварели разбросаны по дому.

Как презирает она этих людишек, которые смеют сторожить Помазанников Божьих! Но охранники ее уважают и даже боятся. «Царь – он был простой… И на царя-то он не очень был похож. А Александра Федоровна – строгая дама и как есть чистая царица!» (Так будут рассказывать потом их охранники.)

Она по-прежнему ждет освобождения. «Старец» защитит их, недаром возникло на их пути его село.

И действительно, легионы избавителей уже приближаются. Она знает, что вся Россия в огне. На севере, на юге, на востоке и на западе – Гражданская война.

И в своей переписке с девочками, в полушифрованных письмах в тобольский дом она пишет о «лекарствах, которые крайне необходимо им взять с собой в Екатеринбург». И хотя тобольские друзья умоляют оставить драгоценности в Тобольске в надежных руках и не возить в страшную столицу Красного Урала – она неумолима. Ибо верит – освобождение грядет. И потому драгоценности должны быть с ними.

И вот в Тобольске под руководством Татьяны (вечный «гувернер»!) нянечка Саша Теглева и ее помощница Лиза Эрсберг начинают подготавливать драгоценности к переезду: маскируют их. Драгоценности зашиваются в лифы: два лифа накладываются друг на друга и между ними вшиваются камни.

Бриллианты и жемчуга прячут в пуговицах, зашивают под бархатную подкладку шляп…



Но все драгоценности вывезти не удастся. Часть «романовских сокровищ» оставят в Тобольске у «преданных друзей». И через 15 лет после гибели Семьи они вновь возникнут…

Выписки из документов архива Свердловского ОГПУ (их передал мне загадочный человек, который еще появится в нашей книге под именем «Гость»):

«Материалы по розыску ценностей семьи б[ывшего] царя Николая Романова:

Совершенно секретно… В результате длительного розыска 20.11.1933 в городе Тобольске изъяты ценности царской семьи. Эти ценности во время пребывания царской семьи в Тобольске были переданы камердинером царской семьи Чемодуровым на хранение игуменье Тобольского Ивановского монастыря Дружининой».

Да, того самого монастыря, где они так мечтали жить.

«Дружинина, незадолго до своей смерти, передала их своей помощнице, благочинной Марфе Уженцовой, которая прятала эти ценности в монастыре в колодце, на монастырском кладбище и в ряде других мест».

Но, видимо, после закрытия монастыря, когда выгоняли монахов, стало негде Марфе прятать царские драгоценности. И, чтобы не достались они власти, убившей Царскую Семью, она и решается…

«В 1925-1929 годах М. Уженцова собиралась бросить ценности в реку. Но была отговорена от этого шага бывшим тобольским рыбопромышленником Корниловым, которому и сдала ценности на временное хранение».

Это тот Корнилов, в доме которого жила царская свита.

Но, видимо, то ли посоветовалась с кем-то Марфа о царских драгоценностях, то ли попросту проговорилась… Не поняла бывшая благочинная, что наступило новое время и нельзя советоваться с людьми в это время.

«Арестованная 15 октября с. г. Уженцова созналась в хранении царских ценностей и указала место их нахождения. В указанном месте ценностей не оказалось».

Все пыталась она спасти доверенные ей царские бриллианты. Но за нею, видимо, давно уже велась слежка.

«В результате агентурной разработки был арестован Корнилов В.М. Доставленный в Тобольск, Корнилов В.М. показал действительное место хранения ценностей. По указанию Корнилова были изъяты ценности в двух больших стеклянных банках, вставленные в деревянные кадушки. Они были зарыты в подполье дома Корнилова».

Под полом корниловского дома были отрыты царские драгоценности. В деле есть и фотография чекистов «с изъятыми драгоценностями». И их описание:

«Всего изъято 154 предмета общей стоимостью 3 270 693 рубля (золотых рубля) 50 копеек. Среди изъятых ценностей имеются:

1. Броши с бриллиантами (100 карат).

2. Три шпильки с бриллиантами в 44 и 36 карат.

3. Полумесяц с бриллиантами в 70 карат. По сведениям этот полумесяц был подарен бывшему царю турецким султаном.

4. Четыре диадемы царицы и др.».

Эта удачная операция откроет настоящую охоту за царскими бриллиантами.

В течение 1932-1933 годов произведены обыски у всех, кто так или иначе был связан с тобольским заточением Романовых.

Видимо, тогда же производились повальные обыски в Ленинграде, о которых писала родственница Елизаветы Эрсберг:

«Нашли и допросили родственников расстрелянного повара Харитонова… Разыскали воспитательницу графини Гендриковой Викторию Владимировну Николаеву…»

Но все безуспешно.

Наконец, отыскали в маленьком городке Орехово-Зуево вдову расстрелянного полковника Кобылинского. Несчастная женщина пыталась здесь спрятаться и тихо жила с 14-летним сыном Иннокентием – работала на местном заводе «Карболит». Она и рассказала о шашке Государя и царских драгоценностях, которые приносил в дом показывать ее муж и которые, по слухам, были спрятаны потом где-то в тайге на заимке (правду говорил капитан Аксюта – были зарыты в тайге царицыны драгоценности и царская шашка!).

Через Кобылинскую ГПУ выходит на след сестры и брата Печекос, у которых в 1918 году жили Кобылинские в Тобольске и которые, по словам Кобылинской, знали о кладе. Сначала арестовали Анелю Печекос. И, видимо, усердно допрашивали. И поняла Печекос, что не выдержит.

«8 июля 1934 года Печекос Анеля Викентьевна умерла в тюрьме, наглотавшись железных предметов».

Арестованный ее брат выбросился из окна, но остался жив.

Видимо, поняв, что эти люди предпочтут умереть, но тайны не раскроют, ГПУ решает выпустить из тюрьмы Печекоса и устанавливает за ним постоянное наблюдение. Это наблюдение велось в течение десятилетий и было снято только после смерти Печекоса.

А поиски все продолжались… Допросили людей, которые знали покойного камердинера Чемодурова. Выяснили, что старик умер в доме буфетчика Григория Солодухина, «который по слухам забрал большие ценности».

Но арестовать Солодухина не смогли: еще в 1920 году непредусмотрительные чекисты расстреляли буфетчика.

Но на новый след наконец напали.

Выяснили, что царица поручила отцу Алексею Васильеву (тому самому, который провозгласил в Тобольске «Многие лета» Царской Семье) «вынести и скрыть чемодан с бриллиантами и золотыми вещами не менее пуда».

И опять неудача: отец Алексей Васильев успел благополучно скончаться в 1930 году.

Допросили его детей. Но они ничего не знали. Надежно спрятал где-то царский чемодан отец Алексей…

Так что, может, и сейчас зарыт где-то в подполе старого тобольского дома чемодан коричневой кожи с царским гербом и пудом романовских драгоценностей. И лежат в сибирской тайге царская шашка и романовские бриллианты…

Но вернемся в Тобольск, в 1918 год…

Где же наш «шпион»? Конечно, в Тобольске, ибо там – драгоценности. Которые должны достаться – «трудовому люду Красного Урала, чьим потом и кровью…».

И там же, в Тобольске, наш старый знакомец – вечный слуга Александр Волков.



Уезжая из Тобольска, Николай обнял своего старого учителя военному делу и наказал: «Береги детей». Непросто исполнить верному слуге царский наказ. Теперь оставшейся в Тобольске Семьей распоряжается Совет и его председатель – бывший кочегар парохода «Александр III», а ныне хозяин города Тобольска Паша Хохряков. Он и готовит исход царских детей, оставшейся свиты и «людей» из Дома Свободы в столицу Красного Урала. Для многих из них – это последний путь.

Внутри дома хозяйничает комиссар Родионов с отрядом красногвардейцев. Впоследствии Саша Теглева говорила белогвардейскому следователю Соколову: «Про Хохрякова не могу сказать ничего плохого, но Родионов – это был злобнейший гад…»

Этого Родионова признала баронесса Буксгевден. Софья Карловна утверждала, что видела его на пограничной с Германией станции Вержболово. Жандарм, как две капли воды похожий на Родионова, проверял у них паспорта.

Кобылинский говорил о Родионове: «В нем чувствовался сразу жандарм… Кровожадный, жестокий жандармский сыщик».

Но оказалось, что оба они отчасти ошиблись.

Из письма Я. Веригина (Тверь):

«Когда-то в молодости, в пятидесятых годах, я жил в Риге на квартире профессора Университета, старого латышского большевика Яна Свикке… У него была удивительная биография. Он был профессиональный революционер, выполнял ответственные партийные поручения, он сумел внедриться даже в царскую тайную полицию… В 1918 году комиссар Ян Свикке под фамилией Родионов был послан в Тобольск, где руководил отрядом, перевозившим царских детей… Он умер в 1976 году в Риге в возрасте девяноста одного года – в полнейшем маразме и одиночестве. Он ходил по городу, нацепив на себя всевозможные значки – они ему казались орденами…»



Но тогда, в 1918 году, жандарм-революционер был молод и усердствовал.

Во время богослужения Родионов-Свикке ставил около престола латышского стрелка. И объяснял: «Следит за священником».

Он обыскивал священника, а заодно и монашек. Ему подозрительно нравилось раздевать их при обыске. И еще он ввел некий странный обычай: великим княжнам не разрешалось запирать свои двери на ночь. Даже затворять двери своей спальни царские дочери не имели права:

– Чтоб я каждую минуту мог войти и видеть, что делается. Наш знакомец Волков пытается возражать.

– Да как же так… девушки ведь, – жалко бормочет старик. Они выросли на его глазах, он все ждал – когда замуж выйдут. Все гадал, за каких королей отдадут их. Не дождался старик… И будут спать теперь великие княжны с открытыми по ночам дверями…

– Если не исполнят приказа, у меня есть полномочия: расстреливать на месте, – веселился жандарм-революционер.



Между тем вскрылись реки и начал выздоравливать Алексей. «Маленькому лучше. Но еще лежит. Как будет лучше, поедем к нашим. Ты, душка, поймешь как тяжело. Стало светлее. Но зелени еще нет никакой. Иртыш пошел на Страстной. Летняя погода… Господь с тобой, дорогая». (Это одно из последних писем Ольги из Тобольска.)



На Пасху Тобольскому Совету стало известно, что во время Крестного хода архиепископ Гермоген, предав анафеме большевиков, задумал вместе с прихожанами прийти к губернаторскому дому и освободить Алексея.

Была ли это очередная Игра Совета, чтобы получить повод побыстрее переправить Семью в Екатеринбург? Или действительно пастырь задумал выполнить то, о чем писала вдовствующая императрица? И, как триста лет назад тезка Гермогена мечтал прогнать поляков, нынешний архиепископ возымел мечту прогнать из города большевиков?

Во всяком случае, ЧК позаботилась: во время Крестного хода чекисты смешались с прихожанами. В те дни до всех сроков наступила в Тобольске жара. Солнце палило нещадно, и прихожане – все немолодые люди – постепенно покидали процессию. И, по мере ухода верующих, – все ближе к архиепископу теснились чекисты.

Наконец окружили его. И арестовали.



«А потом я вывез его на середину реки, и мы привязали к Гермогену чугунные колосники. Я столкнул его в реку. Сам видел, как он шел ко дну…»

Так, по словам чекиста Михаила Медведева, рассказывал ему Павел Хохряков. Рассказывал накануне своей гибели.



Исход из Тобольска

Но вот понесли бесконечные романовские чемоданы на пароход «Русь» – тот самый, который привез их в Тобольск. Теперь он вез их обратно – в Тюмень, к поезду. Поднимается на пароход пестрая толпа – свита, «люди» и охрана. Их расселяют по каютам.



На «Руси» продолжались странные причуды Родионова: Алексея и дядьку Нагорного он закрывает на ночь в своей каюте.