Дитя живой Земли, наверняка подобие Бога,
Рождённый в муках среди добрых душ.
Одеждой точно праотцам служила тога,
Твой прадед, верно, был предобрый муж.
Непревзойдёнными труды порой их были,
Для толп, народов, целых континентов.
Полезными для мира такие предки слыли,
Хотя порой впадали даже в сантименты.
Примером были для подражания другим,
Надёжными, ответственными, яркими.
Поэтому не стоит пожилым и молодым
Сжигать во мгле идеи хлёсткие и жаркие.
Будь новым Ньютоном, Да Винчи, Блоком,
Враз уничтожь надежд, мечтаний свалку,
Что в мире современном процветает, током.
Сожги обыденность таланта зажигалкой!
Чудесный сад, увы, забыт навек,
Лишь ветер тихо стонет, завывает.
Ветвей его давно касался человек,
Что строгий дождь печально омывает.
Хранит молчание под облаками,
Покрыты плотной тайною деревья.
В нем бесконечно кажутся часами
Судьбы все мимолётные мгновения.
А в прошлом сад был смехом полон,
Поющих громко и танцующих, детей.
Он защищал многоголосный гомон,
Бегущих от проблем в него людей.
Однажды настиг злой рок этот сад,
В одночасье остался без смеха и радости.
Раскинув сухие ветви, деревья стоят,
Тоскуя по дням прошедшим, их сладости.
Я из вены фонтаном молю: «Извини!
Лишь позволь мне покаяться, не отвергай!
Чем ты дальше, тем ярче, как Солнца зенит.
Словно вечность минула с того четверга!»
И как будто всё умерло, призрачные те,
Что счастливым союзом запомнили нас.
Не случилось быть вечной прекрасной чете:
Кто-то мир расколол на «тогда» и «сейчас».
На осколке «теперь» я останусь один.
Не возьму никого из далёких тех дней.
По ушедшей любви я устрою помин.
Если ты вдруг случайно, не вспомнишь о ней.
Если это свершится, Земли тектонит
Вновь сольется платформами, даже внахлест.
Да, такому бывать, коль меня извинит
Та, которой нет лучше в Пристанище звёзд.
Я прошу тебя милая: просто прости.
Нам нельзя допустить, чтоб разрушилась твердь.
Посмотри: я уже изменился… Почти.
Будет всё хорошо. Только, главное, верь
Иду чересполосицей —
В пруду заря полощется,
Пшеница колоситься.
Одета даль безродная
В рубаху изумрудную
Осинового ситца.
Русь – русалка русая,
Длинная коса.
Почему ты грустная?
– Нечего скисать!
Доля твоя горькая,
Судьба – не леденец.
Только глянет зорька
Ночи под конец.
Так приколи акацию
К пышным волосам!
Беды в эмиграцию
Летят. Я видел сам.
Вечер тих.
Прохладно, право.
Переправа через Стикс,
В неизвестность переправа.
Перепробовал я все,
Что возможно в жизни этой.
Буду в следующей псом
Или струнами Башмета.
Или, может, Бог приметит,
В ангельский зачислит сонм?
Ветру свой последний стих
Подарю, – он чуть подправит —
Переправа через Стикс,
В неизбежность переправа.
Препинания значки
В нервном тексте прожитого —
Это опыта заначки
Все готово, все готово,
И не нужно детям снова
Падать и терять очки.
Я готов, Харон, – кидай
Мою душу в свою шлюпку.
Переправа в никуда —
В новые замес и лепку.
Коротка была спичка, что вытянул,
Хоть не кротким с плеча был размах.
Где-то был указатель на «Истину»,
Но опять проскочили впотьмах.
Там грунтовка почти незаметная,
Не разбита совсем колея.
Длинных спичек аллея несметная,
Но короткую вытянул я.
На шоссе шесть полос в одну сторону,
И асфальт цвета майских ночей.
Не по чину с дороги проторенной
В глушь съезжать, в край причины вещей.
Неприлично туда ехать с «личкою» —
Нет отличий в тех честных краях.
Все коробки напичканы спичками,
Но короткую вытянул я.
Иногда вижу зримо, воочию,
Что спидвей, – это Стикс, Ахерон.
А водила становится ночью
Тем, кто миру знаком как Харон.
Я же спичку короткую вытянул,
И свернул с автобана в тот край,
Где живёт неподкупная Истина.
Это место все знают как Рай.
Её лица мелодию
Я помню наизусть.
В людской толпы колоде
Найду её слезу.
Её лица мелодию
Сыграю на холсте.
Другие – лишь пародия:
Не то, не так, не те.
Её лица мелодию
Ручей в лесу поёт.
Судьбы моей колодец
Иссох бы без неё..
«Тут лёту – два лета
До этой планеты!»
– Сказал бортмеханик Максим.
Всего лишь два лета?
– Пустяк, спору нету…
…и двести четырнадцать зим…
Знаю,
Ты молишься за меня,
А я не часто тебе отвечаю,
Врастаю.
Где знамя,
Цветом ярче огня,
Отражаясь в стекле окна,
Растает.
Не с нами
Костры – полоса огня,
Что до углей сгорят,
Остынут.
Как стаю
Погонщики водят ягнят
Туда, где они поедят
И сгинут.
Постигнут
Великий ночей секрет,
Сладостный, словно шербет
Из дыни.
Воздвигнут
На холм под небо алтарь,
Где жертвовать будут как встарь
Отныне.
Мой герой, как Сизиф неопрятен.
Как араб, посягнувший на Нил.
Он в плену леопардовых пятен
Вслух цитирует мудрых сивилл.
Так, внимая ему, апельсины,
Распускаются, словно из сказки,
И ты будто бы в Эвлистине
Ловишь бабочек яркой окраски,
Вечно юная Персефона,
Я тебе передам эти вирши,
Отошлю через почту Харона,
Может, адрес твой он отыщет.
Я другая, я ближе к Востоку,
Мне милее дымленный Дели,
С тихим сердцем смотреть на осоку,
Слушать томные всхлипы свирели.
Здесь ужасно прокуренный воздух,
Словно пагоды красные, свечи.
В честь тебя мы танцуем, подростки,
Променявшие вечность на вечер.
Каждый когда-то желал захватить мир,
Разлепляя глаза в утренних зеркалах,
И смотря на то, как тает в какао зефир,
Думал, что всякая вещь превращается в прах.
В нежелании разговаривать с самим собой
Скрыта уверенность в неизбежности суеты,
Такая же, как то, что каждой весной
Под окном будут орать мартовские коты.
Но когда-нибудь ты проснёшься от тишины,
В середине апреля, повсюду будет лежать снег,
И твоё осознание собственной полноты
Будет в точности, как на снегу фантики от конфет.
И ты купишь бумагу, а может, холст, разноцветный акрил,
Нарисуешь льва, колдунью и платяной шкаф.
Чтобы построить неразрушимый мост в радужный мир,
Где не будет места снам о старых домах.
Усталый мир
Я знаю: мир устал. И исходил с ума,
Материю деля на снег и грязь.
Наёмник войска света и добра,
Что марширует, бешено смеясь,
Ты говорил без умолку. Слова,
Перебираясь с мыслей в диалог,
Танцуя, словно ветер и вода,
Ложась почти, что нотами у ног,
Ссыпались в крик. И каждый о своём.
Ты продолжал чуть слышно повторять,
Что так хотелось бы побыть вдвоём,
Что в птиц не обязательно стрелять…
Я говорил, что мест не нахожу
Для всех вещей, что ты не подарил,
А если по бульварам прохожу —
В глазах людей предвижу блеск могил.
И нас никто не слышал. По сему
Мы падали в объятиях без сил.
И я молчал, что я тебя люблю.
И ты забыл, что ты меня любил.
Я больше не останусь на постой
Там, где мы вместе Веню не споём,
А будем до утра глотать паскуду-водку.
От точки сборки и до запятой
Я стану обналиченным нулём,
Без спроса врезавшись в перегородку.
Я больше не приду к тебе во сне,
Хотя быть может и не приходила —
Шар памяти разбросан на осколки.
Все соки этой чёртовой весне,
Чтоб не писать «люблю» в стенах сортира
И не смотреть на лакированные полки.
Всё вспять, всем вдаль и всех наперекор,
Сплетенья веток как головоломки,
А от дождя не спрятаться в подвале.
Тьма облаков уходит на Фавор,
Автомобили неуклонно лезут в пробки,
А я стою как свет в дверном прогале.
И город спит за шторой. В отраженьи
Несчастный человек. И лампа. И часы…
Исчеркан лист. И не рождённых тени
Стихов сползают вниз. В сквозняк. У полосы
Обоев каждый штрих изучен.
Опустошая мысли в тишине,
Очередной абзац – туда же… Накрест… Скучно
Прогнил талант на страшной глубине…
Осталось ждать в смирении поэту,
Что утро воскресит, и отблески росы
Необъяснимо отразятся ветром,
И он поймет! И лампа. И часы…
Горстки мартовских душ, что устали от снега
Разомлели от лучиков теплого дня.
Мой хомяк в колесе, охреневший от бега,
Подозрительно стал так похож на меня…
Вот еще пару дней и запахнет весною…
В предвкушеньи любви кошки щурят глаза…
Я собрался наверх, полетели со мною!
Кто против? Я – за!
Черно-белые люди, как ветер, на срыве,
Растворяют на солнце ошмётки берлог.
Говорят, невозможно быть злым и счастливым…
Я не спорю – умно, но я, видимо, смог…
Как нередко мой свет подвергался сомненью,
Так же метко бревно веселило глаза.
Слышишь стук? Это время, чтоб выйти из тени…
Кто против? Я – за!
Синкопирует сердце в нелепейшей сбивке.
Виноградарь в запое. Засохла лоза.
Телевизоры ждут нас к вечерней прошивке…
Я против! Кто – за?
Я был здесь раньше. Плакал и молчал.
Сквозь линзы слёз мне, расплываясь, внемлет
Могильный крест. В начале всех начал
Мы вышли ИЗ и возвратимся В землю.
Молекула в круговороте грёз?
Песчинка позабытых континентов?
Кто я? Молчит озон небес и грозно
Растворяет буквы постаментов…
Следы в пыли. Аккорды облаков
На голубой тетради Божьих знаков
Рисуют притчи сорванных оков,
И шепчут повести воскресших злаков.
Дуален мир. Трехмерен человек.
Вуали смерти нет. Скамейка. Столик.
Вселенский терминал мне выдал чек.
Я единичка там. А тут – я нолик.
Не в Рим, не в Рим ведут дороги, брат,
Не ври мне, все сюда несут теченье,
С тех куцых троп дорожный знак убрать
«Тупик» «Одностороннее движенье»
На улицах из черно-белых лиц
Слезой не освященного нет метра…
Game Over. Press to start. Играет блиц
Кладбищенский оркестр. Смех птиц. Стон ветра.
О проекте
О подписке