На последней фотографии Эмили была вместе с Джексоном. Снятые по пояс, они обнимались и, похоже, собирались поцеловаться. Они смотрели друг на друга, и Себ ощутил что-то неприятное, шевелящееся в груди. Они хорошо смотрелись вместе, и он хотел бы…

Было бы круто увидеть их вместе по-настоящему. На свадьбе, которую выдумала Сьюзен. Чёрт возьми, они были обязаны закатить праздник и позвать его на торжество.

Фотография тихо выцвела вместе с последними нотами песни, и к трибуне вышла миссис Кейл. Она откашлялась, поправила рукава платья, потёрла запястья, коснулась шляпки, ещё раз кашлянула…

– Эмили ругала бы меня, – произнесла она в микрофон дрожащим голосом, – за то, что я так нервничаю… Она вообще любила говорить, что я всё время нервничаю по пустякам. Думала, она знает, как лучше жить…

Кое-где раздались приглушённые смешки.

– Она ещё в школу не ходила, когда заявила мне впервые, что мы с папой неправильно живём. И немедленно составила план, как всё исправить, – она опять кашлянула и крепко сжала пальцами край кафедры. – Первым делом, нам нужно было немедленно бросить работу, потому что «это глупо – работать столько времени».

Смешки стали громче.

Да, более юная версия Эмили, правда, отличалась страстью к поучениям.

– До седьмого класса я воспитывала ворчливую старушку, – продолжила мисс Кейл, – а потом, придя домой, вдруг обнаружила сумасшедшего подростка с розовыми волосами. Как вы думаете, чем именно она покрасила голову? – сделав паузу, миссис Кейл выговорила, хотя было видно, что ей хотелось скорее плакать, нежели смешить: – Жидкостью Кастеллани из аптечки.

Те, кто засмеялся, видимо, застали розововолосую Эмили. Хотя Себу тоже было забавно: он вспоминал фотографию, которую она гордо продемонстрировала на третьем свидании.

Миссис Кейл не зря репетировала. Она вспоминала шутки, смешные истории, выходки, и вдруг, оборвав саму себя посередине речи, ещё раз кашлянула и сказала:

– Нам всем будет не хватать нашей Эмили. Она умела приносить радость.

Несколько секунд в церкви было очень тихо, а потом опять заиграла музыка. Снова закрутились фотографии, но на них уже мало кто смотрел, потому что носильщики подняли гроб и неспешно пошли к выходу. Когда они проходили рядом со Сьюзен, она протянула руку и быстро коснулась деревянного угла. Отдёрнула ладонь. Всхлипнула и уткнулась в подмышку Себа, ещё толком не понимая причин, но уже чувствуя по общему настроению, что не нужно рыдать громко.

Миссис Кейл под руки вели родители Себа. Мама шептала ей на ухо что-то утешительное. Кто-то украдкой вытирал слёзы, а Себ ощущал настойчивый зуд в затылке. Поймав момент, он обернулся и встретился взглядом с Джимом, стоящим позади скамей. Он уже убрал наушники и теперь сливался с толпой – разве что его пиджак был подороже, чем у остальных. Убедившись, что Себ его видит, Джим медленно наклонил голову, повернулся и вышел из церкви, растворяясь среди однотонных спин.

Когда Себ и Сьюзен выбрались наружу, Джима уже нигде не было видно. Зато к ним подошла няня и тут же заговорила со Сьюзен, отмечая, что она большая молодец и очень хорошо держится.

– Твоя мама очень бы тобой сейчас гордилась, Сьюзен, – сказала мисс Кларенс, – ты настоящая маленькая принцесса.

Сьюзен, которой всегда нравилось, когда её называли принцессой, в этот раз не отреагировала на обращение, а мисс Кларенс спросила:

– Мистер Майлс, возможно, мне стоит увезти Сьюзен домой?

Себ задумался. Впереди ещё было прощание у могилы и речь пастора, но нужно ли это видеть Сьюзен? Сейчас, под впечатлением от церемонии прощания, она, кажется, пребывала в том состоянии, когда печаль ощущается, но не ломает. Если она сумеет сохранить это чувство, со временем боль от смерти Эмили станет слабее.

– Сьюзен, – Себ опустился перед ней на корточки, – как насчёт того, чтобы поехать с мисс Кларенс домой?

– А ты?

– Я бы тоже хотел, – улыбнулся он, – но я взрослый, мне нельзя. Я… побуду там за нас двоих.

Сьюзен задумалась.

– Мама обидится на меня за это?

– Ни за что. Скорее она обидится на меня, если я не прослежу, чтобы ты вовремя съела свой ланч, – и уже серьёзнее добавил: – Мама бы предпочла, чтобы ты сохранила в памяти всё, что увидела сейчас. Эти фотографии, цветы, этих людей, которые очень любят её. Знаешь… попробуй нарисовать для неё что-нибудь. А потом мы отнесём рисунок в церковь. Это будет хорошо.

– Я попробую, – сглотнув, ответила Сьюзен и сама отпустила руку Себа, чтобы протянуть ладонь няне. Неспешно они пошли прочь, о чём-то переговариваясь.

Себ, наплевав на то, что процессия и гости уже давно ушли с церковного двора, следил за Сьюзен взглядом. Только когда они с няней завернули за живую изгородь, а голос Сьюзен перестал чётко различаться, он отвернулся и тут же заметил среди надгробий Джима.

Джим обернулся, покачал головой и указал в ту сторону, куда ушла процессия. Себ кивнул и подумал, что это правильное решение – пойти к могиле, а не рисковать получить очередной сеанс психотерапии от босса.

***

Обстановка в арендованном и кое-как приведённом в порядок доме была неспокойной.

Себ чувствовал себя лишним в этой гостиной, толком не понимал, зачем его просят остаться и что хотят с ним обсуждать. Родители уезжали в Карлайл завтра. Миссис Кейл ехала с ними – но ненадолго.

Себ поговорил с ней два дня назад, и на его предложение присмотреть за Сьюзен она откликнулась с огромной радостью. Впрочем, наверное, ей самой хотелось чем-то заняться, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей. В общем, с ней всё было решено – и зачем они теперь сидели на диване все вместе, пили чай и говорили о погоде, было не совсем ясно. Папа настоял.

– Кхм… я… – Себ прочистил горло, но мама его опередила и заговорила первой:

– Я, пожалуй, приготовлю ужин. Басти, поможешь мне немного?

Он бросил ей благодарный взгляд и вышел следом – лучше уж чистить картошку, чем обсуждать начавшийся за окном дождь.

– Не сердись на папу, – сказала мама, закрывая дверь на кухню и подходя к раковине, где скопилась горка грязной посуды.

– Я и не сержусь, – отозвался Себ. – давай я…

Он отстранил её от раковины и принялся за монотонную работу, поглядывая, как мама раскладывает на доске кусок мяса и придирчиво его изучает.

– Он чувствует себя виноватым, – продолжила мама, словно Себ и не перебивал её, – что не готов пожертвовать всем ради Сьюзен.

– Я говорил ему…

– Как будто наш папа так часто слушает, что ему говорят, – улыбнулась мама. – Он привык заботиться о семье, брать на себя ответственность. Пока Эмили была жива, Сьюзен в нём не нуждалась, и он не переживал.

– У нас всё будет хорошо, – твёрдо сказал Себ, догадываясь, что за словами: «Папа чувствует себя виноватым», – скрывается: «Мы с ним оба чувствуем себя виноватыми, и особенно я».

Он добавил:

– Мы со Сью отлично ладим, у неё прекрасная няня, а когда вернётся миссис Кейл, вообще никаких проблем не будет, – он сделал паузу, притворившись, что увлечённо счищает жир со сковороды, – как ты думаешь, Сьюзен сможет… полностью прийти в себя?

Этот вопрос Себ задал очень тихо, хотя понимал, что плеск воды в тазу^[7] и звон тарелок и без того заглушают голос. Ему было стыдно об этом заговаривать, признаваться, что понятия не имеет, как помочь собственной дочери.

– Знаешь, дорогой… – проговорила мама тоже тихо, – даже для взрослого человека потерять родителя – это тяжело. Я до сих пор вспоминаю твоих дедушку и бабушку очень часто. И Сьюзен всегда будет помнить Эмили, и ей всегда будет больно, потому что мамы нет рядом. Просто…

– Это становится привычно, – кивнул Себ. – Хочу, чтобы она начала ходить к психологу. Я сам не люблю, когда у меня в мозгах ковыряются, но Сьюзен это может помочь.

– Тебе тоже не помешало бы, – ворчливо сказала мама, – о чём я тебе уже говорила.

– У меня всё нормально, – отозвался он, расставляя на места тарелки и производя нарочитый шум. – Переживу.

Мама выдохнула с характерной интонацией, которая во все времена расшифровывалась как: «Господи, за что мне эти двое?»

– Если тебе будет нужна помощь, пожалуйста, не молчи, – сказала она чуть позже, – звони, приезжай. Или я приеду.

– Да не…

– Просто пообещай, что скажешь, если будет трудно, – с нажимом попросила она.

– Ладно. Да, окей.

Он домыл посуду и слил воду. Дальше продолжать этот разговор было уже совершенно неловко, так что он вытер руки и заложил их за спину, подыскивая предлог, чтобы уйти.

Очень кстати в кармане зажужжал телефон. Себ быстро посмотрел на экран и со смесью раздражения и предвкушения прочёл СМС от скрытого номера, который, конечно, принадлежал Джиму: «Открыто».

– Мне надо на работу, – сказал Себ, стараясь вложить в голос разочарование или раздражение, но не смог.

Мама обошла его, сполоснула руки и неожиданно, без всякого предупреждения обняла, крепко прижимая к себе. Маленькая, худенькая, она едва доставала ему до подмышки, но вырваться из её хватки Себ даже не пытался, только беспомощно поворчал:

– Мам… – а потом обнял её в ответ и прикрыл глаза, опустил голову и едва ощутимо коснулся губами светлых волос, вдыхая запах сирени – её любимых духов.

Только почувствовав, что объятия становятся слабее, он решительно освободился, поправил рубашку и проворчал:

– Подловила.

Мама улыбнулась и махнула рукой:

– Иди уже.

Себ поспешно ретировался из кухни.

Вызов Джима, пусть и странный, его порадовал. Все эти похороны, семейные дела, сцены и разговоры требовали очень много сил, он был бы рад получить сложное, но предельно понятное задание. Чтобы не думать, что лучше сказать, а молча выполнять работу.

На Клармонт-клоуз, тринадцать, действительно было открыто – и внизу, в подъезде, и наверху – в квартире.

Войдя внутрь, Себ снова оказался оглушён музыкой. Это опять была адская музыкальная смесь из двух разных треков, от которой хотелось первым делом заткнуть уши.

Джим лежал на диване прямо в костюме. Он взглянул на Себа, но музыку не выключил и не приглушил. Так что Себ остался стоять, пытаясь разобрать, что это вообще играет. Немного тише точно звучала какая-то классика. А вот поверх орало что-то жёсткое.

Подолгу стоять в одной позе Себ умел отлично, поэтому не шелохнулся до тех пор, пока обе песни не доиграли, а Джим не сказал:

– Привет, дорогой. Соскучился?

– Вы вызывали, сэр, – ответил Себ, подходя ближе к дивану.

– Вызывал? – Джим удивлённо поднял брови. – Разве?

– Сорок минут назад, примерно, – Себ потянулся было за телефоном, хотя и был уверен, что получил СМС, но не успел его достать. Джим визгливо расхохотался, запрокинув голову:

– Мой милый Себастиан, я всего лишь написал: «Открыто». Вызов ты придумал сам, – он продолжил смеяться, а Себ прикусил кончик языка, чтобы сдержаться и ничего не сказать. Ничего не понятно! Чёртов Джим.

– С тобой даже неинтересно играть, Себастиан, – отсмеявшись, разочарованно сказал Джим. – Ты такой исполнительный… такой правильный… – он вскочил с дивана и мгновенно оказался совсем рядом с Себом, повёл головой, принюхиваясь, и сделал ещё шаг. Себ ровнее выпрямил спину и поднял голову, но не отшатнулся, даже когда Джим почти прижался к нему.

«Дорогой Санта, подари мне, пожалуйста, на Рождество право сломать челюсть моему боссу без последствий. Обещаю, что буду хорошо себя вести весь год», – подумал Себ, отвлекаясь на дурацкие мысли, чтобы сдержать раздражение в узде. В конце концов, недолго он прожил бы в армии, если бы не умел контролировать приступы мотивированной агрессии.

Джим запрокинул голову и кончиками пальцев коснулся воротника рубашки Себа. «Да хер тебе», – подумал Себ отчётливо. Ему не пятнадцать, чтобы вестись на такие дебильные шуточки и провокации.

– Скажи мне, Себа-а-астиан, – протянул Джим, удерживая уголки воротничка, – мне очень интересно… Здесь ровно четыре пальца… от рукава до локтя? Да?^[8]

Вдох-выдох.

Себ опустил голову, поймал взгляд Джима и ответил предельно спокойно:

– Да, сэр. Так точно, сэр. Возможно, вас интересуют ещё какие-то детали моего гардероба, сэр?

Джим выпустил его рубашку, состроил обиженную рожу и повернулся спиной.

– Твой гардероб скучен как воскресная служба. И временами уродлив, – он опять устроился на диване, закинул ноги в начищенных ботинках на подлокотник, положил руки за голову и закрыл глаза, вытягиваясь как в шезлонге: – Ты понимаешь, о чём я.

– Нет, сэр.

– Этот костюм, в котором ты был. Тысяча девятьсот девяносто девятый год?

Себ педантично поправил воротничок расстёгнутой рубашки, машинальным жестом подровнял закатанные рукава и только после этого сказал:

– Да, сэр.

– Я-я-ясно. Очень, очень скучно.

Себу показалось, что голос Джима опять слабеет и становится менее чётким. Значит, снова доза? Отлично.

– Сэр…

– Сядь! – рявкнул Джим, не шевелясь и не открывая глаз.

Стульев в комнате не было, не считая компьютерного кресла в дальнем углу, диван был полностью занят Джимом. Себ пожал плечами и опустился на пол. Его штанам не привыкать. Хотя пол в этой квартире, может, погрязнее иной крыши.

Джим запрокинул голову и какое-то время смотрел в потолок. Потом поджал под себя ноги и перевёл взгляд на Себа.

– Прости, детка. Ну, давай, спрашивай.

Себ поднял брови.

– Ну же, давай. Твоё нелюбопытство даже задевает.

– А о чём спрашивать? – пожал плечами Себ.

– О… – протянул Джим, – на твоём месте я задал бы тысячу вопросов. Ну, хотя бы про женщину в малиновой шляпке. Про кладбище.

– Вы босс, захотите о чём-то сообщить – сделаете это сами, а не захотите – так и спрашивать нечего.

– Босс… – Джим задумчиво облизнул губы, – что ж, раз так, я хочу сыграть в игру. Я задам вопрос тебе, и ты будешь честен, а взамен отвечу на любой, который задашь ты.

Дурацкая игра, на взгляд Себа. С кем-то ещё он бы не рискнул играть в подобное. Но Джим ведь и так читает его мысли, видит насквозь. Так что плевать.

– Давайте… Я так понимаю, что если совру – вы у меня это по лицу прочитаете, да, сэр?

Этот комментарий развеселил Джима. Он заулыбался, довольно прищурился и спросил:

– Итак, скажи мне, Себастиан, почему ты так упорно отказываешься называть меня по имени, несмотря на мои просьбы и прямые приказы?

Лучше бы спросил, на скольких девчонок из школьной команды по волейболу у него стоял, он бы даже постарался вспомнить поимённо.

– Я люблю субординацию, – сказал Себ, немного подумав, – мне с ней привычно и удобно.

– А ещё она позволяет держать дистанцию… – с придыханием проговорил Джим, – о да, мой дорогой, в первую нашу встречу ты всем богам молился, чтобы видеться со мной как можно реже… Ты и до сих пор этого хочешь. Так?

Играем в честность, значит?

Себ выдержал его пристальный взгляд и сказал:

– Да, сэр.

Хотя, надо сказать, это была полуправда. Джим и пугал, и временами раздражал, его увлечение наркотиками откровенно бесило, но всё-таки Себ к нему привык. Его задания щекотали нервы, а сам разрушал утомительную рутину. Пожалуй, если бы он внезапно исчез, Себ начал бы скучать.

Конечно, Джим это прочитал моментально, судя по смеху.

– Ты немного жульничал, дорогой… Но заслужил свой вопрос.

Только вот спрашивать ему было нечего. Дела Джима его не касались, самостоятельно лезть в чьи-то криминальные разборки – он не дурак. Спрашивать о личности самого Джима? Так не ответит или ещё больше запутает. К тому же, не нужны ему чужие тайны.

– Фоули – это ненастоящая ваша фамилия, да? – спросил Себ первое, что пришло в голову. Хитро улыбнувшись, Джим сказал:

– Да, ненастоящая, – фыркнул и добавил: – Учись формулировать вопросы, детка. А поскольку ты и сам сжульничал, я не стану исправлять твою ошибку. Мой ход. Ты работал один или в группе?

– Один или в паре. В группе – только в Ираке пару месяцев.

Пусть наслаждается честным ответом. Кажется, Джим оценил и сделал приглашающий жест. Подбодрил:

– Ну же, не стесняйся! И не делай глупостей.

Себ привычным движением потёр переносицу. Знать бы, чего Джим от него хочет. Какой вопрос сочтёт достойным? Поймав насмешливый взгляд, Себ разозлился и спросил решительно:

– Вы сами убивали, сэр? Когда-нибудь?

Джим расхохотался до слёз.

– Недурно, и очень метко, мой дорогой стрелок. Нет, Себастиан. Я не люблю пачкать руки.

Себ точно не смог бы объяснить, почему, но от этих слов ему стало не по себе. Джим прикрыл глаза.

– Однажды… – тихо сказал он, – я почти это сделал. В последний момент подвернулся тот, кто всыпал яд. Но я дал его. У меня тряслись руки. Я даже думал, что мне понравилось, но потом я понял… Мне нравится смотреть, как это делают другие.

Себ хотел бы спросить, кого именно Джим чуть не убил своими руками, но решил, что не стоит. Помолчав, Джим встал с дивана, прошёлся из стороны в сторону и потряс головой. Прошептал:

– Я бы хотел видеть его лицо в этот момент… – у него прорезался ирландский акцент, – когда он увидел тело на кресте. О да. Думаешь, я на наркотиках? – спросил он вдруг резко.

Себ промолчал. Джим улыбнулся, но не Себу, а своим мыслям.

– Наркотики… алкоголь, никотин – это всё дороги в один конец. Мозг перестаёт работать без стимуляции и постепенно… Пуф. Оказывается, что в голове у тебя бесполезное желе, а сам ты не можешь отличить фантазию от реальности. Я не употребляю наркотики, можешь не переживать, дорогой мой блюститель нравов. Брось, у тебя это на лице написано, – хихикнул Джим и тут же добавил громко: – Ну, давай, всё. Свободен! – а когда ему показалось, что Себ слишком медленно поднимается с пола, крикнул: – Живо!

Себ ушёл, испытывая облегчение от того, что странный разговор закончился. Но вот в чём штука: может, Джим и поимел его мозг особо неприятным способом, он, во всяком случае, отлично отвлёк его от всех домашних проблем.