Цитаты из книги «Пророки Возрождения»

с какой внезапной силой Беатриче стала пробуждением и посвящением души поэта, центром его жизни и ключом к его творению. Это пробуждение начинается во внешнем земном мире, но главное происходит во внутреннем мире и в трансцендентной сфере, которая мало-помалу обнаруживает свои лучи сквозь густую дымку реальности, чтобы наконец раскрыться во всем своем великолепии. Душа здесь – все, тело – лишь принадлежность. Оно служит поочередно и одновременно контрапунктом и призмой, пластической субстанцией и символом, говорящим о духовных истинах. В этом по-детски простом романе нет ни признания, ни клятвы, ни обещания, ни какого бы то ни было физического соприкосновения. Поклон, взгляд – и это все; но затем – глубокое изменение души, стремительный флюид той силы любви, которая не знает ни меры, ни преграды. Данте настолько уверен в высшей связи, соединяющей его с этой девушкой, что не придает никакого значения ее браку с мессером Симоне Барди и даже не упоминает о нем. У врат Рая Беатриче больше не тревожится о женитьбе Данте на Джемме Донато, последовавшей через несколько лет после смерти Беатриче. Но она горько его упрекает в том, что он позволил другим женщинам сразу занять то место, которое принадлежит в сердце посвященного божественной любви. Ибо она знает, что она для него – Альфа и Омега, родник и престол Истины. Чтобы спасти его душу, она перевернула небо и землю, а сам он прошел Ад и Чистилище, дабы соединиться с ней.

«Вскоре после этого сонета было мне дивное видение, в котором лицезрел я вещи, понудившие меня принять решение не говорить о Благословенной до тех пор, пока я не смогу повествовать о ней более достойно. Я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не говорилось ни об одной». Таково заключение «Новой жизни», которое предвосхищает «Божественную комедию».

В серии сонетов, полных музыкальной грации, он возвращается к первой встрече с возлюбленной и к видениям, последовавшим за этой встречей. Образ Беатриче пробудил в нем источник вдохновения, высшего, чем у его учителя Гвидо Кавальканти. Он уже полностью осознал все величие этого события, хотя он еще далек от того, чтобы оценить всю его важность. Но он чувствует, что с него начинается новая эра любви; ибо он объявляет о том, что с ним случилось, «каждому сердцу и каждой душе, обретшим любовь», чтобы передать свою радость братству истинно любящих.

Попробуем объяснить словами высший смысл этого видения, который только изображение передает во всей его силе. Внезапная любовь Данте к Беатриче, эта любовь, обретенная в физическом мире, переходит в астральный мир посредством удивительного отражения. Земное предназначение и божественная миссия поэта сочетаются здесь в живом красноречивом зрелище. Это сама Любовь, это Эрос, бог Желания, привел к Данте его возлюбленную. Она спит, пока еще бесчувственная к своей высшей миссии. Гений Любви вынуждает ее принять в себя пылающее сердце этого робкого и страстного влюбленного, который трепещет перед нею. Она погибнет от этой неутолимой страсти, но тем самым обретет силу, чтобы стать искупительницей своего Возлюбленного и привести его на его небо. Высшая сила, правящая этими двумя душами, заключена не в них самих, а в Любви, которая распоряжается их судьбами согласно высшему закону. Однако, заставив умереть вначале Беатриче и подчинив всю жизнь Данте этой смерти, Любовь становится средством их двойного перевоплощения. Она пробуждает самые глубокие силы этих двух душ, она исполняет их самое сокровенное желание, она вручает им божественную свободу избранных.

Вторая важная встреча произошла через девять лет. Ей было, следовательно, восемнадцать. Он увидел ее на одной из флорентийских улиц, одетую в платье сверкающей белизны, между двух пожилых женщин. На ходу «она обратила очи в ту сторону, где я стоял, весьма оробев; и, по неизреченной учтивости своей, которая ныне вознаграждена в вечной жизни, она поклонилась мне столь благостно, что мне показалось тогда, будто вижу я предел блаженства». – «Такая красота изливалась из ее глаз в мое сердце, – говорил он позже в своем знаменитом сонете, – что никто не может этого понять, не испытав». Эта безмолвная встреча, освещенная обменом взглядами и поклонами, произвела на робкого юношу такое пламенное впечатление, что он вернулся в свою комнату, чтобы размышлять о том, что с ним только что произошло. Во время этого размышления он заснул и у него было видение, еще более потрясающее, чем удивительная встреча с любимой. «Казалось мне, будто вижу я в своей комнате облако огненного цвета, за которым я различил облик некоего мужа, видом своим страшного тому, кто смотрел на него; сам же он словно бы пребывал в таком веселии, что казалось это удивительным; и в речах своих он говорил многое, из чего лишь немногое я понял, а среди прочего понял такие слова: „Ego dominus tuus”[10]. На руках его словно бы спало нагое существо, лишь легко прикрытое, казалось, алой тканью; и, вглядевшись весьма пристально, я узнал Донну поклона, которая за день до того удостоила меня этого приветствия. А в одной из ладоней словно бы держал он некую вещь, которая вся пылала; и мне показалось, будто он сказал следующие слова: „Vide cor tuum”[11]. И после того как он постоял немного, словно бы разбудил он ту, что спала, и проявил такую силу доводов, что понудил ее съесть тот предмет, который пылал в его руке, и она вкушала боязливо. Спустя немного времени веселье его обратилось в горький плач; и, плача так, вновь поднял он Донну на руки и вместе с ней стал словно бы возноситься к небу; я же испытал столь большой страх, что слабый сон мой не мог его выдержать и прервался – и я проснулся».

Впервые он встретил дочь Фолько Портинари на детском празднике. Ему было всего девять лет; Беатриче была его сверстницей. «Девять раз уже, после моего рождения, обернулось небо света почти до исходного места, как бы в собственном своем вращении, когда моим очам явилась впервые преславная госпожа моей души.…Тут истинно говорю, что Дух Жизни, который пребывает в сокровеннейшей светлице моего сердца, стал трепетать так сильно, что неистово обнаружил себя с в малейших жилах, и, трепеща, произнес такие слова: „Ecce deus fortior me, qui veniens dominabitur mihi”[7]. Отныне и впредь, говорю, Любовь воцарилась над моей душой, которая тотчас же была обручена ей, и обрела надо мной такую власть и такое могущество ради достоинств, которыми наделило ее мое воображение, что я принужден был исполнять ее желания вполне»[8]. В последующие годы он видел ее несколько раз, но всегда издали, и, по-видимому, никогда они не обменялись ни одним значимым словом. Все же он утверждает в своей исповеди, что он сохранил «в книге памяти» лишь воспоминания, которые означали существенные изменения в его жизни. Об этой первой встрече он говорит: «Это заглавие гласит: Incipit vita nuova[9]».

Мотивы чрезвычайно просты, их результаты удивительны.

Его шедевр «Божественная комедия» не дает нам, однако, ключа к тайне. Этот ключ находится в «Новой жизни», которую он написал в возрасте двадцати пяти лет. Это интимное и бесхитростное признание поэта открывает нам тайну его жизни и побуждающую страсть его труда. Этим побудителем, «перводвигателем», который подвигнул «неподвижное небо», была Любовь, но любовь нового вида, которой еще не знали ни античность, ни христианство.

Любовь становится принципом обучения и посвящения. Так родился во Франции новый код любви утонченных и куртуазных рыцарей. Подражатели трубадуров, тосканские поэты Гвидо Гвиничелли, Гвиттоне д’Ареццо, Чино де Пистойа создали на своем изящном языке новый тосканский стиль, il dolce stil nuovo. Самые изысканные, самые образованные из них, Брунетто Латини и Гвидо Кавальканти, были учителями Данте. Но усваивая провансальскую эстетику, тосканцы прибавляли к ней метафизические и схоластические тонкости, пришедшие к ним из университета в Болонье, где усиленно изучали Аристотеля, Платона и Фому Аквинского, постигая искусство аллегории. То, что у Данте стало глубокой страстью и в то же время духовным просветлением, у них было лишь игрой духа и абстрактной мысли. Философы и мыслители искали и угадывали божественный смысл Любви. Их ученик, который, охваченный страстью, станет великим поэтом и тонким прорицателем Италии, ищет вместе с ними и идет по их следу, когда шепчет в порыве чувства:   Io mi son un che, quando Amore spira, noto ed a quel modo Ch’ei detta dentro, va significando.     Когда Любовь вздыхает во мне, Она говорит мне нечто, И я записываю это и ищу его смысл.

«В Неаполе живут; в Венеции грезят; в Риме мыслят; во Флоренции творят».