Фируза выхватила из сумочки несколько газетных вырезок, швырнула их на пол и выбежала из дома.

Сидя на полу, он слышал, как за окном заработал мотор ее «форда» и как укатила машина. Не вставая, на локтях он подполз к одной из газетных вырезок, прочел заголовок:

КИТАЙЦУ ПЕРЕСАДИЛИ ДОНОРСКИЙ

ДЕТОРОДНЫЙ ОРГАН

Врачи китайского города Гуанчжоу провели операцию по пересадке донорского пениса. Операция по пересадке органа, взятого у двадцатилетнего погибшего донора, продолжалась 15 часов и завершилась полным успехом. Спустя 10 дней после операции было отмечено полное восстановление кровоснабжения пересаженного органа, у больного нормализовалось мочеиспускание, восстановилась эрекция…

Андрей остолбенело перечитал текст еще раз, затем поспешно переполз на локтях к следующей вырезке и прочел:

ИНДИЙСКИЕ ВРАЧИ ПЕРЕСАДИЛИ ПАЦИЕНТУ ПЕНИС

Хирурги из больницы города Калькутта осуществили успешную операцию по пересадке пениса. Пенис был взят от ребенка, родившегося с двумя аналогичными органами, и пересажен мальчику, не имеющему ни одного. Операция по пересадке заняла три часа. Родители спасенного для нормальной жизни ребенка объясняют случившееся Божьим промыслом. Сейчас врачи несут бессменную вахту у постели обоих поправляющихся детей…

Минут через двадцать он уже что есть сил катил по улицам Гюльфары. Без медалей, расхристанный, в помятой гимнастерке, под обжигающим солнцем. Но это было не важно! Так на фронте идут в лобовую атаку, так Рокки шел на ринг, так Ромео летел к Джульетте! Гудели и шарахались встречные машины, матерились водители, палило солнце – Андрей, не обращая внимания ни на что, ожесточенно толкал колеса своего кресла и знакомым путем спешил в центр города.

Вены вздувались на шее, мускулы – на плечах…

Гимнастерка взмокла от пота…

Наконец он на всех парах подкатил к парадному входу казино «Памир».

– Куда? Стой! – сказал охранник Билл.

– К жене!

– Ее тут нет.

– Как нет?

– А мы ее уволили. Еще вчера, – усмехнулся Билл. – Пришла с фонарем под глазом – кто ж ее будет держать?! Так что вали отсюда, Чинарик!

– Козел… – отъезжая, бросил ему в сердцах Андрей.

– Что?! – возмутился вспыльчивый Билл. – Я те счас рыло намылю!

Андрей резко повернул к нему кресло, по-боксерски поднял кулаки:

– Ну давай! Давай! Иди сюда!

Но Билл отмахнулся:

– Да пошел ты!..

Через час Андрей устало катил по кривым и пыльным окраинным улицам.

Навстречу ему плелись ишаки, груженные тяжелыми мешками, ехали раздолбанные «Нивы», армейские вездеходы, инкассаторский броневичок…

Потом асфальтовая мостовая закончилась, а по пыльной грунтовой дороге колеса его инвалидного кресла проходили с трудом, и он уже начал выбиваться из сил. Но никто не обращал на него внимания, и он продолжал устало толкать колеса своего кресла руками, на которые, в спешке покидая квартиру, он позабыл надеть перчатки. Теперь руки были уже оцарапаны, кровоточили. Но он все катил – вдоль какого-то грязного арыка, глухих глиняных заборов, над которыми торчали ветки алычи, тутовника и карагачей, и – наконец! – все ближе к небольшому восточному рынку. Тут, перед воротами рынка, стало куда многолюднее и ярче: с бесчисленных повозок, лотков и прилавков торговали пестрой восточной мелочью, фруктами, арбузами, кумысом, солнцезащитными очками, носками, хамсой, пестрыми халатами и еще бог знает чем. Среди этого многолюдья шныряли парни в джинсах и пестрых тюбетейках. Почти не таясь, они громким шепотом предлагали встречным мужчинам и женщинам: «Анаша, гашиш, героин. Двинуться хочешь?.. Анаша, гашиш, героин. Всё есть, двинуться хочешь?..»

При входе на рынок, у ворот, еще не старая таджичка сидела подле тандыра, отбивала тесто и забрасывала его в тандыр, на раскаленную внутреннюю стенку.

– Лепешки! Лепешки! Горячий лепешки!

Андрей миновал рынок и соседнюю с ним чайхану над арыком. И насторожился – в чайхане, в глубине, под тенью миндального дерева сидели Лысый и чабан Файзи, пили чай. Увидев проезжавшего по улице Андрея, Лысый, прервав разговор, обменялся коротким взглядом с чабаном и жестом подозвал двух парней, стоявших у него за спиной, отдал им короткое приказание.

Андрей, конечно, заметил это, но деваться ему было некуда, и он, не подавая виду, прокатил дальше.

Два парня, сунув руки в карманы, вышли из чайханы и не спеша пошли следом за Андреем, выжидая, когда он отъедет подальше от рынка. Затем, когда он свернул за угол и выкатил на безлюдную окраину, побежали за ним, на ходу выдергивая из карманов обнаженные «финки».

Казалось, сейчас они на бегу всадят ему ножи в спину.

Тут Андрей резко развернул свое кресло им навстречу и не то зарычал, не то взревел, как безоружный дикарь при нападении тигров.

От неожиданности парни отскочили, но тут же, ухмыляясь и забавляясь, стали дразнить его своими ножами, подходя все ближе. Как загнанного зверя. А он, как затравленный зверь, крутил свое кресло то навстречу одному, то навстречу другому. И ревел обреченно.

Неожиданно послышался рев мощного мотора, из-за угла выскочил армейский БТР, на полной скорости он летел по улице, и казалось, сейчас он просто раздавит и Андрея, и его палачей.

Парни с ножами бросились наутек.

БТР, гася скорость, свернул в двух шагах от Андрея и врезался в глиняный забор. Из вездехода выскочили двое дюжих погранцов, одного из них Андрей тут же узнал – это был рыжий увалень, с которым он лежал в госпитале. Оба стали орать на Андрея:

– Какого хрена ты один тут ездишь, мудак?! Мы еле успели! Они б тут тебя зарезали на хрен!

Андрей чуть не прослезился.

– Спасибо, ребята. А как вы тут?..

– Нас вчера с границы дернули, в Россию отводят, – сказал Рыжий и показал на вышку, торчавшую поодаль: – Вон наша база! Мы тебя еще когда засекли! Думаем, куда он едет, блин?! Ты куда едешь?

Андрей кивнул на дом за глинобитным забором, в который врезался БТР:

– Сюда. Жену ищу. – И крикнул через забор: – Анжела! Анжела! – И объяснил десантникам: – Тут у жены подруга живет. – И снова закричал: – Алеся! Анжела!

Но его не слышали – на заднем, за низеньким домом, дворе гремела телепередача «Жизнь прекрасна». Маленький телевизор, по которому шла передача, стоял на открытом окне, а под окном Анжела и Алеся чистили от косточек вишню и кизил и в медных тазиках варили на керогазах варенье.

– Ты на себя посмотри, ты себя в зеркале видела? – говорила при этом Анжела. – В гроб и то лучше кладут.

– Отстань… – отмахнулась Алеся.

– Да не отстану я! Сколько ты будешь мучиться? И зачем? У меня же средство есть. – Из кармана своего сарафана Алеся достала пакетик, ложку и шприц. – Один укольчик – и всё, и жизнь прекрасна! Будешь?

Алеся вздохнула:

– Давай.

– Умница!

Анжела поцеловала Алесю в голову, высыпала в ложку белый порошок и стала греть ложку на огне своей зажигалки.

Тут, в паузе между песнями передачи «Жизнь прекрасна», вдруг прорвался крик Андрея.

Алеся шепотом попросила Анжелу:

– Меня нет. Иди скажи, что меня нет.

Анжела бережно отложила ложку, обошла дом по выложенной камнями дорожке и вышла из калитки на улицу, сказала елейно:

– Ой, Андрюша! А ее нет. С чего ты?.. – Но, увидев свой забор, в который врезался БТР, закричала десантникам: – Вы что, охренели?! Вы забор сломали! Я вас судить…

– Да ладно, золото! – приобнял ее Рыжий. – Ты ж такая красавица…

– Убери руки, хмырь! – вырвалась Анжела и закричала во двор: – Аля! Алеся! Звони в милицию!

– Ну зачем милицию? – сказал Рыжий. – Ну слегка наехали. Глиной замажешь. Хошь, мы тебе поможем? Всем взводом поможем. – И включил рацию, сказал в микрофон: – База! База! Я седьмой! Прием!

– Я первый, прием, – хриплым басом ответила рация.

– Тут одной красавице нужно взводом помочь, – сказал Рыжий. – Прием.

– Да вижу я ее, – ответила рация. – Счас роту пришлю. Прием!

Рыжий снова приобнял Анжелу:

– Ну? Видишь? Счас всё решим…

Анжела оттолкнула его:

– Руки!

Тут из калитки вышла Алеся и увидела Андрея – совершенно измочаленного. Их взгляды встретились. Андрей, из последних сил толкнув колеса своего кресла, покатил к Алесе. Казалось, он сейчас грохнется о камни колесами кресла и выпадет из него. Алеся бросилась ему навстречу, поймала его в распахнутые руки.

– Подожди. – Он достал из кармана гимнастерки несколько газетных вырезок. – Читай!

– Ты хоть представляешь, сколько это может стоить? – спросила Алеся.

В крохотной ванной, совмещенной с туалетом, Андрей, блаженно закрыв глаза, расслабленно лежал в ванне по плечи в воде. Алеся мыла ему голову, потом – мочалкой – плечи и спину.

– Нет, – сказал он. – Но не дороже жизни. Подстриги меня.

В центре города в интернет-кафе Фируза и Алеся сидели у компьютера, искали сайты и телефоны китайской и индийской больниц, где были сделаны сенсационные операции.

Андрей сидел позади них в инвалидном кресле, напряженно ждал.

– Есть! – сказала наконец Фируза, списала с экрана телефон индийской больницы и тут же набрала этот номер на своем мобильном телефоне. – Good morning! My name is Feiruza, I’m calling you from abroad. May I talk to general manager of your clinic?.. Well, I would like to know, how much may it cost. The same surgery you performed recently on the seven-month boy… Yes, that is right… Yes, transplantation… No, to adult person, wounded… How much?!^[1]

Огорченно дав отбой, она опустила глаза.

– Сколько? – хрипло выдохнул Андрей.

– Сволочи… – сказала Фируза.

– Сколько?!

Фируза подняла глаза.

– Двести тысяч.

– Долларов? – изумилась Алеся.

Фируза молчала.

– А в Китае? – спросила Алеся.

Но Андрей уже развернул кресло и выкатил из кафе на многолюдную улицу с ювелирными магазинами, бутиками и восточными коврами у входов в дорогие рестораны. Стоял по-летнему светлый вечер, но жара уже спала, в воздухе плыл запах цветущего жасмина, спелого тутовника и по-южному огромных роз. По мостовой катили дорогие иномарки, а по тротуару фланировала модно одетая публика.

Навстречу этой публике катил Андрей с окаменевшим лицом и застывшими от безнадеги глазами. Фируза и Алеся медленно шли сзади.

Инкассаторский броневичок стоял у казино «Мираж», охранники в камуфляже и с автоматами преграждали дорогу пешеходам, инкассатор с тяжелым брезентовым мешком быстро прошел в казино…

– Ну, я думала, пять тысяч, ну десять. Я бы в школе пошла по родителям, – говорила на ходу Фируза и вдруг остановилась от новой идеи. – А может, через газету? Объявить сбор денег…

Алеся усмехнулась с сарказмом:

– Сбор денег на ЧТО?

Фируза, обескураженно выдохнув, двинулась дальше.

Алеся замедлила шаг у витрины магазина «Одежда для малышей». Тут ей навстречу вышла из магазина молодая мать с легкой детской коляской-строллером, в которой сидел полуторагодовалый малыш. Весело болтая ногами, он сосал палец и с интересом разглядывал Андрея в его инвалидном кресле. Андрей невольно посмотрел на болтающиеся ноги малыша.

Две молодые женщины – Алеся и мать ребенка – как-то разом углядели эту сцену, посмотрели друг другу в глаза и… Алеся, опустив взор, медленно прошла мимо. Но не удержалась и через несколько шагов оглянулась на эту счастливую мать с ребенком.

* * *

На рассвете, когда над городом летел протяжный крик муэдзина и Алеся еще спала, Андрей выехал в инвалидном кресле из дома – как и прежде, в гимнастерке и при медалях. Прокатив привычным путем к центру города, он только на минуту задержался у ворот мясокомбината, поговорил с пожилым вахтером в стоптанных валенках. Тот поначалу отрицательно качал головой, потом пожал плечами. Но Андрея, как видно, устроил и такой ответ, он воодушевленно отъехал и в этот день с еще большим рвением попрошайничал в потоках машин на своем перекрестке.

А к вечеру, устало отъехав в какую-то подворотню, пересчитал выручку. Она была рекордной, но по дороге домой он вновь остановился у ворот мясокомбината и всю эту выручку отдал вахтеру. Тот снова пожал плечами и впустил Андрея на территорию мясокомбината, через двор и мимо разделочной пилы провел в цех забоя и разделки скота.

Здесь было темно и пусто.

Вахтер показал Андрею какой-то закуток, где Андрей мог спрятаться. Они закурили.

– И будешь тут всю ночь сидеть? – спросил вахтер. – На хрена тебе это надо?

– А ты, когда с бабой, кайф ловишь? – ответил Андрей.

– Спрашиваешь!

– А я уже нет. У меня другой кайф – смотреть, как овец режут, кур, коров. У меня от этого крыша плывет.

– Да? – удивился вахтер. – Ну-ну… Каждому свое… Ладно, бывай. Утром будут эти каракульские овцы. Но если что – я тебя не видел.

– Само собой. Неужели таких овец на мясо пускают?

– И на мясо, и на шерсть. Ну, я пошел.

Ночью в каморке пустого цеха ему снился родной Повольск и городской фонтан, сквозь струи которого он когда-то нес на руках свою невесту – Алесю…

На рассвете блеяние отары овец и скрип железных ворот прервали этот сон. Он открыл глаза и сквозь щели в стене своей каморки увидел, как работники мясокомбината и чабан Файзи загоняют в цех отару каракульских овец.

Как ни странно, едва переступив порог цеха, овцы смолкли, перестали блеять и обреченной гурьбой сгрудились в дальнем углу. «Молчание ягнят», вспомнил Андрей знаменитый фильм. И теперь увидел это воочию: обреченные на смерть овцы не сопротивлялись, не упирались, не блеяли, а словно в оцепенении или в молчаливой молитве сгрудились в углу голова к голове. Казалось, они уже знали или почувствовали свою участь и обреченно ждали той последней минуты, когда забойщики поднимут очередную жертву на конвейер, забьют электрошоком, спустят кровь и освежуют, снимая драгоценную шкуру каракуля…

В одном из этих забойщиков Андрей узнал своего палача – того самого широколицего, который пырнул его ножом и с хохотом сбросил со скалы в горное озеро.

Теперь этот широколицый сноровисто извлекал из разделанных туш длинные, как сардельки, белые контейнеры – или, попросту говоря, презервативы с белым порошком – героином, обмывал их под струей воды и передавал чабану Файзи. При этом какой-то особый тошнотворный запах смерти и нечистот заполнял цех, но никто – ни забойщики, ни бандиты, ни даже Андрей в своем закутке – не обращал на это внимания. Чабан не спеша мял пальцами каждый контейнер, проверяя их по негромкому шороху героина внутри, затем складывал эти контейнеры в брезентовые инкассаторские мешки, откатывал металлическую дверь цеха и выносил во двор, где стоял инкассаторский броневик с хорошо различимой надписью «INKASATSIA». Там, у открытой дверцы броневичка, Лысый принимал мешки и бросал их в броневик двум «шкафам» в камуфляже, а те аккуратно укладывали их рядами на пол.

Видя из своего закутка всю эту банду – Лысого, чабана и особенно широколицего, – Андрей в бессильном бешенстве сжимал поручни своего инвалидного кресла.

Черт возьми, где его пистолет?!

Через час, когда была забита последняя овца и извлечен последний контейнер с героином, инкассаторский броневик вместе с Лысым и чабаном Файзи покинул мясокомбинат, туши забитых овец уплыли на крюках конвейера в заводской холодильник, и забойщики мощной струей воды замыли окровавленный цементный пол…

С треском раскалывался под ножом огромный арбуз. В большом тазу не убывала гора салата из густо-красных помидоров, зеленых огурцов, перца и зелени. На углях сразу двух десятков мангалов жарились шашлыки из баранины, свинины и овощей. В тандыре запекались лепешки. На плите булькал в кастрюлях лагман.

Прямо с огня, с пылу с жару, официантки в пестрых восточных халатах и тюбетейках выносили посетителям чайханы подносы с чаем и едой. Посетители – а в утренние часы это были в основном женщины с грудными детьми – сидели в тенистых беседках на широких топчанах вокруг низких столов. Рядом с беседками по искусно выложенным камням струились искусственные арыки, украшенные кустами цветущих роз и карликовых вишен.

В одной из самых популярных в городе шашлычных Алеся теперь работала официанткой.

Андрей заехал с улицы в чайхану, по коврам прокатил меж столиков в сторону кухни.

Увидев его лицо, Алеся застыла с подносом в руках.

– Где мой ствол? – сказал он с ходу.

– Что случилось? – испугалась она.

Но он лишь повысил голос:

– Где пистолет?!

– Я же сказала: я его выбросила. А что случилось?

– Ты врешь!

– Клянусь! Пожалуйста, что случилось?

– Он был в банке, а теперь его нет. Куда ты его?..

Посетители перестали есть и смотрели на них со всех сторон, хозяин шашлычной поспешно направился в их сторону.

Алеся испуганно зашептала:

– Прошу тебя – уйди. Если меня и отсюда уволят…

– Хорошо. Я уйду. Но ты мне поможешь.

– Все, что хочешь. Только уйди! – Алеся повернулась к хозяину шашлычной: – Все в порядке, в порядке…

Собственно, помочь ему могла не столько Алеся, сколько Фируза с ее «фордом». Припарковав этот «форд» в ста метрах от ворот мясокомбината, Фируза и Алеся из машины вели наблюдение, совсем как киношные следователи из телесериалов. Вот из-за угла появляется отара, которую гонит чабан… Вот отара проходит в ворота мясокомбината… Вот к мясокомбинату подъезжает инкассаторский броневичок и заезжает в ворота… Вот броневичок выезжает…

Фируза заводит свой «форд» и следует за броневичком…

Инкассаторский броневик (а за ним «форд» с Фирузой и Алесей) колесит по городу, останавливаясь поочередно у молодежной дискотеки, казино «Памир», чайханы у рынка, ресторанов «Огни Гюльфары» и «Али-Баба»…

И каждый раз Фируза и Алеся, сидя поодаль в «форде», видят, как из броневика выносят брезентовые мешки и в сопровождении вооруженной охраны заносят в эти заведения…

Алеся отмечала эти «точки» на карте города, а Фируза меж тем рассказывала ей о себе:

– Он был эстонец. Матти Суукэн. Блондин, глаза синие. Но у нас в Средней Азии не бывает светлых детей. Даже если мы за альбиноса замуж выйдем, нашу кровь нельзя осветлить. А у меня Катя родилась блондинкой. И мой отец просто взбесился. Сначала на меня орал, потом на мужа, а потом… Принес мне видеозапись – мой Матти в сауне с проститутками парится. Ну и развел нас. Хотя теперь я думаю – а что, если отец это сам подстроил?

Стоя на вышке и глядя в бинокль на дорогу, ведущую от города к военгородку, постовой доложил по рации:

– Первый! Первый! Я пятый! К нам Чинарик катит. Как понял? Прием.

– Понял, – ответила рация. – Счас доложу…

Постовой перегнулся через поручень:

– Эй! Андрей! Ты чё по такой жаре?

– Волка ноги кормят, – съязвил на ходу Андрей и покатил дальше, к воротам военгородка, обнесенного высоким забором.

Неожиданно за этим забором взвыла сирена.

Андрей изумленно остановился, а там, за забором, в военгородке сирена продолжала гудеть боевую тревогу, и по этой тревоге из штаба, казарм, столовой и других помещений стремительно выскакивали пограничники с оружием, поротно строились на плацу.

Потом сирена смолкла, ворота КПП открылись, и Андрей увидел пограничный полк, построенный на плацу. А также – издали – командира полка, который вышел из штаба, скомандовав:

– По-о-олк, смирна! Равнение направо!

Вытянувшись по стойке «смирно», солдаты, сержанты и офицеры полка взяли равнение на КПП, и только теперь Андрей, сидя в своем инвалидном кресле перед воротами КПП, опознал в командире полка своего бывшего командира майора Власова. Теперь на его погонах появилась еще одна звездочка…

– Товарищи солдаты, сержанты и офицеры! – громко объявил подполковник Власов. – Гордости наших пограничных войск, героическому борцу с наркотрафиком и бандитизмом, старшему сержанту запаса Андрею Стахову наше троекратное ура! Ура-а-а!

Четыреста глоток с воодушевлением раскатили:

– Ура-а-а!.. Ура-а-а!.. Ура-а-а!..

Печатным строевым шагом Власов подошел к Андрею, остановился в нескольких шагах от него по стойке «смирно», взял под козырек и доложил с озорством в глазах: