2. Лиса в храме

– Юмеко!

Громкий яростный крик прокатился по саду, заставив меня поморщиться. Я тихо сидела у пруда и бросала крошки хлеба толстым красно-белым рыбам, которые плавали у самой поверхности, и вдруг услышала свое имя – рассерженный голос доносился со стороны храма. Я поспешно спряталась под большим каменным светильником у воды, краем глаза заметив, как Дэнга с лицом мрачнее тучи бежит по противоположному берегу.

– Юмеко! – вновь позвал монах, а я вжалась в твердый мшистый камень. Мне представилось, как его обычно невозмутимое лицо делается красным, как колонны храма, и румянец ползет по лысому лбу. Я наблюдала эту картину бесчисленное множество раз. Волосы, заплетенные в косичку, и оранжевый халат, несомненно, развеваются на ветру, пока он носится туда-сюда, обыскивая берег и оглядывая заросли бамбука, окружающие сад.

– Я знаю, ты где-то тут! – крикнул он. – Опять ты соль в чайник насыпала! Думаешь, Нитору нравится, когда ему плюют чаем прямо в лицо?

Я прикусила губу, чтобы не расхохотаться, и теснее прижалась к статуе, стараясь сохранять молчание.

– Ах ты чертовка! – все кипятился Дэнга. Звуки его шагов отдалились от пруда – судя по всему, он углубился в сад. – Ты сейчас наверняка хохочешь до колик. Но учти: когда я тебя отыщу, ты у меня будешь подметать полы до самого часа Крысы!

Голос монаха смолк. Выглянув из-за камня, я проследила за тем, как он шел по тропе к бамбуковым зарослям, пока не пропал из виду.

Облегченно выдохнув, я прислонилась к щербатому светильнику, еле сдерживая радость. Ну наконец хоть какое-то веселье. Дэнга-сан всегда такой серьезный, ему не мешало бы иногда менять выражение лица, иначе оно растрескается от натуги. Я улыбнулась, представив Нитору в тот миг, когда другой монах отхлебнул из своей чашки. К сожалению, чувством юмора Нитору, как и Дэнгу, боги обделили. Лучше пока и впрямь не попадаться им на глаза. Стащу из библиотеки книгу и спрячусь под столом. Хотя нет, Дэнга уже знает это местечко. Плохая идея. Я поморщилась при мысли о длинных деревянных верандах, которые придется тщательно подмести, если меня отыщут. Наверное, лучше убраться подальше отсюда. Во всяком случае, до вечера. Интересно, чем сегодня занята семья обезьян?

В груди вспыхнул восторг. В кроне древнего кедра, возвышающегося над лесом, жило с десяток желтых обезьян. Если забраться на него в ясную погоду, можно увидеть весь мир – с крошечной фермы у подножия гор и до самого горизонта. Каждый раз, раскачиваясь на ветвях кедра вместе с обезьянами, я смотрела на разноцветный ковер, простирающийся подо мной, и думала, хватит ли мне сегодня храбрости поглядеть, что лежит за краем неба.

Но храбрости не хватало, и нынешний день едва ли станет исключением. Зато я не буду безропотно ждать, пока взбешенный Дэнга-сан швырнет мне метлу и велит вымести дочиста весь храм, включая двор.

Я сделала несколько шагов от статуи, развернулась и… столкнулась нос к носу с учителем Исао.

Вскрикнув, я отскочила и ударилась о каменный светильник, который был куда больше и тяжелее меня и даже не пошатнулся. Седобородый монах в широкополой соломенной шляпе тихо улыбнулся.

– Куда это ты собралась, Юмеко-тян?

– Э-э-э… – я замялась, потирая затылок. Учитель Исао был невысок ростом; худой и долговязый, он все равно был на голову ниже меня даже когда носил деревянные сандалии гэта. Но никто в монастыре не пользовался таким уважением и не обладал такой властью над собственной энергией ки, как учитель Исао. Я собственными глазами видела, как он разрубил дерево пополам легким ударом руки и расколол огромный валун на кусочки. Он был бесспорным хозяином храма Тихих Ветров и одним своим появлением мог утихомирить целую комнату сильных духом монахов, тоже практикующих ки. При этом он никогда не повышал голоса и не выходил из себя; самым строгим выражением его лица были слегка сдвинутые брови – этого хватало, чтобы не на шутку напугать.

– Ano^[3]… – вновь запнулась я, и густые брови учителя поднялись, выражая сдержанное нетерпение. Лгать нет смысла – учитель Исао все обо всех знает. – Я… я хотела навестить семью обезьян в лесу, учитель Исао, – призналась я, решив, что это меньший из моих проступков. На самом деле, мне не запрещалось покидать территорию монастыря, просто монахам явно не нравилось, когда я уходила. Судя по количеству обязанностей и учебных занятий, они изо всех сил старались сделать так, чтобы у меня ни минутки свободной не осталось.

Учитель Исао улыбнулся.

– Вот оно что. Семья обезьян. Боюсь, твоим друзьям придется немного подождать, Юмеко-тян, – проговорил он, и в его голосе не слышалось ни удивления, ни злости. – Я отниму у тебя немного времени. Прошу, следуй за мной.

Он повернулся и двинулся в обход пруда по направлению к храму. Я смахнула пыль с рукавов и поспешила за ним по бамбуковой тропе, пестрой от солнечных лучей, пробивающихся сквозь листья, мимо поющих камней, в которых игриво посвистывал ветерок, по красному арочному мосту через бурный ручей. Серо-коричневая птичка порхала по веткам можжевельника, выпячивала грудь и наполняла воздух заливистой соловьиной трелью. Я свистнула птице в ответ, та негодующе глянула на меня и скрылась в зарослях.

Деревья с уже поредевшей листвой расступились, мы миновали крошечный каменный сад с тщательно разрыхленным песком и поднялись по лестнице в храм. Когда мы вошли в темный холодный коридор, я заметила в противоположном конце Нитору и осмелилась дерзко ему помахать, зная, что он не подойдет ко мне, пока рядом учитель Исао. Возможно, меня заставят подметать ступеньки до следующей зимы, но выражение лица монаха того стоило.

Учитель Исао провел меня по нескольким узким коридорам мимо комнаток. Когда мы подошли к раздвижной двери, учитель открыл ее, пропуская меня внутрь. Я шагнула в знакомую комнату, маленькую, чистую и совершенно пустую, если не считать большого зеркала на стене – единственного во всем храме – и картины, висящей рядом. На картине был изображен огромный дракон, который парил над бушующим морем, и крошечная лодка на беспокойных волнах.

Я с трудом подавила вздох. Мне уже доводилось бывать здесь, и ритуал всякий раз оставался неизменным. Уже зная, чего от меня хочет учитель Исао, я легкой походкой прошлась по татами и опустилась перед зеркалом. Учитель последовал за мной, сел напротив и сложил руки на коленях. Несколько мгновений он сидел неподвижно и смотрел на меня ясными глазами. Казалось, он глядит сквозь меня на стену.

– Что ты видишь? – спросил он по своему обыкновению.

Я посмотрела в зеркало. Отражение взглянуло на меня в ответ. Худощавая девушка шестнадцати лет от роду с прямыми черными волосами до середины спины. На ней соломенные сандалии, белый пояс и короткое ярко-красное кимоно, кое-где износившееся до дыр – особенно на длинных, широких рукавах. Руки у нее в земле, потому что недавно она стояла у пруда на четвереньках и болтала с рыбами; грязь пристала к лицу и коленям. На первый взгляд она кажется немножко неряшливой, но в целом совершенно обычной девчонкой – дочерью рыбака или крестьянина, преклонившей колени на полу храма.

Но только на первый. Потому что из-под кимоно выглядывает пушистый рыжий хвост, на макушке торчат треугольные ушки с черными кончиками, а блестящие золотые глаза сразу дают понять, что перед вами не человек вовсе.

– Вижу себя, учитель Исао, – сказала я, гадая, такого ли ответа он от меня ждет. – Свое истинное «я». Без всяких иллюзий и преград. Вижу кицунэ.

Кицунэ. Лису. Точнее сказать, наполовину кицунэ. Дикие кицунэ, лисы, в тайне блуждающие по Ивагото, – мастерицы перевоплощения. Некоторые кицунэ избирают жизнь лесных животных, однако даже они не утрачивают способностей к волшебству. Кицунэ – это ёкай, сверхъестественное существо. Один из их излюбленных фокусов – превратиться в человека, как правило, в прекрасную женщину, и сбивать путников с верной дороги. Со стороны я выглядела как обыкновенная девчонка; никто не видел ни моего хвоста, ни ушек, ни желтых глаз. И только в зеркалах и зеркальных поверхностях – в блестящих столешницах, в спокойной воде, даже в лезвии ножа – отражался мой истинный облик. Поэтому я должна была пристально следить за тем, что меня окружает, иначе внимательный наблюдатель заметит, что мое отражение не вполне совпадает с тем, что видят его глаза.

Во всяком случае, так меня наставляли монахи. Они знали, кто я такая, и считали своим долгом почаще об этом напоминать. Полукровка, исчадие ада, девушка-лиса – такие слова я слышала каждый день. При этом монахи отнюдь не были жестокими или бессердечными – скорее практичными. Раз я кицунэ и не совсем человек, они не вправе делать вид, будто это не так.

Я взглянула на учителя Исао, гадая, скажет ли он что-нибудь новое. В игру «Что ты видишь?» мы играли множество раз, и какой бы вариант я не предлагала – человек, демон, лиса или рыба – учителя мои ответы не устраивали. И потому я снова и снова возвращалась к зеркалу и глядела на свое отражение.

– Как продвигаются занятия? – спросил учитель Исао. По выражению его лица никак нельзя было понять, слышал ли он мой ответ и счел ли его правильным (в чем я сильно сомневалась).

– Хорошо, учитель Исао.

– Покажи.

Я замялась и огляделась в поисках подходящей цели. Вариантов было не так много. Пожалуй, подошло бы зеркало. Или картина на стене. Но их я уже использовала, а учителя Исао едва ли впечатлит повторение старых трюков. В эту игру мы тоже нередко играли.

Я заметила прицепившийся к рукаву желтый кленовый лист и улыбнулась. Взяла его за черенок и покрутила в пальцах, а потом осторожно опустила себе на голову. Магии кицунэ необходим своего рода якорь, некий элемент природы, вокруг которого можно построить иллюзию. Ходят легенды о старых могущественных кицунэ, которые могут сплетать иллюзии буквально из воздуха, но моей магии нужна была точка сосредоточения. Положив лист на голову, я прикрыла глаза и сосредоточилась.

Сколько я себя помню, магия всегда была естественной частью моей жизни, даром, доставшимся мне, как рассказывали, от предков-ёкаев. Талант проявился еще в раннем детстве, когда я пускала по коридорам храма голубовато-белые шары кицунэ-би – холодного лисьего пламени. Я стала старше, волшебных сил во мне прибавилось, и монахи предложили учителю Исао навсегда лишить меня магических способностей, чтобы я не причинила вреда ни себе, ни другим. Дикие кицунэ доставляли людям немало хлопот, причем далеко не всегда со зла. Некоторые их проделки просто выводили из себя, например кража еды или мелких предметов, а некоторые были попросту опасными – так, они могли напугать лошадь на узкой горной тропе или заманить человека в лесную чащу или болото. Дэнга и другие считали, что лучше избавить меня от искушения. Но учитель, главный в храме Тихих Ветров, решительно отверг их предложение. Он сказал, что волшебство – часть жизни кицунэ, такая же естественная, как сон или дыхание, и если ее отнять, будет только хуже.

Поэтому я ежедневно упражнялась в магии с монахом по имени Сатоши в расчете на то, что это я научусь контролировать лисий дар, а не он меня. Сперва монахи отнеслись к нашим занятиям скептически, но я знала: учитель Исао искренне верит, что я не стану использовать свою силу во вред, и потому старалась не поддаваться соблазнам. Хотя порой было жутко сложно не превратить кота в чайник, не сделать так, чтобы закрытая дверь казалась распахнутой, или не скрыть от глаз бревно, лежащее у ступенек. Как не раз подмечал Дэнга-сан после очередной моей выходки, лисья магия – не что иное как притворство и хитрость. Ничего полезного от нее не жди.

«Может, и так, – думалось мне, когда я ощущала, как растет внутри жар кицунэ-би. – Но зато это ужасно весело!»

По телу пробежала дрожь, будто я была водой, в которую бросили камешек. Поднявшееся от пола облачко белого дыма окутало меня, а когда дым рассеялся, я открыла глаза и улыбнулась своему отражению. Из зеркала на меня смотрел учитель Исао, вернее, точная копия старика, сидящего неподалеку от зеркала, если не считать проказливой улыбки на обветренном лице. И пушистого хвоста с белым кончиком.

Настоящий учитель Исао усмехнулся и покачал головой.

– Так вот в чем вы с Сатоши упражняетесь? – спросил он. – С ужасом представляю день, когда «я» велю Дэнге-сану пойти поймать обезьяну.

– Думаете, он бы послушался? Вот умора! Кхм, но я, разумеется, ничего такого делать не стану. – С этими словами я сняла с головы кленовый лист, иллюзия рассеялась, и я вновь стала собой. Повертев лист в руках, я задумалась, что бы со мной сделали, если б я и впрямь превратилась в учителя Исао и приказала Дэнге прыгнуть в пруд. Зная фанатичную преданность монаха своему наставнику, можно предположить, что он послушался бы беспрекословно. А потом, наверное, убил бы меня.