В Новый год – Великий пост,
Оливье – скоромное,
И грешит под каждый тост
Вся страна огромная.
Зипунами окраин
Зябко город укутан,
День как будто надраен:
В гости ждут медвепута.
Блещет свежей разметкой,
Улиц трепетность узких,
Пьяниц с вечера в клетку
Поместили, в кутузку.
А в районной больнице
Все сверкает пиздато,
Надевайте, сестрицы,
Поновее халаты.
Но смотрите, без фронды,
И молчать о зарплате!
Государевых фондов
Все равно всем не хватит.
Красят, драят и чистят,
Хлебы с солью – на блюда,
Вдруг кого-то отыщет
Власти малое чудо?
Зипунами окраин
Зябко город укутан,
Нет, не станешь ты раем,
Разве что, на минуту.
Cвобода приходит нагая,
В грязи, непотребстве, крови,
Ее беспрестанно лягают,
Лишь редкие скажут: – Живи!
Ни хлеба, ни мира, ни веры,
Одна неудобная честь.
Но парус расцвел у галеры,
Но страха свинцового несть.
На время. Всего лишь на время.
Покуда не врезали в темя.
Много злорадства и мало ума.
Братьями были? А что же сегодня?
Из телевизора движется тьма.
Значит, напрасно ты голову поднял?
Власть – это свято. И надо терпеть.
Или чиновник с толстеющей харей,
Или бандит. И слеза на золе.
Каждый к тебе подойдет и ударит.
Сытость. Покой. Хоть немного пожить
Так, чтоб ничто ничему не мешало.
Но за любое движенье нажим,
Кажется вражеским выпадом шалость.
Всюду предатели. Всюду враги.
Как уберечь золотую стабильность?
Совесть, молчи. Окаянная, сгинь.
Сильным способен быть только бессильный.
Они помянули убитых.
Слегка подлатали закон.
«Никто и ничто не забыто!» —
С трибуны воскликнуть легко.
Пора за работу. Иначе
Разруха за горло возьмет.
…а жены и матери плачут…
И стынет над омутом лед.
Царь сбежал. Казна пуста.
Гарь легла навек на лица.
Отдыхает темный стан.
Воронье вокруг бранится.
Пригляделись сквозь туман:
Возле трона тени те же,
Та же квелая зима,
Нет одёжи у надежды.
Души мертвых ввысь летят.
Надо жить, никак иначе.
Вот и выросло дитя.
Перед ним встает задача
Та же, с чистого листа:
Царь сбежал. Казна пуста.
На площадях волнуется народ,
Гудит как улей в день веселый мая,
– Наш царь – проглот, тиран и идиот!
Пророк вещает, кулаки вздымая.
– Он попирает вольность древних лет,
Не чтит богов и спелся с иноверцем,
Таких злодеев не было и нет,
Он яд змеи хранит под черным сердцем.
– А что нам делать? Научи, пророк!
За непокорность жизнью мы ответим…
– Внимайте люди, наступает срок,
И справедливость расцветет на свете,
Сметем злодея, нового царя
На трон посадим, как велит обычай,
Пусть богатеев вотчины горят,
Победе нашей суждено быть нынче!
Отважно вняв решительным словам,
Они пошли, дворцы и храмы руша,
О, как легко идти по головам…
Летят на копья слуг царевых туши.
Огнь отгорел, недолго углям тлеть,
Лишь смерти смрад вокруг разносит ветер,
Пророк давно болтается в петле,
А для народа вновь готовы плети.
Послушать разговоры мавзолеевы,
Так это символ нашего убожества,
И мумию напрасно в нем лелеем мы
С попорченной заплесневевшей кожицей.
Обязан быть Ульянов похороненным,
Как всякий, даже если из разбойников,
Ей-богу, разговоры эти доняли,
Сакральности добавили покойнику.
А все же Ленин нашей часть истории,
Кровавой, не усеянной цветочками.
Весну еще ни разу не ускорили
Насильственно развернутыми почками.
Покинуто языческое капище,
Сюда приходят только любопытные,
А рядом золотую тянет лапищу
Собор бетонный к сильному и сытому.
Закроет споры время серым пологом,
В срок мумия отправится в небытие,
И премию получат археологи
Когда-нибудь за важное открытие.
Люди славили Творца. Песнопели на коленях.
День сминал ступени тенью,
А из тени лапа – цап.
«Слава! Слава! Ты велик! Дал нам днесь!
Давай и дальше!
Пели и не знали фальши,
Свято веровали: – Есть!
Он! За всех и вся в ответе!
Грозный – перед ним мы дети.
Милосерден, справедлив.
Громких песен перелив
По вселенной разносили,
Не жалеючи усилий.
Солнца луч ложится косо,
Мягко гладит по лицу,
И нельзя задать вопроса:
Это ль надобно Творцу?
В душном море славословий
Черт свою добычу ловит.
На весах истории взвесили
веру и разум:
у нее – костры, мракобесие,
у него – коммунизма зараза,
с головой песьей метла
и гулаг.
Усмехнувшись в усы, божий сын
зашвырнул подальше весы.
Капает на камни жир —
Еретик горит на славу,
Отцветают витражи
Темным отблеском кровавым.
Стынет первая звезда,
К небу тянутся соборы,
Если ты успел предать,
Бог спасет от приговора.
Красота освящена
Кровью, потом и слезами.
Если б знать, за что цена.
Чуткий пепел кучкой замер.
Россия вновь в кольце врагов,
От века морды вражьи те же:
Купец- хапуга и невежа,
Министр – дурак и первый вор,
Джигит, вчера сошедший с гор,
Жандарм с дубинкой и нагайкой,
Работник, с рельса снявший гайку,
Мечтатель, полный сладких снов,
И храм, где нет Христа давно.
На плоской Земле посредине ветров
В огромной мохнатой папахе
Стоит россиянин, он взором суров,
Не слушает охи да ахи.
Блокчейн и блэкаут ему нипочем,
От санкций – ни горя, ни страха,
Вот разве слонов под Землей припечет,
Вот разве помрет черепаха,
На коих устроена твердь искони,
Тогда он почешет в затылке,
Но выживет, если в последние дни
Найдется в заначке бутылка.
Октябрь забыт, хоть Ленин жив,
И что ни город – истукан,
Страна лежит под слоем лжи,
За что наполнить мне стакан?
Мой тост за то, что Зимний наш,
И в нем навеки Эрмитаж.
Горит в подсвечнике свеча,
Красиво, гордо, ярко,
С ней мило милого встречать,
Чтоб вечер стал подарком.
Свеча сгорела, растеклась
Горячей липкой лужей,
Над темнотой утратив власть…
Подсвечник? Вряд ли хуже
Он стал, свечу похоронив,
Оставшись одиноким,
Спокоен, тверд и молчалив,
Все тот же, руки в боки.
С него совсем не трудно снять
Натеки восковые,
Готов свечу принять опять,
По новой, как впервые.
Давно оплавилась свеча,
Но хоть бы хны подсвечник.
Гусары! Должно вам молчать!
Хотя загадку разгадать
Сумели вы, конечно.
Вот анекдот изрядно бородатый,
Его с Востока ветер нам принес,
Султан премудрый правил там когда-то,
В диване сложный задал он вопрос:
Напасть ли нам на северных соседей,
Или с войной пока что подождать?
Визирь, что справа, зарычал медведем:
Я за войну, пора бы их прижать!
– Ты прав, визирь, зарвались негодяи, —
Вздохнул султан на пламенную речь.
Но тут министр, что слева, возражает:
– На пораженье может нас обречь
Поспешность эта, войско не готово,
На перевалах горных снег лежит.
И раздается вновь султана слово:
– Ты прав, визирь, не нужно сладкой лжи.
Визири спорят, слов немало резких
Дивана стены слышат, как всегда,
Вдруг женский голос из-за занавески,
Раздался звонкий, как в ручье вода:
– Мой повелитель, не впадая в злобу,
Мне разъясни, понять я не могу,
Ты утверждаешь, будто правы оба?
Но на одном не быть им берегу?
– И ты права, сладчайшая из гурий,
Твои волненья вовсе ни к чему.
О проекте
О подписке