© Edythe Haber, text, 2019

© I. B. Tauris & Co. Ltd, 2019

© И. И. Бурова, перевод с английского, 2021

© Academic Studies Press, 2021

© Оформление и макет, ООО «Библиороссика», 2021

Памяти профессора Всеволода Михайловича

Сечкарева (1914–1998), пионера исследований

литературы русской эмиграции, приобщившего

меня к радостям, которые может подарить Тэффи

Если бы нам пришлось определить жанр жизни изгнанного писателя – это была бы, несомненно, трагикомедия.

Иосиф Бродский. Состояние, которое мы называем изгнанием

Жить в анекдоте ведь не весело, скорее трагично.

Тэффи. Воспоминания

Вступительное примечание

Дореволюционная Россия жила по юлианскому календарю, на 13 дней отстающему от григорианского, введенного в феврале 1918 года. Я указываю даты по тому календарю, который использовался в описываемые времена. Тэффи редко датировала свои письма. Таким образом, датировки и хронология часто оказываются приблизительными и основаны на более широком контексте жизни Тэффи и эпохи.

Все сокращения, используемые в тексте, приводятся в разделе Библиография.

Предисловие

Я многие годы занимаюсь изучением жизни и творчества Тэффи и обязана многим людям. Прежде всего мне хотелось бы выразить благодарность профессору Всеволоду Михайловичу Сечкареву, моему научному консультанту по докторской диссертации (Гарвард, 1971), который приобщил меня к Тэффи и тогда еще не привлекавшей внимания исследователей литературе русской эмиграции. Я также в долгу у моего второго читателя, навсегда ставшего для меня образцом для подражания профессора Дональда Фэнгера, чья высокая требовательность во многом способствовала улучшению стиля и читабельности моей диссертации.

Благодарю Массачусетский университет (Бостон), предоставивший мне грант на поездку, когда после очень долгого перерыва я вернулась к Тэффи. Трудно подобрать слова, чтобы выразить мою признательность Дэвис-центру российских и евроазиатских исследований Гарвардского университета, многие годы предоставлявшему мне доступ к важнейшим научным ресурсам и возможность общения с его вдохновляющим сообществом специалистов в разных областях. Особую пользу мне принесло участие в Группе литературных исследований, возглавляемой Соней Кетчан, и Рабочей группе по изучению гендера, социализма и постсоциализма, которой руководит Рошель Рутчайлд. Я также благодарна Хью Траслоу, библиотекарю Библиотеки им. Фанга Дэвис-центра, всегда помогавшему мне в разгадывании библиографических ребусов.

Необычайно полезным для меня оказалось и участие в работе Иллинойсской летней исследовательской лаборатории по изучению России и Восточной Европы Иллинойсского университета в Урбане-Шампейне. Благодарю Роберта Бургера, Джулию Граучмен и Хелен Салливан.

Вероятно, самую большую пользу от возвращения к Тэффи я получила благодаря установлению связей с международным сообществом ученых, работающих над сходными проблемами. Я в особенности признательна Ричарду Дэвису (Русский архив в Лидсе, Библиотека Бразертона, Университет Лидса), чья скрупулезность, строгость и научная добросовестность в период нашего сотрудничества послужили для меня недосягаемым образцом, которому я могу лишь стремиться подражать. Он продолжает оказывать мне всестороннюю поддержку и в больших, и в малых делах. Одним из таких больших дел стала состоявшаяся благодаря ему встреча с Наталией Борисовной Соллогуб (1912–2008), дочерью Бориса и Веры Зайцевых, которая любезно поделилась со мной своими детскими воспоминаниями о Тэффи.

Особой благодарности заслуживает и московская исследовательница Тамара Александрова, которая великодушно ознакомила меня со своими обширными изысканиями, посвященными семье Тэффи и ее детству. Также важную роль в реализации моего проекта сыграли сотрудничество и общение с другими учеными: Эльдой Гаретто (Университет Милана); Л. А. Спиридоновой, Д. Д. Николаевым, Еленой Трубиловой и Олегом Коростелёвым (Институт мировой литературы им. Горького, Москва), а также Ольгой Фетисенко (Институт русской литературы, Санкт-Петербург).

Огромную помощь при проведении исследований мне оказывали ученые и работники архивов, в которые я обращалась: они не жалели на меня своего времени и щедро делились опытом. Выражаю особую благодарность Тане Чеботаревой из Бахметьевского архива русской и восточноевропейской истории и культуры Библиотеки редких книг и рукописей Колумбийского университета (Нью-Йорк); Ричарду Дэвису; Маргарите Павловой из Института русской литературы (Санкт-Петербург); Стэнли Дж. Рабиновичу из Амхерстского центра изучения русской культуры Амхерст-колледжа (Амхерст, Массачусетс); Ирине Решетниковой из Российского государственного архива литературы и искусства (Москва). Я также глубоко признательна Дмитрию Беляеву из Архива русского зарубежья в Музее Марины Цветаевой (Москва), Елене Обатниной из Института русской литературы (Санкт-Петербург); Сондре Тэйлор из Библиотеки Лилли Индианского университета (Блумингтон, штат Индиана). Спасибо Рональду Булатову из Архива Гуверовского института (Стэнфорд, штат Калифорния) и Джону Монахану из Библиотеки редких книг и рукописей Бейнеке Йельского университета (Нью-Хейвен, штат Коннектикут) за то, что они присылали мне важные архивные материалы, а также анонимным (или забытым) сотрудникам Литературного архива Музея чешской литературы (Прага), Библиотеки Хоутона Гарвардского университета; Библиотеки Иллинойсского университета (Урбана-Шампейн); Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург); Отдела рукописей и редких книг Санкт-Петербургской театральной библиотеки.

Я также глубоко признательна Роберту Чэндлеру, благодаря великолепным переводам которого у Тэффи появились поклонники среди англоязычных читателей: энтузиазм, с которым он поддерживал мою работу, имел множество счастливых последствий. Я высоко ценю усилия Ричарда Дэвиса и профессора Кэтрин О’Коннор (Бостонский университет), взявших на себя труд внимательно прочитать мою рукопись. Мне хотелось бы поблагодарить и Тома Стоттора, моего высококвалифицированного и влюбленного в свое дело редактора из «I. B. Tauris», за его многочисленные конструктивные предложения; менеджера проекта Алекса Биллингтона из «Tetragon Publishing» и моего замечательного, внимательного корректора Алекса Миддлтона. Если какие-то ошибки и укрылись от его орлиного взора, то ответственность за это лежит исключительно на мне.

Русское издание моей книги требует новой порции благодарностей. Выражаю свою признательность моему прекрасному переводчику Ирине Буровой, редактору Роману Рудницкому, а также Ксении Тверьянович, редактору по правам, Марии Вальдеррама, Ирине Знаешевой и всем сотрудникам издательства «Academic Studies Press».

Наконец, я благодарю моего покойного супруга Тимура Джорджадзе и моих сестер Зельду и Клару Хейбер за их неизменную поддержку и ободрение.

Введение

Приезжают наши беженцы, изможденные, почерневшие от голода и страха, отъедаются, успокаиваются, осматриваются, как бы наладить новую жизнь, и вдруг гаснут. Тускнеют глаза, опускаются вялые руки и вянет душа – душа, обращенная на восток… Умерли. Боялись смерти большевистской – и умерли смертью здесь [Тэффи 1997–2000, 3: 37] («Ностальгия»)^[1].

Так писала вскоре после приезда в Париж в 1920 году Тэффи (Надежда Лохвицкая, 1872–1952). Самая выдающаяся русская писательница-юмористка своего времени (а возможно, и всех времен вообще), она присоединилась приблизительно к миллиону своих соотечественников, которые бежали из России, гонимые большевистской революцией 1917 года, и образовали так называемое русское зарубежье, столицами которого изначально были Париж и Берлин, но с далеко разбросанными в географическом плане форпостами, такими как Шанхай и Буэнос-Айрес^[2]. Рассказы Тэффи и еженедельные газетные колонки, которые она вела в возникшей по всему русскому зарубежью периодике, стали рупором этих обездоленных людей и изображали – с характерным для нее сочетанием остроумия и трогательного пафоса – бедствия, выпавшие на долю таких же беженцев, как она сама: их непреходящую тоску по утраченной родине; острые финансовые проблемы, с которыми они сталкивались; их безуспешные попытки приспособиться к чужой культуре; антагонизм и подозрительность, с которыми они столкнулись в принявших их странах, особенно в период ухудшения экономической и политической ситуации в 1930-е годы.

Сама Тэффи делила невзгоды со своими читателями-эмигрантами и служила примером их стойкости в худшие времена. История ее жизни, как и созданные ею литературные образы соотечественников, не утратили актуальности в свете неоднократно происходивших в XX–XXI веках массовых исходов населения и перемещений отдельных лиц в результате войн, революций, политических преследований, стихийных бедствий – а также в силу той враждебности, с которой беженцы столкнулись впоследствии из-за тех международных конфликтов, которые ранее превратили их в изгнанников. История русского зарубежья не утрачивает актуальности.

И при этом, вопреки всему, Тэффи так забавна. Говорят, что особенностью эмигрантской литературы является «двойное сознание» писателя, одновременно сосредоточенное на «здесь» и «там», на настоящем и утраченном прошлом [Slobin 2013: 19]. В произведениях Тэффи со всей полнотой отразилась абсурдность, присущая такой «двойной» жизни, в которой бывшие генералы работают таксистами, придворные фрейлины зарабатывают на жизнь вышивкой, а безалаберные Ольги пытаются превратиться в стильных Mesdames d’Ivanoff. Именно способность находить забавное в невзгодах – и тем самым облегчать тяготы жизни читателей – сделала Тэффи одной из самых любимых писательниц русской диаспоры.

Эта книга, основанная на переписке Тэффи и других архивных материалах, а также опирающаяся на ее литературное творчество и журналистскую деятельность, впервые расскажет всю историю писательницы, вписав ее в контекст того бурного времени, в котором той выпало жить. Тэффи стала чрезвычайно популярной писательницей еще в России. Она достигла такого признания, что в ее честь называли конфеты и духи, а присущие ей заразительный юмор и виртуозный стиль превратили в ее поклонников таких разных личностей, как последний царь и В. И. Ленин.

Тэффи завоевала известность прежде всего благодаря юмору, однако она творила в широком диапазоне жанров, от серьезной поэзии и прозы до пьес и даже популярных песенок. Обращаясь к ее трудам, созданным на протяжении весьма продолжительной литературной карьеры, я исхожу из того, что они обладают глубинным единством: в основе абсурда повседневной жизни, изображенного в ее комических сочинениях, лежит то же самое (пусть даже порой принимающее нелепые формы) стремление к более красивой и осмысленной версии и своего «я», и мира, которым отмечена ее поэзия.

Разнообразие дореволюционного творчества Тэффи позволило ей познакомиться с многочисленными представителями литературных и театральных кругов Петербурга, благодаря чему ее биография представляет возможность увидеть панораму жизни артистической среды того блистательного периода расцвета русской культуры, который обычно называют Серебряным веком. Несмотря на то что Тэффи, по большей части, была далека от политики, она испытала на себе те громадные потрясения, которые выпали на долю имперской России на закате ее истории: революции 1905 и 1917 годов; мировую войну; Гражданскую войну. Более того, в ее остроумных, язвительных газетных публикациях присутствуют не только яркие свидетельства этих грандиозных катаклизмов, но и беглые комментарии по поводу таких социальных проблем, как антисемитизм и преступность, которые стали бичом имперской России в последнее десятилетие ее существования.