Я, наверное, так любил,
Что, скажите мне в эту пору,
Чтоб я гору плечом свалил, —
Я пошел бы, чтоб сдвинуть гору!
 
 
Я, наверное, так мечтал,
Что любой бы фантаст на свете,
Мучась завистью, прошептал:
– Не губи! У меня же дети…
 
 
И в тоске я сгорал такой,
Так в разлуке стремился к милой,
Что тоски бы моей с лихвой
На сто долгих разлук хватило.
 
 
И когда через даль дорог
Эта нежность меня сжигала,
Я спокойно сидеть не мог.
Даже писем мне было мало!
 
 
У полярников, на зимовке,
Раз, в груди ощутив накал,
Я стихи о ней написал.
Молодой, я и сам не знал,
Ловко вышло или не ловко?
 
 
Только дело не в том, наверно.
Я светился, как вешний стяг,
А стихи озаглавил так:
«Той, которая любит верно!»
 
 
Почему на земле бывает
Столько горького? Почему?
Вот живет человек, мечтает,
Вроде б радости достигает…
Вдруг – удар! И конец всему.
 
 
Почему, когда все поет,
Когда вот он я – возвратился! —
Черный слух, будто черный кот,
Прыгнув, в сердце мое вцепился.
 
 
Та же тропка сквозь сад вела,
По которой ко мне она бегала.
Было все: и она была,
И сирень, как всегда, цвела,
Только верности больше не было…
 
 
Каждый май прилетают скворцы.
Те, кто мучился, верно, знают,
Что, хотя остаются рубцы,
Раны все-таки зарастают.
 
 
И остался от тех годов
Только отзвук беды безмерной
Да горячие строки стихов:
«Той, которая любит верно!»
 
 
Я хотел их спалить в огне:
Верность женская – глупый бред!
Только вдруг показалось мне,
Будто кто-то мне крикнул: – Нет!
 
 
Не спеши! И взгляни пошире:
Пусть кому-то плевать на честь,
Только женская верность в мире
Все равно и была и есть!
 
 
И увидел я сотни глаз,
Заблестевших из дальней тьмы:
– Погоди! Ты забыл про нас.
А ведь есть на земле и мы!
 
 
Ах, какие у них глаза!
Скорбно-вдовьи и озорные,
Женски гордые, но такие,
Где все правда: и смех и слеза.
 
 
И девичьи, всегда лучистые —
То от счастья, то от тоски,
Очень светлые, очень чистые,
Словно горные родники.
 
 
И поверил я, и поверил!
– Подождите! – я говорю. —
Вам, кто любит, и всем, кто верен,
Я вот эти стихи дарю.
 
 
Пусть ты песня в чужой судьбе
И не встречу тебя, наверно.
Все равно. Эти строки тебе:
«Той, которая любит верно!»
 

1975

 
В природе смена вечна и быстра:
Лягушка поедает комара.
 
 
Гадюка тоже пообедать хочет,
Гадюка на лягушку зубы точит.
 
 
А где-то еж, отчаянный в бою,
Сурово точит зубы на змею.
 
 
Лисица, хитромудрая душа,
Сощурясь, точит зубы на ежа.
 
 
А волк голодный, плюнув на красу,
Порою точит зубы на лису.
 
 
Лишь люди могут жить и улыбаться,
Поскольку людям некого бояться.
 
 
Но, видимо, судьба и тут хохочет:
А люди друг на друга зубы точат!..
 

1975

 
Когда «модерняги» пишут стихи —
То всех оглушают бредовым криком,
А кто-то их слушает с умным ликом,
Мол, мы понимаем и мы не глухи.
 
 
Бедняги, ну что вы себя терзаете,
Как будто иной и дороги нет?!
Неужто вы что-нибудь потеряете,
Сказав, что бессмыслиц не понимаете,
Что вопли есть вопли, а бред есть бред?!
 
 
Что громкая, пестрая суесловность —
Как «голый король» для наивных глаз,
И что модерновость – давно не новость
И все это было уже сто раз!
 
 
Признайтесь, что сердца согреть не может
Набор из бахвальски-трескучих строк,
Что втайне вам в тысячу крат дороже
Есенин, Твардовский, Светлов и Блок.
 
 
И кто б ни грозил вам порой мечами,
Не бойтесь мнения своего.
Держитесь как львы. И увидите сами,
Не будет за это вам ничего!
 

1975

 
Хотя чудес немало у земли,
Но для меня такое просто внове,
Чтоб в октябре однажды в Подмосковье
Вдруг яблони вторично зацвели!
 
 
Горя пунцово-дымчатым нарядом,
Любая роща – как заморский сад:
Весна и осень будто встали рядом,
Цветут цветы, и яблоки висят.
 
 
Весна и осень, солнце и дожди,
Точь-в-точь посланцы Севера и Юга.
Как будто ждут, столкнувшись, друг от друга
Уступчивого слова – проходи!
 
 
Склонив к воде душистые цветы,
В рассветных брызгах яблоня купается.
Она стоит и словно бы смущается
Нагрянувшей нежданно красоты:
 
 
– Ну что это такое в самом деле!
Ведь не девчонка вроде бы давно,
А тут перед приходами метели
Вдруг расцвела. И глупо и смешно!
 
 
Но ветер крикнул: – Что за ерунда!
Неужто мало сделано тобою?!
При чем тут молода – немолода?
Сейчас ты хороша как никогда,
Так поживи красивою судьбою!
 
 
Взгляни, как жизнь порою отличает:
В пушисто-белом празднике цветов
Багряный жар пылающих плодов…
Такого даже молодость не знает!
 
 
Тебя терзали зной и холода,
Кому ж, скажи, еще и погордиться?!
Вглядись смелее в зеркало пруда,
Ну разве ты и вправду не царица?!
 
 
Так прочь сомненья! Это ни к чему.
Цвети и смейся звонко и беспечно!
Да, это – счастье! Радуйся ему.
Оно ведь, к сожаленью, быстротечно…
 

1975

 
В сирени тонет подмосковный вечер,
Летят во тьму кометы поездов,
И к лунным бликам тянутся навстречу
Закинутые головы цветов.
 
 
Над крышами, сгущая синеву,
Торжественно горят тысячелетья…
Раскинув крылья, утомленный ветер
Планирует бесшумно на траву.
 
 
Ты рядом. Подожди, не уходи!
Ты и зима, и огненное лето!
А вдруг уже не будет впереди
Ни этих встреч, ни этого рассвета?!
 
 
Прости, я знаю, чушь и ерунда!
А впрочем, страхи и тебя терзают.
Ведь если что-то дорого бывает,
Везде и всюду чудится беда.
 
 
Но коль сердец и рук не разомкнуть,
Тогда долой все тучи и метели!
Эх, нам сейчас с тобой бы где-нибудь,
Обнявшись, прямо с палубы шагнуть
На землю, не обжитую доселе!
 
 
Но «шарик», к сожаленью, обитаем
И вдаль и вширь по сушам и морям.
Но мы – вдвоем и веры не теряем,
Что все равно когда-нибудь слетаем
К далеким и неведомым мирам.
 
 
И вот однажды, счастьем озаренные,
Мы выйдем на безвестный космодром,
И будем там мы первыми влюбленными
И первый факел радостно зажжем.
 
 
Пошлем сигнал в далекое отечество
И выпьем чашу в предрассветной мгле.
Затем от нас начнется человечество,
Как от Адама с Евой на Земле…
 
 
Адам и Ева – жизнь наверняка:
На сотни верст – ни споров, ни измены…
Горят, пылают всполохи вселенной…
Все это так и будет. А пока:
 
 
В сирени тонет подмосковный вечер,
Летят во тьму кометы поездов,
И к лунным бликам тянутся навстречу
Закинутые головы цветов.
 
 
Пропел щегол над придорожной ивой,
Струится с веток сумрак с тишиной…
А на скамейке, тихий и счастливый,
«Адам» целует «Еву» под луной.
 

1975

 
Профессор прослушал меня и сказал:
– Сердчишко пошаливает упрямо.
Дайте, сестрица, мне кардиограмму,
Посмотрим-ка, что он напереживал.
 
 
Маленький белый рулон бумаги,
А в нем отражен твой нелегкий путь.
Зубчики, линии и зигзаги —
Полно, профессор, да в них ли суть?!
 
 
Ведь это всего только телеграмма,
Но телеграммы всегда сухи.
А настоящая «сердцеограмма»,
Где все: и надежда, и смех, и драма,
Вот она – это мои стихи!
 
 
Откройте любую у них страницу —
И жизнь моя сразу к лицу лицом:
Вот эта военной грозой дымится,
А та сражается с подлецом.
 
 
Другие страницы – другие войны:
За правду без страха и за любовь.
Ну мог ли, профессор, я жить спокойно,
Как говорится, «не портя кровь»?
 
 
И разве же сердцу досталось мало,
Коль часто, горя на предельной точке,
Из боли и счастья оно выплавляло
Все эти строчки, все эти строчки.
 
 
Итак, чтоб длиннее была дорога,
Отныне – ни споров, ни бурных встреч.
Работать я должен не слишком много,
Следить за режимом умно и строго,
Короче, здоровье свое беречь.
 
 
Спасибо, профессор, вам за внимание!
Здоровье, конечно же, не пустяк.
Я выполню все ваши указания.
Куренью – конец, говорю заранее.
А жить вот спокойно… увы, никак!
 
 
Ну как оставаться неуязвимым,
Столкнувшись с коварством иль прочим злом?
А встретившись где-нибудь с подлецом,
Возможно ль пройти равнодушно мимо?!
 
 
Любовь же в душе моей, как всегда,
Будет гореть до скончания века.
Ведь если лишить любви человека,
То он превратится в кусочек льда.
 
 
Волненья? Пусть так! Для чего сердиться?
Какой же боец без борьбы здоров?!
Ведь не могу ж я иным родиться!
А если вдруг что-то со мной случится,
То вот они – книги моих стихов!
 
 
Где строчка любого стихотворенья,
Не мысля и дня просидеть в тиши,
Является трассой сердцебиенья
И отзвуком песни моей души!
 

1975

 
Хоть мать-судьба и не сидит без дела,
Но идеалы скупо созидает,
И красота души с красивым телом
Довольно редко в людях совпадает.
 
 
Две высоты, и обе хороши.
Вручить бы им по равному венцу!
Однако часто красота души
Завидует красивому лицу.
 
 
Не слишком-то приятное признанье,
А все же что нам истину скрывать?!
Ведь это чувство, надобно сказать,
Не лишено, пожалуй, основанья.
 
 
Ведь большинство едва ль не до конца
Престранной «близорукостью» страдает.
Прекрасно видя красоту лица,
Душевной красоты не замечает.
 
 
А и заметит, так опять не сразу,
А лишь тогда, смущаясь, разглядит,
Когда все то, что мило было глазу,
Порядочно и крепко насолит.
 
 
А может быть, еще и потому,
Что постепенно, медленно, с годами,
Две красоты, как женщины в дому,
Вдруг словно бы меняются ролями.
 
 
Стареет внешность: яркие черты
Стирает время властно и жестоко,
Тогда как у духовной красоты
Нет ни морщин, ни возраста, ни срока.
 
 
И сквозь туман, как звездочка в тиши,
Она горит и вечно улыбается.
И кто откроет красоту души,
Тот, честное же слово, не закается!
 
 
Ведь озарен красивою душой,
И сам он вечным расплеснется маем!
Вот жаль, что эту истину порой
Мы все же слишком поздно понимаем.
 

1975

 
Мальчишкой, встречая порой коварство
Или на щедрость в ответ – гроши,
Я уходил в «Голубое царство»,
В «Доброе царство» моей души.
 
 
Мысленно вверх по крылатой лесенке
Шел я, волшебный пароль храня,
И пели ступеньки мне тихо песенки
И дружно приветствовали меня.
 
 
И стоило с гулко стучащим сердцем
Сказать мне таинственные слова,
Как, смотришь, уже распахнутся дверцы
И, словно хрусталь, зазвенит листва.
 
 
Беды здесь словно бы растворяются.
Ведь тут, в этом царстве мечты и снов,
Любые желания исполняются
В мгновение ока, без лишних слов.
 
 
Тут можно любые зажечь рассветы,
Вдохнуть потрясающий аромат,
Увидеть природу синего цвета,
Желтого цвета, алого цвета,
Сразу шагнуть и в мороз, и в лето,
И в завтра, и в тысячу лет назад.
 
 
Мне тут даже в мыслях не станут лгать,
А каждая умница и красавица
Здесь так безотчетно в меня влюбляется,
Что рада б и жизнь за меня отдать.
 
 
И, наделенный особой властью,
Я всюду попавших в беду людей
Мгновенно спасаю от всех несчастий,
От всяческих хворостей и смертей.
 
 
Лишь к подлости я доброты не знаю.
И вот сокрушающей силой слов
Я с гневной радостью истребляю
Всех в мире мерзавцев и подлецов!
 
 
Здесь я – счастливейший из живых!
И мне не бывать ни больным, ни старым.
И все богатства земного шара
Покорно лежат возле ног моих!
 
 
Детство окончилось, отмечталось…
Мчались года с быстротой стрижей,
И вот, к удивлению, оказалось,
Что «Доброе царство» не потерялось,
А стало лишь строже да чуть мудрей.
 
 
Сражаюсь я, радуюсь, ненавижу,
А если устану, спрошу: «К чему?!»
И взмою в то «царство», как дрозд на крышу,
Где все, что захочется, вновь увижу
И все, что мне дорого, обниму…
 
 
Ведь как нам порою ни улыбается
Удача, признаемся без труда,
Так уж у каждого получается,
Что где-то одни вдруг мечты сбываются,
Другим не исполниться никогда.
 
 
Поэтому сколько бы, как ручей,
Ни мчался ты с песней в большую реку,
Без этого «царства» души своей
Нельзя, наверное, человеку!
 

1975