Дети без помехи вернулись домой до наступления ночи.
После страшного приключения, рассказ о котором заставил дрожать матерей и плакать маленьких сестёр, родная пещера, жалкая и дымная, показалась детям уютным жильём.
Здесь им нечего было бояться. Кругом поднимались крепкие каменные стены, а яркий огонь нежно ласкал и согревал их.
Огонь – лучший друг человека: он побеждает холод, он отпугивает диких зверей. Но есть один враг, против которого бессилен даже огонь.
Этот вечный враг всегда подстерегает человека и несёт ему гибель, стоит только перестать с ним бороться, – этот вечный враг всегда и во все времена был врагом жизни вообще.
Имя этому неумолимому врагу, этому жадному тирану, который даже и в наши дни продолжает свои опустошительные набеги на землю и истребляет тысячи людей, имя ему – голод.
Прошло четыре долгих дня с тех пор, как дети вернулись в пещеру, а охотники – деды и отцы – всё ещё отсутствовали.
Не заблудились ли они в лесу, несмотря на свою опытность? Или охота оказалась безуспешной? Или они напрасно рыскают до сих пор по лесу? – Никто не знал этого.
Впрочем, и Старейший, и матери, и дети привыкли к таким долгим отлучкам отцов. Они знали – охотники ловки, сильны, находчивы, и совсем не беспокоились о них. Оставшихся дома одолевали иные заботы: все запасы пищи в пещере иссякли.
Небольшой кусок протухшей оленины – остаток от прошлой охоты – съели ещё в первые дни.
В пещере не оставалось ни кусочка мяса; приходилось приниматься за свежие шкуры, отложенные для одежды.
Маленькими плоскими кремнями с искусно зазубренными острыми краями женщины соскоблили шерсть и отделили жилки с тяжёлых шкур. Затем они разрезали кожи на небольшие куски.
Эти ещё покрытые пятнами крови куски вымочили в воде и варили их до тех пор, пока они не превратились в густую клейкую массу.
Нужно заметить, что этот отвратительный суп варился без горшка. Изготовлять глиняную посуду люди научились гораздо позже, чем орудия из грубо обтёсанного и обитого камня.
В пещере Крека воду кипятили в искусно сплетённых мешках – корзинах из древесной коры; такой мешок, разумеется, нельзя было ставить на горящие уголья; чтобы нагреть воду, в мешок бросали один за другим докрасна раскалённые на огне камни. В конце концов вода закипала, но какой мутной и грязной становилась она от золы.
Несколько корней, с трудом вырванных из замёрзшей земли, были съедены.
Гель принёс какую-то отвратительную рыбу. Это было всё, что ему удалось поймать после долгих и тяжких усилий. Но и эту жалкую добычу встретили с радостью. Её тотчас же разделили и тут же съели: рыбу даже не потрудились поджарить на угольях. Но рыба была небольшая, а голодных ртов много. Каждому досталось по крошечному кусочку.
Старейший, желая хоть чем-нибудь занять измученных голодом обитателей пещеры, решил раздать всем какую-нибудь работу. Об этих работах мы поговорим позже, а пока осмотрим пещеру.
Наше счастье, что мы можем проникнуть туда только мысленно. Иначе мы, наверное, задохнулись бы от ужасающего зловония и спёртого воздуха, царивших в этом мрачном убежище первобытных людей.
Некогда почвенные воды вырыли в толще мягкой горной породы обширный глубокий погреб. Главная пещера сообщалась узкими проходами с другими, более мелкими пещерами. Со сводов, потемневших от дыма, свешивались сталактиты и падали тяжёлые капли воды. Вода просачивалась повсюду, стекала по стенам, накапливалась в выбоинах пола. Правда, пещера спасала первобытного человека от свирепого холода, но это было нездоровое, сырое жилище. Обитатели её часто простужались, болели. В наше время учёные нередко находят в таких пещерах вздутые, изуродованные кости.
Но вернёмся в жилище Крека. Вдоль стен главной пещеры, на грязной, покрытой нечистотами земле лежали кучи листьев и мха, прикрытые кое-где обрывками звериных шкур, – постели семьи.
Посреди пещеры возвышалась глубокая и большая куча пепла и сальных потухших углей, с краю она была чуть тёплая, но посредине горел небольшой костёр; Крек, дежурный хранитель огня, беспрестанно подбрасывал хворост, вытягивая его из лежавшей рядом связки.
Среди пепла и углей виднелись разные объедки и отбросы: обглоданные кости, расколотые в длину, с вынутым мозгом, обгорелые сосновые шишки, обуглившиеся раковины, пережёванная кора, рыбьи кости, круглые камни и множество кремней разной формы.
Эти обломки кремней – остатки обеденных «ножей», резцов и других орудий. Кремнёвые орудия очень хрупки, и они часто тупились и ломались. Тогда их просто бросали в мусорную кучу.
Первобытные люди, конечно, и представить себе не могли, что когда-нибудь их отдалённые потомки будут рыться в кухонных отбросах, искать затупившиеся сломанные ножи, подбирать угольки их очага, чтобы потом выставить их в просторных залах великолепных музеев.
В этой первобытной квартире не было никакой мебели. Несколько широких раковин, несколько плетёных мешков из коры или тростника, нечто вроде больших чаш, сделанных из черепов крупных животных, составляли всю домашнюю утварь.
Зато оружия было много – и оружия страшного, хотя и очень грубо сделанного. В пещере хранился большой запас копий, дротиков и стрел. Здесь были острые каменные наконечники, прикреплённые к древку с помощью растительного клея, древесной и горной смолы или жил животных. Здесь были костяные кинжалы – заострённые отростки рогов оленей и быков; здесь были палицы – зубчатые палки с насаженными на них клыками животных, каменные топоры с деревянными рукоятками, кремнёвые резцы всех размеров и, наконец, круглые камни для пращи.
Но мы напрасно стали бы искать в пещере какое-нибудь домашнее животное. Ни собаки, ни кошки, ни курицы не было видно у очага, возле мусорных куч. В те далёкие времена человек ещё не умел приручать животных.
Крек никогда не видел и не пробовал ни коровьего, ни козьего молока.
И никто в те суровые времена, о которых идёт речь в нашем рассказе, не видал и не знал, что такое колос ржи или ячменя. Никто, даже сам Старейший.
Быть может, он и находил иногда во время своих странствий по равнинам высокие, незнакомые ему растения, свежие колосья которых он растирал в руках, пробовал есть и находил вкусными. Наверное, он указывал на эти колосья своим спутникам, и те тоже с удовольствием грызли вкусные зёрна.
Однако понадобились века и века, прежде чем потомки этих людей научились, наконец, собирать семена растений, сеять их возле своих жилищ и получать много вкусного и питательного зерна. Но Крек никогда в жизни не видел ни хлеба, ни зерновой каши.
Обитатели пещеры не могли похвастать большими запасами пищи.
Охота и рыбная ловля, особенно в холодное время года, доставляли так мало добычи, что её хватало лишь на дневное пропитание, и прятать в запас было нечего.
Кроме того, пещерный человек был слишком беспечен, чтобы думать о завтрашнем дне. Когда ему удавалось раздобыть сразу много мяса или рыбы, он по нескольку дней не выходил из пещеры и пировал до тех пор, пока у него оставался хоть один кусок дичины.
Так случилось и теперь. Старшие ушли в лес на охоту только тогда, когда в пещере уже не оставалось почти ничего съестного. Немудрено, что на четвёртый день их отсутствия обитатели пещеры начали глодать уже обглоданные раньше и брошенные в золу кости.
Старейший приказал Рюгу собрать все эти кости и перетолочь их на камне. Потом Рюг вооружился каменным скребком и принялся соскребывать горькую обуглившуюся кору с побегов папоротника, собранных когда-то маленьким Ожо.
Девочки, Маб и Он, стойко, без жалоб и стенаний переносившие голод, получили приказание зашить рваные меха – запасную одежду семьи.
Одна прокалывала костяным шилом дырочки в разорванных краях жирных шкур, другая продевала в эти дырочки при помощи довольно тонкой костяной иглы, очень похожей на нашу штопальную, жилы и сухожилия животных. Они так увлеклись этой трудной работой, что забыли на время терзавший их мучительный голод.
Остальные дети, по приказу Старейшего и под его наблюдением, чинили оружие; даже из самых мелких кремней старик учил изготовлять наконечники для стрел.
Ожо, несмотря на суровую погоду, послали за желудями. Это было не слишком приятное занятие. Когда снег покрывал землю, на поиски желудей выходили опасные соперники человека – голодные кабаны.
Но Ожо не боялся встретиться с ними. Он не хуже Крека лазил по деревьям и в случае опасности сумел бы вмиг вскарабкаться на ветки.
Впрочем, время от времени Рюг-большеухий выходил взглянуть, где Ожо и что с ним.
Рюг взбирался по тропинке, которая поднималась зигзагами от пещеры к вершине холма, и издали ободрял маленького братишку. В то же время он чутко прислушивался.
Но всякий раз ветер доносил до него только шум леса. Как ни настораживал Рюг свои большие уши, он не слышал шагов охотников.
День близился к концу, и никто уже не надеялся увидеть сегодня охотников. Постепенно всеми овладело тупое, мрачное отчаяние.
Чтобы как-нибудь подбодрить наголодавшихся обитателей пещеры, Старейший приказал всем идти в лес, на вершину холма, и, пока ещё не наступила ночь, поискать какой-нибудь пищи.
Быть может, вместе со старшими дети скорее найдут в этом уже не раз обысканном лесу что-нибудь съедобное – натёки древесного клея, зимних личинок, плоды или семена растений.
Все безропотно повиновались приказу Старейшего; казалось, у многих пробудилась надежда.
Женщины взяли оружие, дети захватили палки, и все ушли.
Один Крек остался у костра, гордый оказанным ему доверием. Он должен был до самого вечера поддерживать огонь на очаге и поджидать возвращения маленького Ожо.
Крек довольно долго сидел на корточках перед очагом, усердно поддерживая огонь и занимаясь ловлей отвратительных насекомых, бегавших по его телу. Внезапно у входа в пещеру, усыпанного мелкими камнями и ракушками, послышались лёгкие и быстрые шаги.
Крек повернул голову и увидел запыхавшегося Ожо. Глаза Ожо сияли от радости: он тащил за хвост какое-то животное вроде большой черноватой крысы.
Это была пеструшка, предок тех самых пеструшек, которые и теперь ещё населяют равнины Сибири.
– Посмотри, это я её убил, – кричал Ожо, – я один! Крек, я буду охотником!
Он бросил эверька к ногам брата и, не замечая, что, кроме Крека, в пещере никого не было, громко закричал:
– Скорей, скорей! Идите за мной! Сейчас же! Их ещё много там, наверху. Мне одному их не догнать, но если мы пойдём все вместе, мы их переловим и поедим вволю сегодня вечером. Ну, живо!
– Не кричи так громко. Разве ты не видишь – все ушли в лес, – остановил его Крек. – Остался только один я. Что, ты ослеп, что ли?
Ожо оглянулся – брат говорил правду. Ожо растерялся. На пути домой он так ясно представлял себе, как все обрадуются его добыче. «Даже Старейший, – думал он, – похвалит меня». И вдруг – в пещере один Крек, да и тот чуть ли не смеётся над ним.
Но надо было спешить, иначе великолепная добыча могла ускользнуть от них. И Ожо принялся торопить брата. Стоило только подняться к опушке дубового леса, чтобы убить много пеструшек. Крек встрепенулся и вскочил на ноги.
О проекте
О подписке