Глава 4

Юлия Михайловна сразу и не сообразила, что произошло.

Николаша, ее пятилетний сын, прижался к ноге и, пытаясь заткнуть уши кулачками, заплакал. Громко заплакал. Она подхватила его на руки и собралась выбежать из этого помещения, чтобы избавить себя и своего сына от неприятного звука, но мимо пробежал милиционер в бронежилете и с автоматом под мышкой.

Юлия Михайловна проводила его взглядом и увидела, как он склонился над мужчиной, который сидел на полу и крепко держался левой рукой за свою правую руку.

Сквозь пальцы сочилась черная кровь, тонкой струйкой стекала на пол, собираясь там в большую липкую лужу. Мужчина подвывал, пытаясь что-то сказать, судорожно сучил ногами и размазывал эту лужу вокруг себя.

Юлия работала медсестрой хирургического отделения и сразу определила профессиональным взглядом, что перебита артерия и, если раненому сейчас же не оказать помощь, кровь за несколько минут вытечет из него наружу, как из освежеванного барана.

Колебалась она недолго. Собственно, и выбора-то у нее особого не было. Толпа, которая еще несколько минут назад с интересом наблюдала за происходящим, вдруг неожиданно растворилась в длинных коридорах музея.

В зале осталась только она, какой-то мужчина – видимо, сотрудник музея, – крикливый посетитель и милиционер. Сотрудник музея и милиционер суетились возле раненого, пытаясь его успокоить, но их усилий пока хватало только на то, чтобы удержать мужчину на месте.

Юлия Михайловна поставила Николашу на пол и строго сказала ему:

– Будь мужчиной, сынок. Я сейчас.

Затем она решительно шагнула в сторону милиционера и схватилась за приклад автомата, потянула его на себя. Милиционер дернулся, испугавшись за свое табельное оружие, резко выпрямился и посмотрел на Юлию Михайловну.

– Гражданочка, вы что делаете? – почему-то шепотом сказал он, пятясь назад. – Это же автомат.

– Знаю, – так же шепотом ответила ему Юлия Михайловна, поднимая руки вверх и, кивая головой, на стремительно бледнеющего мужчину. – Я медик. Мне нужен ремень, чтобы перетянуть рану, иначе он умрет.

Милиционер оказался сообразительным. Он кивнул головой и выговорил:

– Понял. Сейчас.

Тут же скинув автомат с плеча, он принялся неуклюже отстегивать ремень, прыгая на одной ноге. Юлия Михайловна же присела возле раненого рядом с сотрудником музея. Их головы оказались на одном уровне. Она успела заметить необычной глубины голубые глаза мужчины и тут же влепила пощечину раненому, который все еще пытался что-то невнятно сказать и вырывался из рук того, кто пытался ему помочь.

– Успокойся, – крикнула она ему в лицо. – Мне надо наложить тебе жгут. Иначе кровь не остановить. Сдохнешь тут, как собака.

Мужчина замер, открыв рот. Возможно, переваривая услышанное. Воспользовавшись этим, она положила ему пальцы на шею, пощупала пульс. Мужчина вдруг захрипел и начал валиться на бок, закатывая глаза.

– О боже, я умираю, – прошелестел он вдруг изменившимся голосом.

Юлия Михайловна ловко вырвала из рук милиционера ремень, крикнула музейщику:

– Держите его за подмышки!

И несколько раз обернула жгутом выше располосованной кисти руки, перетянула артерию. Кровь остановилась.

– Мама, что с дядей? Я боюсь, пойдем домой! – услышала она за спиной голос сына, но не обернулась, продолжая заниматься раной.

Она только и смогла сказать:

– Сейчас, сейчас пойдем, родной мой, вот только дяде поможем.

Она еще раз взглянула в глаза сотруднику музея и прочитала в них благодарность и восхищение. Это показалось ей приятным, но на всякий случай она поморщилась и как можно грубее произнесла:

– Аптечку! Скорую! Быстро!

И тут же мысленно поймала себя на мысли, что совершенно ни к месту любуется интеллигентным лицом мужчины.

***

Наверное, она могла бы еще подумать о чем-то таком, о женском, но кто-то сзади сунул ей в руки аптечку, и Юлии Михайловне пришлось снова заниматься тем, чем она занималась уже добрых десять лет с тех самых пор, как окончила медицинское училище.

Раскрыла аптечку, наметанным глазом выхватила из наваленных в кучу медикаментов баночку нашатырного спирта. Смочила им белый шарик хлопка и сунула под нос раненому. Вернула аптечку и снова встретилась глазами с сотрудником музея.

На этот раз она уже не морщилась, а изобразила на лице равнодушие.

– Мне нужны листок бумаги и авторучка! – сказала она, глядя в глаза мужчине.

Мужчина раскрыл рот от удивления, переспросил:

– Ручка, бумага? Зачем?

– Чтобы записать время, когда я наложила жгут, – ответила она, глядя на циферблат своих часов, запоминая время.

– Понял!

Мужчина кивнул головой и сказал тому, кто принес аптечку:

– Ираида Абрамовна, будьте добры! Принесите, что просит врач!

Она услышала шаги и поняла, что та, кто принес ей аптечку, быстро убежала за листком бумаги и авторучкой. Ей было неудобно поворачивать голову, поэтому она продолжила смотреть на мужчину. Ее сын плакал и тянул за руку, мешая ей. Тогда мужчина как можно мягче сказал ему:

– Малыш, хочешь тульский пряник?

Николаша, которому она постоянно твердила, чтобы он не смел заговаривать с посторонними мужчинами, вдруг совершенно легко переключился и, всхлипывая носом, ответил:

– Хочу.

Мужчина посмотрел на милиционера.

– Игорь, будь добр. Отведи ребенка ко мне в коморку и угости его чаем. Скажи Абрамовне, я распорядился, а потом пусть наши дамы займут его там чем-нибудь.

– Чем? – удивился милиционер.

– Ну, пусть покажут что-нибудь интересное, – сказал он раздраженно. – Например, разбери и собери автомат. Хоть какой-то толк будет!

Юлия Михайловна открыла было рот, чтобы остановить своего сына, но так ничего и не смогла сказать, потому что Николаша как завороженный взял за руку милиционера и пошел с ним куда-то. Она посмотрела на мужчину, хотела отчитать его за непедагогичное поведение, но он опередил ее вопрос:

– Не волнуйтесь, все будет хорошо. Ему сейчас лучше уйти. Зачем на кровь смотреть? А там опытные педагоги, они присмотрят за ребенком.

И тут же с юмором представился:

– На всякий случай, меня зовут Владимир Леонидович, я заместитель директора этого, с позволения сказать, культурного заведения.

Юлия Михайловна отчего-то покраснела и ответила:

– Очень приятно, Юля, но я не врач.

– Неважно, – Владимир Леонидович тряхнул плечами. Он продолжать держать раненого. – Главное, вы знаете, что надо делать. А то я, честно говоря, немного растерялся.

Они успели перекинуться еще несколькими ничего не значащими фразами до тех пор, как им принесли бумагу. Затем приехала «скорая» и увезла раненого. Пришел участковый и попросил дать показания. Владимир Леонидович все это время был с ней рядом. Она чувствовала его запах, перехватывала его взгляды, слушала его голос и не могла понять, что с ней происходит.

Он ей явно все больше и больше нравился, и она даже почувствовала себя немного обиженной, когда он совершенно спокойно сказал:

– Ну вот, вроде бы и все! Теперь вы можете забрать своего малыша и идти домой. Извините, что так надолго задержали вас.

Однако сразу им расстаться не пришлось. Он провел ее в подсобное помещение музея, где она обнаружила своего сына, сидящего за столом перед компьютером. Перед ним стояла чашка уже остывшего чая и надкусанный тульский пряник. Мальчик что-то увлеченно рассматривал на экране.

Юлия Михайловна попыталась сосредоточить все свое внимание на сыне, проявляя излишнюю озабоченность:

– Как ты здесь, не скучал?

Она склонилась к нему, целуя в лоб.

– Нет, – радостно ответил ей Николаша. – Не скучал, тетя Ира рассказывала мне сказки, а дядя Игорь дал подержать автомат.

– Хорошо, давай тогда одеваться. Нам пора.

Куртка и теплые штаны Николаши висели на спинке стула, а сам он был в одной рубашке и колготках. Она стала его одевать, а Владимир Леонидович, как мог, помогал ей.

– Еще раз большое спасибо вам за помощь, – в который уже раз повторил он ей слова признательности.

Юлия Михайловна кивала головой, и слушала его мягкий голос, очень отчетливо понимая, что слышит его, скорее всего, в последний раз. И от этого почему-то ей становилось грустно.

– Да что вы, это мой долг. Я не могла иначе.

Она все ждала, что он сейчас ей предложит куда-нибудь сходить или, на худой конец, пригласит еще раз в свой музей, но Владимир Леонидович говорил, говорил, однако почему-то не о том. И снова ей помог случай.

Ее Николаша, уже одетый и слегка взмокший, неожиданно спросил:

– Мама, а что такое златник?

– Златник? – она удивленно посмотрела на сына. – А где ты услышал это слово?

Потом перевела взгляд на Владимира Леонидовича и как можно естественнее захлопала своими длинными ресницами. Он, перехватив ее взгляд, вдруг неожиданно вздрогнул и как-то поспешно ответил:

– Это такая монета старинная. Очень красивая, – он посмотрел на мальчика. – Откуда ты про нее узнал?

Николаша засмеялся и махнул рукой в сторону монитора.

– А вот там прочитал.

Владимир Леонидович улыбнулся чему-то своему и понимающе кивнул головой.

– Ах, вот оно что. Ну тогда понятно.

Он погладил ребенка по голове, приговаривая:

– Какой умный мальчик. Уже читать умеешь.

– По слогам и не то, что надо, – ответила в тон ему Юлия Михайловна, внутренне гордясь своим сыном.

Она не могла удержаться, чтобы не посмотреть на экран монитора, и прочитала вслух первые строки статьи из свободной энциклопедии:

«Златник (также – золотник) – первая древнерусская золотая монета, чеканившаяся в Киеве в конце X – начале XI веков вскоре после Крещения Руси князем Владимиром. Настоящее название этих монет неизвестно, термин «златник» используется в нумизматике традиционно и известен по тексту русско-византийского договора 912 года Вещего Олега. Всего найдено 11 таких монет…».

– Как интересно, – продолжила она, не отрываясь от монитора и уже не понимая, что там дальше написано. – Вы увлекаетесь монетами? Николаю, наверное, это было бы тоже интересно. Или ему еще рано, как вы считаете?

И в этот момент Владимир Леонидович, явно размышляя о чем-то своем, наконец сказал ей то, чего она от него ждала:

– Не знаю. Но если хотите, я приглашу вас еще раз в наш музей и покажу ему нашу нумизматическую коллекцию. Так сказать, в качестве компенсации за испорченный выходной. Как вы на это смотрите? – он взял со стола лист бумаги, оторвал от него край и написал карандашом два ряда цифр. – Вот мой рабочий телефон, а это домашний. Звоните, как будете готовы.

– Отлично, – просветлела Юлия Михайловна, добившись своего, и, взяв за руку сына, направилась к выходу.

Владимир Леонидович не стал ее провожать. Он только помахал Николаше рукой и сказал ей вслед с улыбкой:

– До встречи!

***

Очнулась Юлия Михайловна только на улице.

Убирая в сумочку клочок бумаги, который еще хранил тепло его рук, и одновременно доставая ключи от своего красного «Пежо», номер Х454 РА – подарок бывшего мужа, – она тут же попыталась сама себе ответить на вопрос: «Что это со мной было?». Почему она, обычно не обделенная вниманием мужчин, недавно удачно разведенная, а потому вполне обеспеченная и еще утром имевшая совершенно иные планы на жизнь женщина, вдруг повела себя как девица на выданье? Да еще с кем? Когда?

Несмотря на странную и довольно нервную ситуацию, она четко запомнила, что Владимир Леонидович ни дорогими часами, ни костюмом, ни приличной обувью не выделялся. В общем, в нем не было ничего такого, чем обычно привлекали мужчины ее круга. «И тем не менее, – она в этом себе призналась, – мне было приятно смотреть ему в глаза и напрашиваться на свидание. Ну просто как студентка-первокурсница».

– О, боже ты мой, – произнесла она вслух, помогая Николаше сесть на заднее сидение. – Расскажешь кому, не поверят!

И она тут же решительно тряхнула своими ухоженными черными, как вороново крыло, волосами и попыталась убедить себя, что к данному случаю надо отнестись как к очередной своей мимолетной блажи.

«Так, что у меня по плану? Сначала надо будет отвезти сына к матери…».

Та жила на центральном проспекте в доме бывших номенклатурных работников вместе со своими любимыми пятью попугаями. Она одна занимала шикарную трехкомнатную квартиру, доставшуюся ей от последнего мужа. И попугаи жили в одной из комнат совершенно свободно, как в большой клетке. Это безумно нравилось ее сыну Николаю, поэтому он всегда с огромной радостью отправлялся в гости к бабушке Тае и готов был жить у нее сколько угодно.

Вот и сейчас, пристегивая себя к своему креслу, он тут же начал приставать к матери и канючить:

– Мам, ну поехали скорее к бабе Тае. Я соскучился по Кеше, Гоше, Фонарику, Барину и Матильде.

Мальчик, старательно загибая пальцы, назвал имена всех своих любимцев.

– Едем, видишь? – отвечала она, захлопывая дверь и садясь на место водителя. – Уже едем! Уф.

Она с шумом выдохнула, собираясь с мыслями.

«Так, вставить ключ зажигания. Ногу на газ. Проверить зеркало заднего вида. Какие у меня были еще планы? Сегодняшним походом в музей собиралась показать своей матери, что я тоже образцовая мать, а развод…».

Юлия Михайловна достала из бардачка помаду и подкрасила себе губы. «Мама почему-то переживает из-за него гораздо больше, чем я, хотя сама пережила два. Н-да. Ну и видок!».

Она залюбовалась собой в зеркале.