Цитаты из книги «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау»

Абеляр и Скотокрадово Семя могли бы отлично разминуться в коридорах истории, если бы начиная с 1944-го Абеляр не прекратил привозить «в гости» к Шефу жену и дочь, как того требовал обычай, взяв за правило оставлять их дома.

Заплакала я, лишь когда мы сели в самолет. Знаю, звучит глупо, но мне кажется, я не прекращала плакать, пока не встретила тебя. Не прекращала каяться. Пассажиры в самолете, наверное, приняли меня за полоумную. Я все ждала, что мать ударит меня, обзовет идиоткой, скотиной, уродкой, недоделанной, пересядет на другое место, но нет. Она положила свою руку на мою и не отнимала весь перелет. Когда женщина в ряду перед нашим повернулась и сказала: велите своей девочке умолкнуть, мать ответила: велите своей заднице не вонять.

Осень после прыжка была темна (прочел я в его дневнике) – темна. Он по-прежнему обдумывал, как это сделать, но боялся. Сестры главным образом, но и себя тоже. И возможности чуда, и победительного лета. Читал, писал, смотрел телевизор с матерью. Если ты опять сотворишь какую глупость, предупредила мать, я покоя тебе не дам, живая или мертвая. Уж поверь.

Из всех девушек, что были у меня в Рутгерсе, из всех, что когда-либо у меня были, только Лолу не удалось приручить.

В таком духе мы беседовали еще с полчаса. В память врезалась только одна его фраза. Когда я уже собирался уходить, он сказал: проклятье, все из-за него.

Игнорируя ее, игнорируя меня, Лола села у постели брата. Взяла его за руку. – Мистер, – спросила она, – все хорошо? Он покачал головой. Нет.

К этому моменту он едва держался на ногах. Закрыл глаза (а может, и не закрывал), а когда открыл, рядом с ним стояло нечто, прямиком сошедшее со страниц Урсулы Ле Гуин.[79] Позже, рассказывая об этом существе, он назовет его Золотистым Мангустом, но даже он понимал, что насчет этой встречи ничего нельзя утверждать наверняка. Существо было очень бесстрастным и очень красивым. Светящийся золотом взгляд пронизывал тебя насквозь, но не порицание, не упрек застыл в этих глазах, а что-то куда более пугающее. Они смотрели друг на друга – существо, безмятежное, как буддист, и Оскар в полном изумлении, – и тут опять свисток; Оскар резко открыл глаза (или закрыл), и существо исчезло.

И еще вопрос: что ранило его сильнее? То, что я никогда не был ему настоящим другом, или то, что таковым притворялся?

Сейчас я часто спрашиваю себя: что меня больше всего злило? То, что Оскар, жирный лузер, не захотел меняться, или то, что Оскар, жирный лузер, пошел против меня? И еще вопрос: что ранило его сильнее? То, что я

Ее надежды скромны, им не хватает энергии движения вперед, у ее амбиций короткое дыхание. Ее самая неистовая мечта? Найти мужчину. Чего она пока не знает: холода, нудной работы на износ, одиночества диаспоры, того, что ей больше никогда не жить в Санто-Доминго, и своего сердца.