Читать книгу «Счастливый человек» онлайн полностью📖 — Эдуарда Асадова — MyBook.
image

Литературные споры

 
Спорят о славе поэты.
Критики спорят тоже.
А славе плевать на это,
Хоть лопни, хоть лезь из кожи!
 
 
В литературном храме,
Перья скрестив свои,
Поэты спорят стихами,
Критики пишут статьи.
 
 
Критики дело знают:
Локтями тесня друг дружку,
Кого в основном читают,
С тех и «снимают стружку»!
 
 
Снимают, вовсю стараются,
Лупят кого-то всласть
И сами же удивляются,
В лужу потом садясь.
 
 
Но это не вразумляет,
И вновь они ищут трещины!
Я знаю, как это бывает, —
Сам получал затрещины.
 
 
Эх, сколько ж меня склоняли!
И как же в меня палили!
Такого нагромоздили,
Самим-то понять едва ли!
 
 
И все-таки самое главное,
После как оказалось,
Да все за эту за самую,
О Господи, популярность!
 
 
Ну словно кого обманывал,
Ограбил, или подвел,
 
 
Иль, скажем, читателей сманивал
И прятал в письменный стол.
 
 
И тем, кто приходит в ярость,
Я тихо хочу сказать:
– Возьмите себе популярность
И дайте спокойно писать!
 
1967

Ночные огни

 
В простудном мраке, в сырости ночной
Горит огонь спокойно-одинокий.
Чуть-чуть печальный, трепетный такой,
Загадочный, манящий и далекий…
 
 
Он, словно Марс или живой цветок,
Таинственный и в то же время честный.
Пылающий во мраке уголек,
Кусочек чьей-то жизни неизвестной.
 
 
Огонь ли это путника в степи,
Окно ли светит? Это я не знаю.
Но кто-то там не спит теперь, не спит!
И чья-то там душа сейчас живая!
 
 
Покажется: вот сто шагов всего,
И ты укрыт от холода и ветра,
Да только вот нередко до него
Десятки и десятки километров…
 
 
Невольно представляешь, что вон там
Сидят сейчас охотники-бродяги,
Пьют чай с горячим ромом пополам
И ждут к утру перепелиной тяги.
 
 
Или, быть может, там, перед окном,
Сидит из сказки девушка с косою
И, отложив большой, тяжелый том,
Глядит во тьму с задумчивой тоскою.
 
 
Иль мать-старушка долгий, долгий срок
Сидит и ждет, когда вернутся дети,
А путник забредет на огонек —
Она теплом и путника приветит.
 
 
Или, костром пронзая синий мрак,
Влюбленные сидят в сосновой роще,
А может, все совсем, совсем не так —
И будничнее, и скучней, и проще…
 
 
И все же я люблю их! Я готов
С мальчишьих лет всегда мечтать о чуде,
Люблю огни летящих поездов —
Живые кадры чьих-то дум и судеб.
 
 
Огонь в ночи!.. Ненастье… Вязнут ноги…
Со снегом дождь… А путь далек-далек…
И что бы стало с путником в дороге,
Когда б не этот добрый огонек?!
 
 
И есть там сказка или сказки нету —
Не в этом суть. Ты верь, и ты иди!
Он как надежда, этот лучик света,
Как искра счастья где-то впереди.
 
 
Ведь счастье тоже может быть порою
Чуть-чуть не то, которого ты ждешь,
Но ты страдаешь, борешься, живешь,
Пока оно горит перед тобою.
 
 
Возможно, птицей с синими крылами
Оно должно быть вечно впереди,
И кто ответит, может быть, в пути
Вот так к нему и следует идти
И никогда не брать его руками?!
 
1967

Важные минуты

 
Беда ли это, если иногда
Бывает в жизни кто-то мягкотелым,
Доверчивым, застенчиво-несмелым, —
Беда все это или не беда?
 
 
Навряд ли это повод к обсужденью.
У всех, как говорят, своя стезя.
И все же есть минуты и мгновенья,
Когда безвольным быть уже нельзя.
 
 
Ведь ты порой и сам не замечаешь,
Как средь житейских горестей и благ
То там, то здесь кому-то уступаешь.
И вдруг однажды словно замираешь:
Тебя толкают на бесчестный шаг.
 
 
Тот шаг нередко выгоден кому-то,
Кто может все. Какой же дать ответ?
Вот и пришла та самая минута,
Чтоб встать, чтоб бросить, как гранату:
– Нет!
 
 
Весна! Планета, будто сердце, бьется.
Любовь пришла. Она к тебе летит!
Душа твоя ей в чувствах признается,
А вот язык предательски молчит.
 
 
Но милая, едва у дома встанешь,
Уже спешит проститься до утра.
И ты идешь обратно и не знаешь,
Пора признаться или не пора.
 
 
А вот сейчас, задумчиво-робка,
Она стоит и медлит почему-то.
Пора! Пришла та самая минута.
Скажи. Не то пропал наверняка!
 
 
Вы с другом в горы как-то забрались.
Стучали бодро крепкие ботинки.
Вдруг, оступившись, друг слетел с тропинки
И на скале над пропастью повис…
 
 
Судьба вдруг разом повернулась круто.
Ползти к обрыву – жизнью рисковать.
Пусть так. Смелей! Сейчас пришла минута —
Иль вместе жить, иль вместе умирать!
 
 
Года спешат, друг друга обгоняя…
Но сколько же порою там и тут,
В большом и малом людям выпадает
Решительных мгновений и минут!
 
 
О, как мы спорим, если иногда
Бывает в жизни кто-то мягкотелым,
Доверчивым, застенчиво-несмелым, —
Беда все это или не беда?
 
 
Пустяк – цена всем этим обсужденьям!
А чтоб людьми серьезно дорожить,
О них не худо было бы судить
Вот по таким минутам и мгновеньям.
 
1968

Я мелкой злости в жизни не испытывал

 
Я мелкой злости в жизни не испытывал,
На мир смотрел светло, а потому
Я ничему на свете не завидовал:
Ни силе, ни богатству, ни уму.
 
 
Не ревновал ни к радостному смеху
(Я сам, коли захочется, – смеюсь),
Ни к быстрому и громкому успеху
(И сам всего хорошего добьюсь).
 
 
Но вы пришли. И вот судите сами:
Как ни смешно, но я признаюсь вам,
Что с той поры, как повстречался с вами,
Вдруг, как чудак, завидую вещам.
 
 
Дверям, что вас впускают каждый вечер,
Настольной лампе, сделанной под дуб,
Платку, что обнимает ваши плечи,
Стакану, что коснулся ваших губ.
 
 
Вы усмехнетесь: дескать, очень странно,
Вещь – только вещь! И я согласен. Да.
Однако вещи с вами постоянно.
А я – вдали. И в этом вся беда!
 
 
А мне без вас неладно и тревожно:
То снег, то солнце чувствую в крови.
А мне без вас почти что невозможно.
Ну хоть совсем на свете не живи!
 
 
Я мелкой злости с детства не испытывал,
На мир смотрел светло, а потому
Я ничему на свете не завидовал:
Ни славе, ни богатству, ни уму.
 
 
Прошу вас: возвратите мне свободу!
Пусть будет радость с песней пополам.
Обидно ведь завидовать вещам,
Когда ты человек и царь природы!
 
1968

Артисты

 
Кто выдумал, будто бы лгут артисты!
Что в жизни порою ворчат и пьют,
А вот на сцене трезвы и чисты,
Бывают возвышенны и речисты.
Артисты ни в чем не лгут!
 
 
Не просто Пушкина иль Шекспира
Они зажжены вдохновенным словом.
Артисты на сцене и вправду Лиры,
И вправду Гамлеты и Ратмиры,
И впрямь Джульетты и Годуновы!
 
 
Душа вселенной сродни лучистой,
Где звезды разной величины.
И вот на сцене в душе артиста
Нередко ярчайшие зажжены.
 
 
Тогда почему же ярчайшие, главные,
Всю жизнь постоянно в них не горят?
Но главные, так же как буквы заглавные,
Не могут быть всюду или подряд.
 
 
Никто же не требует от атлета
Ходить со штангою на спине!
И разве мы требуем от пилота
Быть вечно в заоблачной вышине?!
 
 
И кто артистов порой осудит
За неприглаженные пути?
Артисты тоже живые люди,
А не архангелы во плоти!
 
 
Герои были светлы, а все же
Принц Гамлет умел и не воду пить…
Да и Джульетта, коль надо, тоже,
Исполнена светлой, сердечной дрожи,
Могла сто нянек перехитрить.
 
 
И если где-то в житейском мире
Артисты спорят иль вина пьют,
Средь вас без грима все те же Лиры,
Марии, Гамлеты и Ратмиры,
И вы им верьте. Они не лгут!
 
1968

Разные свойства

 
Заяц труслив, но труслив оттого,
Что вынужден жить в тревоге,
Что нету могучих клыков у него,
А все спасение – ноги.
 
 
Волк жаден скорее всего потому,
Что редко бывает сытым,
А зол оттого, что, наверно, ему
Не хочется быть убитым.
 
 
Лисица хитрит и дурачит всех
Тоже не без причины:
Чуть зазевалась – и все! Твой мех
Уже лежит в магазине.
 
 
Щука жестоко собратьев жрет,
Но сделайте мирными воды,
Она кверху брюхом тотчас всплывет
По всем законам природы.
 
 
Меняет окраску хамелеон
Бессовестно и умело.
– Пусть буду двуличным, – решает он. —
Зато абсолютно целым.
 
 
Деревья глушат друг друга затем,
Что жизни им нет без света,
А в поле, где солнца хватает всем,
Друг к другу полны привета.
 
 
Змея премерзко среди травы
Ползает, пресмыкается.
Она б, может, встала, но ей, увы,
Ноги не полагаются…
 
 
Те – жизнь защищают. А эти – мех.
Тот бьется за лучик света.
 
 
А вот – человек. Он сильнее всех!
Ему-то зачем все это?
 
1968

Отцы и дети

 
Сегодня я слово хочу сказать
Всем тем, кому золотых семнадцать,
Кому окрыленных, веселых двадцать,
Кому удивительных двадцать пять.
 
 
По-моему, это пустой разговор,
Когда утверждают, что есть на свете
Какой-то нелепый извечный спор,
В котором воюют отцы и дети.
 
 
Пускай болтуны, что хотят, твердят,
У нас же не две, а одна дорога,
И я бы хотел вам, как старший брат,
О ваших отцах рассказать немного.
 
 
Когда веселитесь вы или даже
Танцуете так, что дрожит звезда,
Вам кто-то порой с осуждением скажет:
– А мы не такими были тогда!
 
 
Вы строгою меркою их не мерьте,
Пускай. Ворчуны же всегда правы.
Вы только, пожалуйста, им не верьте, —
Мы были такими же, как и вы!
 
 
Мы тоже считались порой пижонами
И были горласты в своей правоте,
А если не очень-то были модными,
То просто возможности были не те.
 
 
Когда ж танцевали мы или бузили,
Да так, что срывалась с небес звезда,
Мы тоже слышали иногда:
– Нет, мы не такими когда-то были!
 
 
Мы бурно дружили, мы жарко мечтали.
И все же порою – чего скрывать! —
Мы в парты девчонкам мышей совали,
Дурили, скелетам усы рисовали,
И нам, как и вам, в дневники писали:
«Пусть явится в срочном порядке мать!»
 
 
И все-таки в главном, большом, серьезном
Мы шли не колеблясь, мы прямо шли,
И в лихолетье свинцово-грозном
Мы на экзамене самом сложном
Не провалились, не подвели.
 
 
Поверьте, это совсем не просто —
Жить так, чтоб гордилась тобой страна,
Когда тебе вовсе еще не по росту
Шинель, оружие и война.
 
 
Но шли ребята назло ветрам
И умирали, не встретив зрелость,
По рощам, балкам и по лесам,
А было им столько же, сколько вам,
И жить им, конечно, до слез хотелось.
 
 
За вас, за мечты, за весну ваших снов
Погибли ровесники ваши – солдаты:
Мальчишки, не брившие даже усов,
И не слыхавшие нежных слов,
Еще не целованные девчата.
 
 
Я знаю их, встретивших смерть в бою,
Я вправе рассказывать вам об этом,
Ведь сам я, лишь выживший чудом, стою
Меж их темнотою и вашим светом.
 
 
Но те, что погибли, и те, что пришли,
Хотели, надеялись и мечтали,
Чтоб вы, их наследники, в светлой дали
Большое и звонкое счастье земли
Надежно и прочно потом держали.
 
 
Но быть хорошими – значит ли жить
Стерильными ангелочками?
Ни станцевать, ни спеть, ни сострить,
Ни выпить пива, ни закурить,
Короче: крахмально белея, быть
Платочками-уголочками?!
 
 
Кому это нужно и для чего?
Не бойтесь шуметь нисколько.
Резкими будете – ничего!
И даже дерзкими – ничего!
Вот бойтесь цинизма только.
 
 
И суть не в новейшем покрое брюк,
Не в платьях, порой кричащих,
А в правде, а в честном пожатии рук
И в ваших делах настоящих.
 
 
Конечно, не дай только Бог, ребята,
Но знаю я, если хлестнет гроза,
Вы твердо посмотрите ей в глаза,
Так же, как мы смотрели когда-то.
 
 
И вы хулителям всех мастей
Не верьте. Нет никакой на свете
Нелепой «проблемы» отцов и детей,
Есть близкие люди: отцы и дети!
 
 
Идите ж навстречу ветрам событий,
И пусть вам всю жизнь поют соловьи.
Красивой мечты вам, друзья мои!
Счастливых дорог и больших открытий!
 
1968
1
...