Глава вторая. Арена

…Каждое человеческое чувство, хаотическое столкновение радости и печали, спокойствия и раздражения, любви и ненависти – все это лишь логическое продолжение работы Высшего над улучшением породы чад, им созданных. Битва чувств человека ничем не отличается от эволюционной борьбы за выживание отдельных особей и видов.

Хаос в таком случае уместен. Только хаос позволяет природе каждое мгновение создавать новые чувства, едва заметно отличающиеся от предыдущих. Только постоянная проверка на жизнеспособность в условиях изменяющейся внешней среды позволяет работать эволюционному отбору, отбрасывать вредные для развития рода эмоции, зачастую вместе с их владельцами. Высший создал идеальную модель для развития своих творений. Жестокую, сильную и неспособную ошибаться.

Эволюция эмоций, постоянное столкновение сотен чувств единственной особи, избранной нести внутри себя нечто большее, чем просто набор инстинктов, ясно показывает, что работа Высшего продолжается. Она отнюдь не завершена. Но, как и в случае с совершенствованием генотипа, эта эволюция будет продолжаться тысячелетия и лишь после наш вид сможет насладиться ее плодами. Осталось только подождать…

Библия Экзо

Боль.

Болела голова. Нет, не так – голова из средства для размышлений превратилась в образец боли. Дрею казалось, что все находящееся внутри черепной коробки так долго и нещадно трясли, что этот шейк теперь мог использоваться в качестве примера для взбалтывания напитков.

При этом на уровне неосознанных мыслей, мелькающих где-то на дне этой болтушки, он помнил, что мозг болеть не может. Просто неспособен мозг болеть, ввиду отсутствия болевых рецепторов. Что болит либо шея, либо череп, либо вообще это всего лишь иллюзии, зародившиеся во взбесившихся от удара нейронах. Сколько тысяч или миллионов синапсов было оборвано вследствие удара? Если бы он мог думать, то Дрей обязательно бы об этом поразмыслил. Но думать он пока не мог.

К ощущению болтанки в голове постепенно добавилась настоящая боль – боль от удара в спину. Ныло где-то под лопаткой, но хуже было то, что болели вообще все внутренности.

«Почти наверняка ребра сломаны», – подумал Дрей. И неожиданно обрадовался этой простой и неприятной мысли. Наличие мыслей радовало, хотя бы потому, что они замещали еще более неприятные ощущения.

Дышать было тяжело. Это был уже третий факт, который смог уложиться в его голове. Дышать было тяжело и больно. Глубокий вздох, который он попытался сделать, чтобы избавиться от ощущения нехватки кислорода, отдался в левой части груди такой болью, что Дрей мгновенно прекратил всякие попытки повторить эксперимент. Согласившись сам с собой, что можно дышать и потихоньку, как будто и не дышать вовсе. Так – чуть воздуха зашло внутрь, чуть вышло наружу. Само собой происходит, а я и не дышу вовсе, вообще не шевелюсь и не пытаюсь раздразнить боль.

Так, с дыханием разобрались.

Мутная взвесь боли и хаотичных обрывков ощущений начала медленно оседать на дно сознания. Мысли экзо постепенно становились более сложными, нежели просто фиксация фактов «больно – не очень больно». Он вспомнил, что когда-то у него были глаза. Средство для визуального наблюдения за окружающим миром и всем, что в нем происходит.

Еще какое-то время ушло на то, чтобы вспомнить, как действует зрительный орган и как им можно управлять. Но в итоге это не принесло большого эффекта – глаза были завязаны чем-то плотным, материей, через которую едва пробивался свет. Что же, он не ослеп. Это было хорошей новостью.

Ощущения добавлялись. Наручники на руках, на ногах тоже «браслеты». Его запеленали очень хорошо, по мере восстановления он начинал чувствовать, что его пленители надели даже ошейник. Скорее всего, они облачили Дрея в усиленный смирительный блок. Ошейник, способный ударить током излишне ретивого узника, соединенные воедино «браслеты» на руках и на ногах. Возможно, что-то еще.

Чувствовалось движение. Его несли, видимо, на носилках. Большая честь.

Рюкзак он сбросил, не найдут они его снаряжение в этих трущобах. Автомат, пистолет, нож – это у него изъяли в первую очередь. Но оружие у доставщика было абсолютно стандартное, жалеть о нем не стоило. А вот о своей свободе – да, вот о ней следовало бы подумать. В такую переделку ему еще попадать не приходилось. Его, экзо высшей пробы, тащили куда-то как беспомощного щенка.

Что они там говорили о ставках? Дрей прокрутил еще раз весь подслушанный по приемнику разговор. Сложил два плюс два. Получалось, что в мурашнике его заставят соревноваться, к бабке не ходи. Но не в беге же, которым так восхищались его преследователи?

«Гладиаторские бои», – подумал доставщик.

Единственное серьезное развлечение, ради которого его могли оставить в живых. Обычно мураши не мусолят чужаков, тем более не тащат их на носилках в глубину своего логова. В другом мурашнике дело ограничилось бы пулей, сразу или после недолгого разбирательства. Чаще сразу.

«Развлекаются, – подумал Дрей безразлично. – Стравливают бойцов на арене. Надо полагать, что бои идут не до первой крови. Так что мало этот вариант отличается от немедленной пули в голову».

– Эта падла очнулась, – прозвучал позади хриплый голос. Говоривший, похоже, был одним из тех, кто нес носилки и был крайне этим недоволен. – Может, освежим его, да пусть дальше сам топает?

– Тащите, немного осталось. Дольше разбираться. Дотащим, сдадим, тогда и расслабимся. Вечер обещает быть интересным. Давно мы мэру такой качественный товар не подгоняли. Он оценит.

– А Лоскут с братвой так и остались ни с чем. Хорошо мы их сделали, да, Хаммер?

– Неплохо, – откликнулся тот же голос. Хаммер собственной персоной, отметил Дрей. – Теперь будут ходить неделю прижав хвост. Надоели они мне со своими мелкими пакостями.

– На кого ставить будешь, Хаммер? – в разговор вступил еще один участник.

– На нашего друга. Слушайте сюда. Надо будет пустить слух, что мы его сильно поломали. Ребра сломаны, сильное сотрясение мозга, почки ему опустили, когда брали. В общем, выболтайте побольше подобной фигни «по секрету» за выпивкой. На первом бое заработаем хорошо. Первый бой он точно пройдет. Ну а дальше – вы уж сами соображайте.

– Кстати о заработке…

– Помню, не волнуйтесь. Никого не забуду. В последний раз мэр обещал за хороших бойцов десять склянок. Трехлеток обещал. Как обычно – три мои, две – Эльфу за хороший выстрел. Остальные – поровну между всеми.

– Геммов бы новых, – протянул кто-то.

– Сами потом сообразите, поменяете. За одну порцию роботов-трехлеток можно найти приличные модификаторы.

– А чего трехлетки?! Без права размножения. Вот если бы вечных нанок кинули хоть разок…

– У мамаши надо было вечных побольше просить. Где ты сейчас вечных ботов найдешь, да еще и с привязкой к генной карте, чтобы ты не сразу загнулся? Забудь. Что мамка тебе через пуповину прокачала – все твое.

– Говорят, что в западной зоне нашли лабораторию…

– Сходи разведай, дятел. – Голос Хаммера стал злым. – Там из пулеметов лупить начинают как только увидят, без базаров. Это мы такие добрые.

– Хорошо бы отыграться на ставках, можно было бы и прикупить чего полезного…

Хаммер хмыкнул:

– Отыграйся, ага. Только я тебе в долг больше ничего не дам. Ты и так мне две склянки годичной культуры должен.

– А премию сразу дадут? Тянуть не будут, как обычно? Я бы тогда успел поставить.

– Постараюсь, пацаны, постараюсь. Как у мэра настроение будет, сами знаете. Я же за вас всегда горой. Он обычно к моим просьбам прислушивается, настоящий мужик.

– Да, мэр у нас голова, – голос экзо-должника стал заискивающим, – не зря он тебя уважает. Понимает, кто чего стоит. Ты бы нам, Хаммер, еще подсказал, как и на втором бое заработать, ты же знаешь, как мы тебя слушаем…

– Думать надо, – важно ответил Хаммер. – Ко второму бою все уже сообразят, что к чему, да и после отбора настоящие бойцы на арену выходят. Так и не угадаешь.

В группе повисло молчание. Видимо, каждый усиленно изображал размышления. Носилки слегка покачивались. Даже крохотный толчок отдавался болью в спине, болью в затылке. Хотя она постепенно проходила.

Дрей понемногу восстанавливался. Может быть, ребра и не были сломаны, в конце концов. Может, обошлось трещиной или ушибом. «Второй бой, говорите?» – подумал экзо.

– Может быть, я помогу, – произнес он, с трудом разлепляя губы.

Движение остановилось. Носилки опустились на землю. Не то чтобы их бросили, но и излишней заботы у носильщиков тоже явно не наблюдалось. Так, небрежно положили. От удара боль в спине усилилась, и Дрей скривился.

«Я не дышу, не дышу, почти не дышу. Сколько воздуха случайно заберется ко мне в легкие, столько мне и хватит. Я не дышу, так, вентиляция легких естественным образом…» – какое-то время эти мысли, похожие на мантру, носились в его голове в полном одиночестве.

– Гляди-ка, быстро очнулся. – Голос был Эльфа. Голос того, кто, судя по размеру вознаграждения, использовал недавно Дрея в качестве мишени.

С пленного сорвали повязку. Он слегка прищурился, потому что его глаза, как оказалось, смотрели прямо на солнце. Но тут же зрение восстановилось, и Дрей смог взглянуть на своих захватчиков.

Девять человек. Мураши, что экзо, что нано. Для того чтобы определить их принадлежность к городу, не надо было проводить глубокого генного анализа или выуживать из их крови наноботы. Да и ничего бы подобные исследования не обнаружили. Такие же люди, как и все прочие. Вариантов немного – либо экзо, либо нано. Вариантов множество – как у экзо, так и у нано. У экзо, по крайней мере, уже десятилетия назад перестали отслеживать минорные генетические модификации, особенно те, что приобретались при помощи геммов. Слишком много вариантов. Слишком много единичных мутаций, не входящих ни в какие базовые каталоги. Да и где они, эти базовые каталоги. Теперь каждый экзо – сам по себе каталог.

Полсотни мутаций, составляющих генное наследство почти каждого экзо, уже и мутациями давно перестали считать. Без них в нынешнем мире нельзя было выжить. Нельзя было дышать. Нельзя было ходить под солнцем. Нельзя было прикасаться ни к чему живому.

Можно было существовать и без базового комплекта, находясь где-нибудь в изолированном бункере глубоко под землей. В одиночестве, даже не помышляя о продолжении рода.

А ведь к числу наиболее опасных живых объектов относились и другие люди.

Еще несколько сотен мутаций были широкоупотребительными. Обычно именно по ним можно было определить, к какому классу отнести того или иного экзо. Именно они в свое время были включены в каталоги. Бесполезные каталоги, существующие скорее для того, чтобы удовлетворить извечную жажду людей к упрощению, к моделированию сложных систем, приведению необъятной информационной матрицы Вселенной к простым схемам, которые способен понять их скудный ум.

Но этих мурашей отличали от остальных людей не особый комплект мутаций или специальный набор культур нанороботов. Здесь все лежало на поверхности.

Их отличала одежда, какой не встретишь в поселках. Они до сих пор пользовались одеждой, которая была произведена не вручную, кичливость которой могла бы поспорить с безумством того мира накануне Заката, где она была создана.

Их отличало выражение лиц. Такие лица можно было увидеть только в мурашнике. Лица тех, для которых окружающие развалины были одновременно и домом, и крепостью, и тюрьмой. Что-то неуловимо отличное было в этих лицах. Если улыбка, то больше похожая на оскал. Если гнев, то больше похожий на буйство. Если безмятежность, то более похожа на холод смерти.