Защитников порта перспектива осады не пугала. Благодаря регулярным инспекциям принца Бласко в Картаго имелось достаточно продовольствия и вооружения, чтобы пересидеть любую осаду. Ни голод, ни жажда не угрожали спрятавшимся в городе эльфам. Гарнизон насчитывал несколько тысяч прекрасно подготовленных и вооруженных солдат и офицеров. Все они были готовы до последней капли крови защищать укрывшихся за их спинами мирных граждан. Да и мирные граждане самоотверженно рвались в бой.

Командир отряда лучников, уроженец Долио, которого главнокомандующий едва удержал от отчаянного шага, геройски проявил себя во время первого штурма. Звали его Баркет. Он, не отрываясь, смотрел на главную дорогу и, когда гоблины устремились на штурм, увидел крайне странную картину. Маленькая эльфийская девочка спокойно шла в противоположную от крепости сторону. Она ни от кого не скрывалась, не пряталась, не бежала. Она брела по главной дороге, печально осматриваясь по сторонам. Казалось, что гоблины, мимо которых она проходила, её не замечали. Они действительно её не видели, иначе бы безжалостно растерзали. Баркет протёр глаза и снова посмотрел в ту сторону. Хрупкая, детская фигурка отошла достаточно далеко, а потом исчезла за поворотом. «Наверное, это был призрак. – подумал воин. – Но мы можем видеть лишь призраки родителей. Кто она? Кто эта маленькая девочка?»

У этой девочки было странное по эльфийским меркам имя. Родители назвали её Анакаона. Они так и не смогли объяснить любопытным соседям, что это им взбрело в голову, и какая муха их укусила. Перед самым её рождением матери приснился странный сон. Она увидела бесконечное звёздное небо и услышала чей-то властный голос: «Впусти в этот мир ещё одну Великую! Анакаона – вот имя её!» Женщина решила не перечить гласу небес и дала дочке это неведомое имя. Больше ничем особенным её дитя не выделялось. До семи лет девочка спокойно росла в родном поселении Долио. Родители окружали её теплом, заботой, любовью и лаской. До 8 января 5104 года все были счастливы.

Отец девочки погиб одним из первых защитников поселения, в двух шагах от него пал старший брат, зарубленный топором. Мать безжалостно убили на дороге, а среднего брата забрали в рабство. И тут случилось чудо. Анакаона, упавшая рядом с матерью на землю, сжалась в комок. Она зажмурила глаза и приготовилась умереть. «Встань и иди!» – послышался в её голове приятный, но властный голос. «Куда?» – спросила девочка шёпотом. «Следуй зову сердца, лишь оно видит истину», – получила она ответ. Анакаона поднялась на колени, последний раз взглянула на убитую маму, потом выпрямилась во весь рост и спокойно пошла мимо гоблинов по главной дороге. Она уже знала, куда ей следует явиться. Эльфийский воин ошибся, приняв её за призрак. Тогда лишь она уцелела и сохранила свободу из всех жителей Долио.

Весь вечер её земляк, командир отряда лучников, наблюдал с крепостных стен за самым отвратительным зрелищем в своей жизни: военным лагерем гоблинов. Чудовища пожирали убитых эльфов, издевались над запертыми в клетках детьми, устраивали дикие пляски вокруг костров. С каждой минутой Баркет ненавидел их всё больше и больше, хотя казалось, что ненавидеть сильнее уже невозможно. У некоторых чувств нет предела. Нет его у любви, нет его и у ненависти. Вдруг эльфа осенило. Он вспомнил про тайный ход из крепости. Баркет, сломя голову, бросился на поиски главнокомандующего. Разыскав начальника, он предложил ему следующий план:

– Дозвольте мне с небольшим отрядом добровольцев выйти из крепости через тайный подземный ход.

– Ты снова принялся безумствовать, да ещё и других воинов хочешь отправить на верную смерть?! – разозлился командир.

– Нет, это взвешенное и хладнокровное решение. У меня есть план и конкретная цель, – твёрдо ответил лучник.

– Чего же ты хочешь? – прищурился опытный военачальник.

– Освободить рабов. Все они ещё дети. Их матери и отцы погибли сегодня не для того, чтобы их чада умерли в рабстве, – заявил Баркет.

– У тебя благородная цель, но ты поставишь под угрозу всю крепость, если враги обнаружат тайный ход, – заметил командир гарнизона.

– Едва мы спустимся в тоннель, вы закроете вход, – предложил лучник, – я скорее умру, чем покажу врагам, где находится выход из него.

– Хорошо. Выбери двадцать бойцов и выдвигайся в путь.

– Я намерен действовать ночью, когда все эти мерзкие чудовища уснут, – пояснил солдат, – не подумайте, что я струсил. Я обязан привести в крепость моих солдат и освобождённых пленников живыми.

– Благословляю тебя на доброе дело, – похлопал его по плечу командир и горько вздохнул.

Баркет отобрал двадцать лучших воинов из своего отряда лучников. Они внимательно следили за противником. После полуночи, большинство гоблинов завалилось спать. Железные клетки с пленниками стащили в одно место, рядом с оврагом. Заметив это, эльф несказанно обрадовался. Гоблины многократно облегчили его задачу. Дело в том, что тайный выход из крепости находился на дне колодца, стоявшего с другой стороны длинного оврага. Колодец представлял собой очень хитрое сооружение. Он был выложен из крупных камней и имел около двух метров в диаметре. Сверху его накрывал деревянный навес. Сбоку имелась изогнутая железная ручка, вращая которую поднимали и опускали ведро, прикреплённое на железной цепочке к деревянному вороту. Цепь была длинной, а колодец – глубоким. Он не вызывал у врагов ни малейших подозрений. Вот только глубина его оказалась не везде одинаковой. С одного края имелся достаточно широкий выступ, прикрытый от любопытных взглядов слоем мутной воды. Именно на него попадали те, кто пользовался тайным ходом из крепости. Сам вход в тоннель прикрывала фальшивая стенка из приклеенных к деревянному щиту камней. Она легко отодвигалась в сторону.

Выждав еще около часа для верности, Баркет повел своих воинов в тайный проход. Главнокомандующий лично пожелал ему удачи и сказал, что вход закрывать не будет: «Я верю в тебя! Да пребудут с тобой Великие Владыки!» Эльф благодарно кивнул и спустился в сводчатый коридор. Он прекрасно ориентировался в нём и мог передвигаться там, даже не зажигая факела. Он первым высунулся из колодца и огляделся вокруг. Гоблины любят сумерки и видят в темноте гораздо лучше эльфов. Это скверное обстоятельство давало им серьёзное преимущество. Но чтобы видеть, надо держать глаза открытыми. «А не дрыхнуть на посту!» – довольно прошептал лазутчик, перерезая глотку первому часовому. Его воины сумели тихо и бесшумно обезвредить остальных вражеских дозорных.

Они подобрались к клеткам с детьми, и только тут Баркет осознал всю безнадежность их затеи. Им нечем было открыть огромные замки. Он готов был разрыдаться от отчаяния и бессилия. Из клеток на него с мольбой взирали детские глаза, полные слёз. Юные пленники проснулись. Они поняли, что их пришли спасти, и затаились. Никто не проронил ни звука.

Баркет нервно сглотнул и принял единственное верное решение: «Лучше их убьём мы, чем проклятые гоблины, вдоволь над ними поиздевавшись». Тут он получил весьма ощутимый толчок в спину. Один из воинов отодвинул его достаточно грубо и бесцеремонно. «Стой на стрёме! Не светись и не мешай!» – услышал он едва различимый, но властный шёпот. Солдат достал странного вида длинный железный крючок и с его помощью очень быстро открыл замок на первой клетке. Через десять минут все клетки оказались открыты и пусты. Воины и дети, согнувшись в три погибели, направились к потайному колодцу по дну оврага.

Два солдата бесшумно прыгнули в колодец, встали на каменный карниз по колено в воде и приняли первого спасённого ребенка, которого им аккуратно передали сверху их товарищи. Так по живой цепочке детей из оврага переправляли в колодец, а затем и в тайный ход. Баркет и воин, открывший замки, прикрывали отход. Они внимательно следили за спящим лагерем неприятеля и готовились отразить любую угрозу. Командира отряда лучников разбирало любопытство. Он спросил солдата едва различимым шёпотом:

– Ты кузнец или слесарь?

– Я солдат, если ты не заметил, – сквозь зубы процедил тот.

– Не все солдаты так ловко вскрывают замки.

– Хорошо. Тебе скажу. Я бывший вор, – вздохнул солдат.

– То есть? – недоуменно захлопал глазами Баркет.

– То и есть. Я долгое время жил в столице Эль-Сиур и промышлял воровством. Однажды меня поймали в богатом купеческом доме. К счастью, смогли доказать лишь эту кражу, – поведал солдат.

– Если бы доказали все, то тебя сослали бы в Северную пустыню?

– Так точно. Я отсидел десять лет в городской тюрьме и вышел на свободу с чистой совестью. Накануне освобождения мне во сне явился отец. Он пообещал проклясть меня с того света, если я не брошу моё позорное ремесло.

– И ты пошёл в армию? – удивился Баркет.

– Да, но старые навыки и здесь пригодились. Триста лет прошло, а руки помнят.

– Ты спас детей. Ты герой, – искренне заявил командир отряда.

Солдат лишь отмахнулся от него. Баркет оглянулся назад. Почти всех спасённых детей удалось благополучно переправить в тайный ход в колодце. Оставалось не больше десяти юных пленников, когда случилось страшное. Один из вражеских командиров пошёл проверить часовых. Он возмутился, что «эта вонючая скотина дрыхнет», и пнул дозорного со всей силы в бок. К его ногам скатился бездыханный труп гоблина с перерезанным горлом. Командир мгновенно понял, что в их лагерь проникли лазутчики, и подал сигнал тревоги. «Враги!» – взревел он и рухнул замертво, пронзенный стрелой.

Увы! Слишком поздно. Гоблины проснулись, повскакивали, схватились за оружие и принялись озираться в поисках врага. Баркет тут же сообразил, что они заметят пустые клетки или оставшихся пленников у колодца. «Их надо отвлечь!» – крикнул он бывшему вору и, стараясь шуметь как можно больше, помчался в противоположную от колодца сторону. По дороге он размахивал мечом направо и налево, желая подороже продать свою жизнь. Его примеру, не раздумывая, последовал и бывший вор. Оба эльфа прекрасно знали, что идут на верную смерть, но думали совершенно о другом: «Спасти детей! Не выдать тайный ход!» Им благополучно удалось отвлечь гоблинов от колодца и пустых клеток, чем и воспользовались остальные воины их отряда. Некоторые хотели броситься на помощь двум обречённым соратникам, но не решились поставить под угрозу жизни детей и выдать тайный путь в крепость. Они скрылись в спасительном колодце и закрыли за собой потайную дверцу, мысленно простившись с командиром и боевым другом.

Подгоняемый ненавистью и отчаянием, Баркет, словно разъяренный бык, наскакивал на противников. Счёт павших от его меча гоблинов перевалил за десяток. Не отставал от него и солдат. Но вскоре гоблины взяли их в плотное кольцо. Два воина не могут сопротивляться целой армии. Один из командиров гоблинов рявкнул солдатам: «Брать гадов живьём!» Поняв эту команду, бывший вор, который держался за спиной у своего командира, сделал последний отчаянный шаг. «Прости!» – прошептал он командиру лучников на ухо и вонзил ему в спину меч. Удар оказался точным и сильным. Короткий меч вошёл в спину эльфа по рукоятку, пронзил его сердце и пробил грудную клетку. Баркет схватил его обеими руками и уже мертвым упал к ногам своего избавителя. Окровавленное, холодное лезвие торчало из его груди, словно поминальная свеча. Бывший вор не совершил подлого убийства, он избавил командира от невыносимых пыток и страданий. Сам он успел выхватить любимый нож, чтобы одним верным движением вскрыть сонную артерию. Ему не хватило секунды.

Сразу несколько рук вцепились в него мертвой хваткой. У него отобрали нож, скрутили руки, повалили на землю, принялись нещадно бить и пинать ногами. Наконец, командир приказал тащить пленника на допрос. Солдата подвергли самым ужасным пыткам. Бывший вор потерял сознание. Он истекал кровью, но такая лёгкая смерть не входила в планы его мучителей. Его облили ледяной водой, привели в чувства и продолжили допрос с пристрастием. Только тогда солдат признался, зачем они вдвоем проникли в лагерь гоблинов: «Мы отравили воду в том колодце. В остальных не успели». Прохрипел он и впал в болезненное забытьё. Версия прозвучала весьма правдоподобно.

– Выпотрошить его и зажарить! – рявкнул командир гоблинов.

– А вдруг он отравленный? – предположил один из воинов.

– Как это? – не понял командир.

– Ну, он же отравил воду в колодце. При нём был яд. Если он им облился, мы тоже отравимся, – пояснил сообразительный гоблин.

– Разумно, – кивнул командир, – я его жрать не стану. Еды и так достаточно.

– А что с ним делать? – спросил другой солдат.

– Перережь глотку и кинь в этот отравленный колодец. Пусть сам в своём яде и гниёт! – распорядился командир.

Гоблины так и поступили. Они перерезали бывшему вору, спасшему в ту ночь всех детей, горло и сбросили в якобы отравленный колодец. Своей смертью солдат обеспечил самое надёжное прикрытие тайному входу в крепость. Больше к этому проклятому колодцу никто из врагов даже не приближался.

За ужасными пытками наблюдала со стороны неприкаянная душа командира отряда лучников. Странно, после мгновенной и лёгкой смерти его душа не перешла в загробный мир, а зачем-то осталась в этом. Глядя, как нещадно истязают его друга, Баркет буквально выл от отчаяния и бессилия. «Ничего, друг, скоро твои муки закончатся, душа покинет бренную оболочку. Вне тела физической боли не существует», – повторял он. Когда несчастному солдату перерезали горло, Баркет вздохнул с облегчением: «Все! Отмучался». Он крайне удивилась, что душа вора, едва отлетев от изуродованного тела, сказала ему: «Прощай навеки! Я чист перед миром!» – и бесследно растворилась в предрассветных сумерках. Она помчалась в неизвестную даль по бесконечному загробному пути. На этом свете её ничего не удерживало.

Гоблины сбросили изуродованное тело в колодец, потом решили поступить так же и с трупом второго лазутчика. Отравиться никому из них не хотелось. Сделав грязное дело, они направились к клеткам с детьми. Лишь на рассвете гоблины узнали, как их жестоко обманули. Все дети исчезли. В военном лагере началась паника. Командиры не скупились на удары, оплеухи, затрещины и пинки. Некоторые не ограничивались избиением своих подчиненных и кулаками пытались выбить из других: «Какая сволочь всё прозевала?! Чья рота стояла в карауле?! Какой скотине копья в зенки повставлять, чтоб не спала на посту?!» Эти громкие разборки командного состава не могли не разбудить короля гоблинов.

Крайне недовольная рожа Харым-Урсу высунулась из походного шатра. «Молчать!» – рявкнул он расшумевшимся подчиненным, а для убедительности снес одному из них голову подвернувшимся под горячую руку боевым топором. Гробовая тишина была тут же обеспечена. Организм правителя испытывал страшные мучения от катастрофической нехватки алкоголя. Пожалуй, злее его на этом свете в то утро никого не нашлось, если не считать приставленного к нему мятежного горного духа. Зигур едва держался на ногах. Он не спал несколько ночей, преграждая путь Харым-Урсу к вожделенной бутылке самогона. Его сил еле-еле хватало на гипнотические чары. К тому же горного духа терзали самые дурные предчувствия по поводу судьбы его товарища. Эгалум несколько дней назад отправился на доклад к Нуардис, но так и не вернулся. «Если он не явится сегодня, это конец», – решил Зигур и снова подчинил сознание Харым-Урсу своей воле.

Мятежный дух через короля передал гоблинам следующий приказ: «Караульную роту убить и съесть, так как по её вине исчезли рабы и еда». Это должно было послужить наглядным примером и призывом к неусыпной бдительности. Далее горный дух распорядился правителя не тревожить, осаду не снимать, а к вечеру готовиться ко второму штурму вражеской крепости. Он втащил безвольное тело Харым-Урсу в шатёр и оба снова завалились спать.

За стенами Картаго радовались и скорбели одновременно. Спасённых детей тут же обогрели, накормили и распределили по семьям местных жителей. Уцелевших в ночной вылазке лучников чествовали, как национальных героев. Эльфы, не стесняясь слёз, оплакивали двух погибших воинов. Они от всей души восхваляли самоотверженный подвиг, который совершил Баркет и солдат из его отряда. Имя его вспомнить никто так и не смог. Он ни с кем не дружил, практически не общался, жил до крайности замкнуто. Эльфы и не догадывались, что рядом с ними незримо присутствовала душа командира отряда лучников. Над Картаго занимался рассвет нового дня. Что он принесет защитникам крепости, было пока неведомо.