12

Телефон звонил уже целую вечность, но Марк и Анна игнорировали эти звонки. Казалось, они все еще проводили в постели свою первую после семилетней разлуки ночь. И только когда Анна мертвой птицей рухнула Марку на грудь, он подтянулся к телефону и снял трубку:

– Hello…

– В следующий раз, когда ты отключишь свой пейджер, считай, что ты уволен, – сказал раздраженный голос Ала Кенингсона.

– Что случилось?

– «Красная тревога».

– Что-о?! – От изумления Марк резко сбросил Анну с себя и рывком сел в кровати.

– Мост Вашингтона, шесть минут максимум! – сказал Ал и дал отбой.

Марк рывком выбрался из-под Анны и стал спешно натягивать джинсы. «Красная тревога» могла быть объявлена только в случае атомной войны, вторжения инопланетян, взрыва Сити-холла или еще чего-то ужасного.

– Ты куда? – спросила Анна по-русски.

– У нас тревога, я должен ехать.

– Я с тобой.

– Не говори ерунду. – Он уже застегивал рубашку.

Но Анна вдруг вскочила с такой резвостью, словно это не она только что лежала в постели обессиленной птицей. И тоже стала одеваться.

– Даже не думай! – сказал Марк, проверяя обойму в пистолете.

– Я не останусь ночью одна!

– Я не могу тебя взять. Пока!

Марк выскочил из квартиры на мокрую от дождя улицу, пробежал к своему «форду», но Анна, полуголая, выскочила за ним и успела ухватить ручку задней дверцы машины, когда он уже отъезжал. Марк вынужденно ударил ногой по тормозу, обернулся к ней:

– Ты с ума сошла!

– Конечно! – сказала она, шмякаясь на сиденье и натягивая какую-то куртку на голые плечи. – А ты хочешь, чтобы мне без тебя сиську выжгли! Поехали!

Он сокрушенно крутанул головой и дал газ. Машина вымахнула на пустое ночное шоссе «Генри Хадсон парквэй» и сквозь дождь понеслась на юг, к Нью-Йорку. Еще через пару минут Марк свернул под указатель «Мост Джорджа Вашингтона», сделал крутую петлю и выскочил на мост, ища глазами машину Ала. Но Ала нигде не было. Гигантский мост Джорджа Вашингтона нависал над черным Гудзоном, соединяя северную оконечность Манхэттена со штатом Нью-Джерси. Редкие встречные грузовики и авто таранили ночной дождь желтыми конусами фар.

Марк пересек весь мост и только перед выездом с него увидел справа, на боковой полосе, темный «форд торас» с синей мигалкой на крыше. Марк свернул к нему, собираясь остановиться, но в тот же миг «торас» стремительно рванул с места, рука Ала Кенингсона высунулась из кабины и жестом приказала Марку следовать за ним. Обе машины, набирая скорость, сошли под указатель «Форт Ли», сделали полную петлю под мостом и выскочили на него со стороны Нью-Джерси. Здесь автомобили притормаживали у будок шлагбаумов при въезде на мост и оплачивали въезд в Нью-Йорк. Хотя движение в такую позднюю пору никогда не было напряженным, сейчас у кассовых будок собралась вереница грузовых фургонов и легковых машин. Обогнув их, Ал подъехал к какому-то желтому школьному автобусу, торчавшему справа от кассовых будок. Здесь же табунком стояли стандартно-серые «форды» и «шевроле» сотрудников ФБР и полиции. В одной из этих машин Марк увидел несколько женских голов, и у него отлегло от сердца – не он один притащил с собой компаньонку. Он вышел из машины и подошел к Алу.

– Что случилось?

– Бунт в Покано. Все бабы разбежались. Нападают на конюшни и владельцев джипов. Похищают лошадей и джипы «бронко». Хрен знает почему. Мы перекрыли все дороги, – и Ал кивнул на шлагбаум.

Только теперь Марк заметил, что у каждой будки-кассы стоит по агенту ФБР и полицейскому, проверяют документы водителей и осматривают кабины и кузовы траков. Из-за этих осмотров и скопилась очередь.

– Мы тут задержали шестнадцать этих сучек, – продолжал Ал на ходу, направляясь к школьному автобусу. – Вот они, в автобусе, ты отвезешь их назад, в Покано.

– Я? – изумился Марк, едва поспевая за Алом.

– Не бойся, – бросил тот через плечо. – Они уже не кусаются, доктор всадил им снотворное. Кто это в твоей машине?

Но Марк не успел ответить. От крайней слева будки послышался женский крик:

– Ебаные копы! Вы не имеете права…

Несколько полицейских и агентов ФБР разом бросились туда, спеша на помощь двум агентам ФБР и полицейскому, которые пытались вытащить из-за руля джипа «Бронко-2» худенькую женщину лет тридцати. Но она оттолкнула их с неожиданной для такой пигалицы силой, резко нажала на газ, и ее «бронко», сбив полосатый шлагбаум, рванул вперед. Однако дежурившие там полицейские машины тут же ринулись ей наперерез, сверкая мигалками и оглашая воздух воем сирен. «Бронко» врезался в одну из них, остановился, женщина выскочила из машины и стремительно, со скоростью олимпийской чемпионки по бегу, помчалась назад и вбок – к перилам моста.

– Шит! (Дерьмо) – выругался Ал и побежал наперехват, догадавшись о ее намерениях.

Марк и выскочивший из автобуса врач ФБР рванули за ним, но Ал опередил их на добрую сотню метров – он еще в школе был нападающим футбольной команды и рывок с места был его «коронкой». Однако даже при его скорости женщина смогла оторваться от него настолько, что успела влезть на высокие перила моста, и только тут, перед ее последним безумным шагом, Ал в длинном прыжке ухватил ее за плечо и сдернул на мокрую металлическую пешеходную дорожку моста. Впрочем, и падая, женщина проявила нечеловеческую ловкость – каким-то странным вывертом упала, как кошка, на ноги и на руки и вскочила, словно резиновая, собираясь вновь сигануть с моста. Однако в этот миг подоспел Марк, он сбил женщину с ног всем весом своего тела, навалился на нее сверху и отработанным приемом ухватил за руки, пытаясь заломить их за спину. И вдруг с изумлением ощутил, что его мужские и хорошо тренированные руки не могут одолеть сопротивление этих, казалось бы, худеньких женских рук. В изумлении он напряг свои мускулы до предела, чувствуя, что сейчас эта супербаба просто сбросит его с себя и вырвется.

Но тут тело женщины вдруг дернулось под ним и обмякло, теряя способность к сопротивлению. Марк поднял голову и увидел, как врач небрежным жестом выбросил за перила моста короткий одноразовый шприц, а Ал отпустил ноги этой бабы. Она не вскочила и даже не пошевельнулась, она уже спала. Ал поднял ее на руки и понес к автобусу, говоря Марку на ходу:

– Ты понял? Она ни хера не весит, а силища как у Тайсона! И две сотни таких бешеных баб сбежали из Покано!

В автобусе он кулем бросил женщину на сиденье, пристегнул ремнем безопасности, а наручниками – к стойке кресла. На всех остальных сиденьях тоже спали молодые женщины, пристегнутые к креслам ремнями и наручниками.

– Давай двигай в Покано! – приказал Ал Марку. – Тут уже комплект. – И повернулся к вошедшей в автобус Анне: – Вы кто?

– Я его герлфренд, и я поеду с ним, я одна не останусь! – решительно сказала Анна.

– О’кей, о’кей, – поспешно согласился Ал и сказал врачу: – Ну и бабы пошли! Кипяток!

А врач протянул Анне коробку с одноразовыми шприцами и стеклянными капсулами:

– Не бойтесь, это чистый морфий. Как только начнут просыпаться, колите в задницу! Справитесь?

Анна кивнула.

– О’кей, пошел! – Ал выскочил из автобуса вслед за врачом и стукнул ладонью по двери, приказывая Марку отправляться.

Марк завел двигатель и тронул автобус на запад.

Мимо него ремонтная техничка тащила изуродованный от столкновения «Бронко-2». Над задним бампером этого джипа висело зачехленное запасное колесо с фирменным знаком «бронко» – брыкающимся мустангом.

13

ИЗ СООБЩЕНИЙ АМЕРИКАНСКОЙ ПРЕССЫ И ТЕЛЕГРАФНЫХ АГЕНТСТВ:

«Попытка ФБР изолировать жертвы «космических ожогов» в кэмпе «Покано-Форест дрим» обернулась трагедией: женщины взбунтовались и разбежались, а новые жертвы ожогов перестали регистрироваться в больницах и полиции. Пережив ожоговый шок, они начинают проявлять агрессивность и нападать на мужчин. Появились совершенно новые виды преступлений: в Центральном парке две белые женщины изнасиловали черного парня. В сабвее кто-то попытался флиртовать с одногрудой женщиной, а она избила его…»

«Число пострадавших от «космических ожогов» стремительно растет. По неполным данным, только за последнюю ночь этим ожогам подверглись в Нью-Йорке 79 женщин, а всего с начала месяца – 277…»

«Тысячи одиноких белых женщин из среднего и высшего класса покинули город. Остальные парализованы ужасом. Черные проповедники Джероми Фарэвэй, Рэй Шепилов-младший и другие заявили о конце белой расы и превосходстве черных женщин, обладающих иммунитетом к «космическим ожогам»…»

«Объявления в газетах орут о готовности белых женщин на все, лишь бы найти мужчину. Разводы прекратились. На улицах и в сабвее замужние женщины держат своих мужчин двумя руками. Еще никогда мужчины не были окружены таким женским вниманием – из-за них происходят драки. «Виллидж войс» опубликовал обращение лос-анджелесского клуба «Плейбой» к космическим пришельцам. Члены клуба просят инопланетян перенести их огонь из Нью-Йорка в Лос-Анджелес хотя бы на пару ночей…»

«Террор новых амазонок ширится. Одногрудая женщина напала на конного полицейского, стащила его с лошади и ускакала…»

«В Манхэттене зарегистрировано четыре «Клуба новых амазонок», их одногрудые гуру опубликовали в «Нью-Йорк дейли» страничное объявление с призывом ко всем женщинам добровольно вырезать правую грудь. «Удалив правую грудь, вы избавитесь от ужаса ожидания космического ожога и тысячелетнего ига дебилов мужского пола!» – сказано в объявлении…»

«Согласно достоверным данным, правительственные учреждения Нью-Йорка и Вашингтона проводят интенсивные секретные совещания с учеными с целью определить источник этой напасти. Хотя над Нью-Йорком постоянно летают АВАКСы и правительство регулярно делает заявления, что над США нет никаких инопланетных летающих аппаратов, большинство средств массовой информации считают, что над Нью-Йорком висит незримая «летающая тарелка» космических амазонок, которые готовят кадры для свержения власти мужчин и восстановления матриархата на Земле…»

«На случай эскалации женского террора полиция вызвала всех отпускников, а ФБР запросило у Вашингтона мобилизацию национальных гвардейцев…»

ДОКУМЕНТ:

ДЖЕЙМС Л. ФАРРОН

Директор Нью-Йоркского городского управления Федерального бюро расследований Федерал-Плаза, 28, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10001

Срочно, секретно

Директору ФБР,

Штаб-квартира ФБР,

Вашингтон, округ Колумбия

РАПОРТ

Ситуация с «космическими ожогами» выходит из-под контроля нью-йоркских городских сил правопорядка. За последние трое суток наблюдается отказ женщин регистрировать полученные ими ожоги, и теперь мы не в состоянии определить истинное количество жертв и принять меры к изоляции «новых амазонок». Одновременно наблюдается резкое увеличение агрессивности этих «амазонок» по отношению к мужчинам и акты их прямого насилия, о чем я докладывал раньше. Вчера нью-йоркский «Клуб амазонок» приобрел в городе Клиф-Пойнт, Лонг-Айленд, стрелковый клуб и кэмп бойскаутов «Горный орел», оборудованный для верховой езды и тренировок в условиях, приближенных к условиям тренировок армейских десантников. Сегодня в 0.27 утра произошел бунт одногрудых женщин, интернированных в больничный кэмп «Покано-Форест дрим», штат Пенсильвания. Под руководством бывшей ведущей теленовостей Ланы Стролл восставшие связали врачей, разоружили охрану и разбежались, совершая нападения на автомобилистов и угоняя машины – главным образом джипы «бронко» и «Бронко-2»…

14

– А откуда у него эти фотографии? – спросила дочь русского президента, сидя в отцовском (а до того – горбачевском, брежневском, хрущевском) кабинете, разглядывая фотографии, доставленные Пашутиным.

– Это его племянница передала из Нью-Йорка, – ответил Яшин. – Она раньше работала на ГРУ под крышей «Аэрофлота». А теперь у нее какая-то фирма в Штатах, импорт – экспорт. Но оформлена, конечно, на кого-то другого. Чтобы дядю не подставлять.

– Вот блин! – возмутился президент. – У всех, понимаешь, дети в Америке! Демократы, ё-мое! Ты можешь представить, чтоб племянница Берии или Молотова имела свою фирму на Западе? А? Да Сталин бы им головы, понимаешь, поотрывал!

Дочь молчала. Она сидела в золоченом кресле екатерининских времен и ждала. Она знала, что отец просто отводит руганью душу. Хотя пресса уже открыто пишет, что президент лишь послушная кукла в руках своей дочери и ее команды, на самом деле это далеко не так. Куклы не выкидывают те фортели, которые можно ждать от отца в любую минуту. С тех пор как она лишила его алкоголя и очистила Кремль от спаивавших его массажистов и банщиков, она вдруг оказалась перед совершенно неожиданной проблемой: к отцу вместе со здоровьем вернулись и самые элементарные мужские силы и желания. В конце концов, он еще нестарый мужчина! Но разве может она, дочка, решить этот вопрос? А помочь ему втайне от нее никто из новой кремлевской гвардии, конечно, не решится. Между тем из-за этого неудовлетворенного «беса в ребре» отец с каждым днем становится все капризнее, вспыльчивее и грубее. Из его обращения с подчиненными почти исчезло местоимение «вы», а из поведения – прежние выдержка и хладнокровие. Теперь он может публично ущипнуть за задницу смазливую стенографистку, наорать на министра обороны. Словно былая партийная закваска вдруг поперла из него, как перебродившее тесто. «Какого хрена вы мне раньше не доложили?!» «Я тебя из дерьма министром сделал, а ты даже с реформой справиться не можешь!» Конечно, на публике ему приходится вместо этих акцентов употреблять маловыразительные «понимаешь» и «это самое». И тогда получается какая-то каша, а вовсе не то, что он имеет в виду. Мало кто догадывается, что если заменить эти «понимаешь», «э-э-э» и прочие заминки на нормальные русские термины, то все речи последних российских лидеров тотчас обретут яркую образность и конкретный смысл. Потому что мат в их лексике – это вовсе не ругань, а признак власти, как звезды на погонах. Только хозяин имеет право материться, никто больше! Поднимаясь по номенклатурной лестнице к вершинам власти, отец и все, кто был в Кремле до него, терпели мат своих хозяев, не имея права даже чертыхнуться в их присутствии. И отводили душу еще большим матом на своих подчиненных. Однако, взобравшись наконец на вершину власти, отец вместо возможности материться, как Хрущев, на всю страну вынужден теперь еще осторожнее выбирать выражения – вот ведь в чем парадокс демократии! Да, сегодня любой работяга может орать (и орет!) публично: «Наш президент – говно!», но попробуй президент сказать то же самое о своих избирателях! Вот он и отводит душу в узком кругу, вот и тянет руганью время, чтобы отложить решение, которого ждет от него Пашутин.

Словно подтверждая эту догадку дочери, президент отошел от окна, сел в кресло, сказал с горечью:

– И вообще, блин, не с кем работать! Не с кем! Раньше, понимаешь, все-таки фигуры были – Устинов, Громыко, Андропов! Такие-сякие, а думали, понимаешь, о мощи страны. Посвящали этому, понимаешь, ну, не всю жизнь, но все-таки занимались этим делом! А сейчас? Даже в Кремле каждый только думает, на чем заработать. И все! А как сделать хоть что-то – нет, все на президента! Ну, что ты молчишь?

Дочь не ответила – она унаследовала его былую выдержку и умение со спокойным лицом глотать любые шпильки. Даже отцовские. К тому же сейчас он был абсолютно прав. Этот Пашутин должен был избавить отца от информации о проведении нелегальной операции. Как сделал это Оливер Норт при Рейгане и как положено делать всем более-менее толковым руководителям разведывательных ведомств. Чтобы в случае провала президент мог развести руками, сказать, что он ничего не знал, и «сурово наказать» проштрафившегося министра.