Глава 3
в которой Нину ждет сюрприз, но не факт, что приятный

Утро в доме Нины было не самым легким временем дня.

В той воображаемой жизни, какую ей хотелось бы вести, вместо той, что была ей уготована, Нина бы встала, умыла лицо пенкой с заслуживающим доверия составом, сходила бы в такой душ, где вода течет со всех сторон (хотя что произойдет, если нагнешься за шампунем, – получишь струю в лицо? как грубо!), потом оделась бы в удобную, но стильную одежду из натуральных волокон, собранных рабочими, которым хорошо платят. Вы внимательно следите? Затем позавтракала бы свежими фруктами, цельнозерновым хлебом и йогуртом из молока, добровольно пожертвованного козами, потому что его у них больше, чем им необходимо. Она была бы полна сознательности, благодарности и не имела бы никаких изъянов.

На самом деле же все происходило иначе. Нина вставала с головной болью, потому что пила вино, на тридцать процентов состоящее из сульфитов или какой-то другой гадости, от которой болит голова. Во рту у нее был такой привкус, как от одного из тех носков, что иногда валяются без пары на улице. Волосы напоминали гнездо. Она стояла, дрожа и слегка сутулясь, у кофемашины в ожидании, когда кофе будет готов. Иногда ее остекленевший взгляд останавливался на уголке визуализации, и тогда она чувствовала обиду на планету за то, что та непрерывно вращается вокруг Солнца, даже не спросив у нее. И так день за днем, ночь за ночью, все снова и снова. Короче говоря, пока в ее организм не попадал кофеин, Нина пребывала в состоянии овоща и бывала замечена за тем, что пускала слюни.

Но приняв душ и дозу кофеина, она становилась совершенно другим человеком. Этот человек, достав органайзер и коробку с карандашами, садился со второй кружкой кофе в большое кресло. Там она решала, что будет есть и какими физическими упражнениями заниматься. Составляла список покупок. И жизнь снова начинала казаться упорядоченной, находящейся под контролем и движущейся в правильном направлении.

На сегодня у нее было запланировано собрание книжного клуба, после которого она собиралась вернуться домой и почитать перед сном. Она уже приготовила самые мягкие пижамные штаны с носками. Пометила, что нужно купить попкорн. И маленькие маршмеллоу в какао. А еще какао. И молоко. Потом стала смотреть интересные винтажные кружки для какао на eBay, но тут обратила внимание на время, закрыла компьютер и побежала на работу.

По пути Нина надела наушники, слушала приятную музыку, чувствовала себя оживленной, улыбалась прохожим и здоровалась с собаками, воображая, будто она героиня какого-то фильма. Ее часто посещали фантазии, что ее жизнь есть нечто, подобное «Шоу Трумана», и что телезрители по всему миру вместе с ней наслаждаются ее прической и музыкой у нее в плеере. Ей представлялось, как она подставляет лицо под лучи солнца, чтобы облегчить задачу осветителю, и оглядывается через плечо, чтобы камерам сзади было что снимать. В обществе Нина вела себя тихо и сдержанно, наедине же с собой превращалась в поющий и пляшущий вихрь сияния и движения. Если только не была на тот момент дрожащим сгустком тревоги, потому что такое с ней тоже часто случалось. Она хорошо умела это скрывать, но тревожность нежданно возникала у нее в критических ситуациях, словно некая противоположность суперсилы. Халка охватывал гнев, Нину – тревога. Она всегда сочувствовала Брюсу Беннеру, особенно в исполнении Марка Руффало. Она, по крайней мере, могла принять успокоительное. Ему же мог помочь только Тор.

Нина достигла бульвара Ларчмонт с его магазинчиками фермерского сыра и шляп (в одних магазинчиках продавали сыр, в других – шляпы, в сочетании это было бы слишком странно, особенно в теплую погоду) и зашла в свое любимое кафе, чтобы взять низкокалорийный маффин с отрубями и без глютена. Шучу-шучу, это был шоколадный круассан.

– Привет, Нина, – сказала Ванесса, ее подруга, работавшая в кафе. – Что новенького?

– На удивление, ничего особенного, – произнесла Нина. – Мне, пожалуйста, шоколадный круассан.

– Завтрак чемпионов.

– Французских чемпионов.

– Шампиньонов?

– Мне кажется, это переводится как грибы, – неуверенно ответила Нина.

Ванесса пожала плечами, а Нина поторопила ее:

– Слушай, я только выпила пару чашек кофе. И едва держусь на ногах.

Нина взяла круассан без упаковки и начала его есть еще по пути, подходя к проезжей части. Несколько дел одновременно и при этом забота об окружающей среде. Еще девяти не было, а день уже удался.

Когда она вошла, Лиз подняла глаза на жующую Нину:

– О, а мне ты не взяла?

Нина развернулась и снова дошла до кафе, а через минуту вернулась.

– Взяла, как ни странно.

– Очень мило с твоей стороны. Как прошел квиз?

– Мы проиграли.

Лиз вытаращила глаза:

– Да ладно? Вы никогда не проигрываете.

Нина пнула стеллаж с книгами:

– Ну а вчера проиграли. У нас было равное количество очков с другой командой, ведущий задал вопрос про лошадиные скачки, и мы не ответили. Ты знаешь, что у всех скаковых лошадей день рождения – первого января? Нет? Вот и я не знала.

Лиз нахмурилась.

– Не пинай стеллажи. Мне жаль, что твой кругозор не охватывает спорт королей, но, если ты что-нибудь сломаешь, это вычтется из твоей зарплаты, – цокнув языком, она повернулась, чтобы уйти, но внезапно остановилась. – Ах да, от потрясения из-за твоего проигрыша я совсем забыла, что тебе звонили.

Нина стряхнула крошки со свитера, радуясь, что ни одна не успела оставить пятно (ей всегда вспоминалась та фраза из «Симпсонов»: «И помните, если сомневаетесь, потрите еду о бумагу. Если она станет прозрачной, это то, что нужно»), и нахмурилась.

– Звонок? От покупателя?

Лиз пожала плечами и откусила от круассана, обсыпая крошками собственную одежду.

– Не знаю. Какой-то мужчина. Спрашивал Нину Хилл, то есть тебя, а когда я предложила ему оставить сообщение, сказал, что перезвонит.

Зазвонил телефон.

– Наверное, это он, – сказала Лиз.

Но это был не он, а кто-то совсем другой, и Нина уже забыла про звонок, когда несколько часов спустя в магазин зашел человек.

Он с первого взгляда выделялся тем, что был одет в костюм, какие нечасто можно увидеть на бульваре Ларчмонт. Серьезный костюм. Белая рубашка с накрахмаленным воротничком. Платок в кармашке пиджака. Большинство обитателей Ларчмонта занимались творческой деятельностью, поэтому носили толстовки с капюшонами и кроссовки, кеды или высокие берцы. Чем успешнее они были, тем маргинальнее выглядели. Этот человек словно явился с другой планеты.

– Нина Хилл?

Лиз показала на нее, хотя Нина сразу подняла голову, едва услышала свое имя, как кошка, когда слышит, как вдалеке открывают консервную банку. Она довольно раскладывала в отделе научно-прикладной литературы новые поступления и в тот самый миг держала в руках книгу о земляных червях, с нежностью думая о Филе и его щедрой натуре. Посмотрев на незнакомца, она решила, что его появление, скорее всего, не сулит ничего хорошего.

Он приблизился к ней такой плавной походной, будто подкатился на колесиках, и произнес:

– Мисс Хилл? Нина Ли Хилл?

Бежать было поздно и, насколько ей было известно, никто не выдавал ордер на ее арест, поэтому она кивнула.

Он улыбнулся:

– Мы можем поговорить с глазу на глаз?

Ну точно, ничего хорошего.

Кабинет в магазинчике «У рыцаря» был очень маленьким, и наполняли его преимущественно коробки с книгами, огромные рекламные плакаты книг и сложенные стопками тома, грозившие в любой момент опрокинуться и рассыпаться по полу. Там был всего один стул, который должен был подниматься и опускаться, но механизм не работал. Незнакомец приглашающим жестом махнул на стул Нине, и та села. Это положение оказалось не очень удобным: лицо ее теперь находилось на том же уровне, что и его ширинка, поэтому она встала. Он не мог протиснуться мимо нее, чтобы усесться самому, и они остались стоять, а расстояние между ними оказалось на десять сантиметров меньше комфортного. Нине хотелось сделать большой шаг назад и даже принять оборонительную позу, но момент был упущен и сейчас это показалось бы грубостью. «Боже, – подумала она, – иногда трудно быть человеком, ведь за необходимостью вести себя цивилизованно скрывается мозг маленького перепуганного млекопитающего». Возможно, у других людей слой цивилизованности был толще, у нее-то он казался толщиной с отклеенную маску для лица. За дверью комнаты виднелась Лиз, готовая прийти на помощь, если нужно. Нина почувствовала себя лучше и улыбнулась, решив быстрее со всем покончить.

– Чем я могу вам помочь, мистер…?

– Саркасян. Я поверенный Уильяма Рейнольдса.

– Ясно, – Нина подождала. Она впервые слышала это имя. Ожидалось, что она его знает?

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – он сделал паузу.

Нина продолжала ждать. Если бы дела были действительно плохи, уже появилась бы полиция, верно?

– С прискорбием вынужден сообщить, что ваш отец умер.

Понадобилась секундная пауза, чтобы подумать, нет ли у этих слов какого-либо другого значения, после чего Нина покачала головой.

– Простите, здесь какая-то ошибка. У меня нет отца, – это прозвучало неправильно. – То есть, конечно, у меня есть отец, но я с ним незнакома. Мы никак не связаны. Я даже не знаю его имени.

– Его зовут – точнее, звали – Уильям Рейнольдс.

– Сомневаюсь.

Поверенный кивнул:

– Это правда. У меня в распоряжении есть письмо от вашей матери, Кэндис Хилл, подтверждающее отцовство и освобождающее его от родительских обязанностей с условием, что он никогда не предпримет попытки с вами связаться.

Нина все-таки села на стул:

– Я не…

У мистера Саркасяна была лысая макушка, но на висках и затылке все еще росли волосы, отчего казалось, будто он надел коричневую шерстяную шляпу, от которой остались только поля. Он говорил быстро и твердо, как будто репетировал по дороге. Вряд ли он постоянно сообщал людям такие новости…

– Как видите, мистер Рейнольдс подчинился желанию вашей матери, но тем не менее включил вас в число своих наследников.

Он сделал паузу, дожидаясь ответа, но Нина лишь молча смотрела на него, преимущественно потому, что не имела никакого представления, что отвечать.

– Я должен пригласить вас на оглашение завещания, которое состоится уже через несколько недель, – произнес он извиняющимся тоном. – Потребовалось больше времени, чем я надеялся, чтобы найти вас, ведь вы могли быть где угодно, – он откинул французский манжет и посмотрел на часы. – Представьте себе мое удивление, когда обнаружилось, что вы здесь, в Лос-Анджелесе.

– Почему?

Он улыбнулся, чувствуя облегчение от того, что может наконец поделиться хорошими новостями.

– Потому что здесь живет ваша семья, конечно же.

Нина затрясла головой, как Фил, когда она закапывала ему уши.

– Моя семья?

Поверенный похлопал ее по руке, и от потрясения, вызванного всем происходящим, она даже не дернулась.

– Простите, я понятия не имел, что вы не знали, кто ваш отец.

На его лице мелькнуло осуждение, и Нина заговорила:

– Моя мать явно не считала, что мистер Рейнольдс будет хорошим отцом.

На лице Саркасяна появилось другое выражение, и на этот раз разобрать его было сложнее.

– Ну, может, она права. Это было давно. Вот моя визитка – там адрес офиса, – и я свяжусь с вами по поводу оглашения завещания, – сказал он и сделал паузу. – А пока что, боюсь, с вами могут связаться ваши сестры и брат. Мне пришлось сообщить им о вас, потому что они хотели знать, по какой причине оглашение откладывается.

Нина вытаращилась на него:

– Мои кто?

– Сестры и брат.

– У меня есть сестры и брат?

Он кашлянул:

– Ваш отец был трижды женат.

– Но не на моей матери.

– Да, – он кивнул. – На других женщинах. Вообще-то, у вас три сестры и брат, два племянника и две племянницы, две внучатые племянницы и один внучатый племянник. И еще две живые мачехи, хотя они вам, наверное, не нужны, – он посмотрел на часы. – Я попросил вашего племянника Питера Рейнольдса связаться с вами и объяснить семейную ситуацию, потому что она довольно запутанная, а он – единственный, с кем все всегда разговаривают.

Нина уставилась на него.

– Простите, можно я сделаю вид, будто вы никогда мне ничего не рассказывали? Я не хочу заводить отношения с новыми людьми. Я прекрасно жила без них почти тридцать лет, – заявила она, почувствовала, что у нее учащается дыхание, и усилием воли заставила себя дышать медленнее, чтобы не грохнуться в обморок из-за гипервентиляции.

Поверенный явно не рассматривал такой вариант: на его лице появилось озадаченное выражение.

– Мистер Рейнольдс был очень состоятельным человеком, и тот факт, что вы в числе наследников, означает, что он оставил вам нечто ценное.

Нина попыталась сосредоточиться:

– Ну, дареному коню в зубы не смотрят, но если только это не чертова туча денег, мне все равно. И не уверена, что мне не все равно даже в том случае, если это хренова туча денег.

– Конечно, вам не все равно, – ответил поверенный, еще раз бросая взгляд на часы. – Деньги нужны всем. Мне пора идти. Питер скоро с вами свяжется. Боюсь, они были не в восторге, когда услышали о вас. Все, кроме Питера.

– Он поддерживает внебрачных детей?

Саркасян повернулся, чтобы уйти:

– Он – антрополог.