Мэйсон
Кики улыбается нам, но вижу, что тут что-то не так. Я всегда с безразличием смотрел на кого-то, и она не была исключением до того момента, пока не начал наблюдать немые разговоры и обмен взглядами между ней и Трикси. Выглядело так, как будто они понимают друг друга без слов. Сейчас они по разные стороны баррикад. Они не смотрят в сторону друг друга; делают вид, что не знакомы.
Дожидаюсь, когда Кики примет заказ и, перехватив в зале, подталкиваю в безлюдный уголок.
Девушка растерянно хлопает глазами, что вовсе не удивительно, учитывая, что никогда не проявлял интерес к её персоне.
– Почему Трикси уволилась? – я оглядываюсь через плечо, дабы лишний раз убедиться в приватности разговора.
– Она не совсем уволилась. Она успела уйти до того, как уволят, – толику сожаления всё-таки улавливаю в голосе.
– По какой причине?
– Почему тебя это интересует и почему я должна отвечать?
– Потому что работали сообща и вам нравилось; потому что сидели в аудитории вместе, потому что переглядывались и улыбались друг другу. Продолжать?
– Она нагрубила клиентам.
Вполне в характере Трикси, но до сих пор она ощетинивалась по отношению меня. Но почему-то не могу поверить, что для грубости не было резонного повода.
– Просто так?
Глаза Кики беспокойно бегают по залу, как будто девушка придумывает причину для ухода. Со мной не прокатит.
– И? – подталкиваю я.
– Я не должна говорить с тобой об этом. Ты не работаешь тут.
– А если прямо сейчас устроюсь сюда?
Она вскидывает подбородок.
– Картер, ты смеёшься надо мной?
– Похоже на то, что я смеюсь?
Окинув меня недоверчивым взглядом, она поёживается и скрещивает руки под грудью.
– Я же сказала, она нагрубила клиенту.
– Она не могла нагрубить ему без причины. Какой повод, Кики?
– Калеб шлёпнул её… – сказав этою, она начинает жевать нижнюю губу и переминается с пятки на пятку, словно нервничает. И не напрасно.
Вероятно, парень уже мертвец. А если нет, то сожалею.
– По каком месту? – вопрос цедится сквозь плотно сжатые зубы. Кровь насыщается адреналином, желанием вырвать ублюдку руки и сунуть в задницу. В его задницу.
– Для чего тебе знать?
– Не твоё дело. Ответь на вопрос.
– Я отвечу, если ты ответишь на мой.
– Она помогла мне, я хочу помочь ей.
– Чем помогла? Опозориться в коридоре университета?
– До этого, – я закипаю, как вода в кастрюле. – Куда, Кики.
– По заднице…
Клянусь, я закрываю глаза только для того, чтобы не вылетели искры и не спалили кафе к чёртовой матери. Кулаки непроизвольно сжимаются, и я уже не в силах взять под контроль необузданные эмоции.
Похоже, он и правда холодный труп.
– За что её хотели уволить?
– Калеб пожаловался, – Кики с беспокойством разглядывает меня. – Я думаю, ей понравился Тоби, а Калеб… он просто любит прикалываться. Не трогай Тоби, пожалуйста, он не виноват!
Из груди вырывается рык.
– Сам разберусь.
Она продолжает таращиться на меня. Вижу, как крутятся шестерёнки в голове, отвечающие за разные исходы, но я не обманываюсь. Всё приведёт к одному – к тому, что откручу его башку. Любого из них.
Кики спешит оправдать кретинов. Она начинает тараторить:
– Я попросила помочь, потому что Тоби… он нравится мне, и я волнуюсь в его компании. Я нуждалась в поддержке! И я… попросила Трикси. Тоби просто спросил, почему она не здоровается, а Калеб шлёпнул её по заднице… Мне жаль… Мне правда очень жаль…
Не желая оставаться в кафе, я ухожу. Существует только одно место, где могу обуздать гнев, где могу избавиться от эмоций, где можно не сдерживаться.
До скрипа зубов цепляет, что он тронул её, что позволил наглость. Неважно, кто был, как это было, имеет значение только одно: он сделал это. Трикси вовсе не та, кто стерпит и уйдёт. Она та, что вышибет мозги. Она умеет постоять за себя, а я тот, кто хочет постоять за неё. Но она не позволяет, а если позволяет, впоследствии чувствую себя виноватым, поэтому грубость вырывается сама по себе. Я не понимаю, что испытываю, путаюсь в чувствах и не могу разобраться. Что меня злит?
Я приезжаю в зал на скорости, за которую права должны испепелиться ещё до того, как вручу их копам. Клубы дыма рассеиваются по ветру, когда хватаю сумку из багажника и сломя голову несусь в сторону дверей. Отец всегда говорил: «Не хочешь оступиться – бей грушу». Так я и поступаю, избавляюсь от гнева на подопытном мешке.
Не останавливаясь в течение получаса, выбивая всё дерьмо, но оно не исчезает, а растёт на дрожжах. Доводит до нового уровня отчаянья, мотивируя задействовать больше сил.
Я не могу остановиться.
Не хочу.
Всегда добиваю себя, чтобы не убить другого.
Выплескиваю всё.
Трикси, которая засела в голове; урода, который тронул её; кретинов, что по непонятной причине запугивают её; Эмили, что вновь появилась на пути; их общение, которое наблюдаю на ежедневной основе; слова, что сказал сам того не желая. Я не в силах взять себя под контроль. Как будто сказав что-то, она тянет за язык, и я продолжаю. Так получает зелёный сигнал наша война. Никто из нас не хочет сдаться первым.
– Остановись, твою мать! – голос отца эхом отзывается в стенах зала, и я застываю, как по приказу командира.
Медленно поворачиваю голову, ощущая, как одежда пропиталась потом, будто на голову вылили ведро.
Карие глаза, что он подарил мне, искрятся гневом и замешательством.
– Какого чёрта ты вытворяешь?
– Тренируюсь.
– Это не тренировка, это дерьмо собачье. Снимай перчатки. Ты закончил.
– Я ещё не закончил.
– Снимай, чёрт возьми, перчатки! – гаркает он, из-за чего вздрагиваю на месте, как запуганный пацан.
Первый раз за всю жизнь, бросаю их на пол и, оставив на отце многоговорящий взгляд, грузно вышагиваю к дверям. Парни расступаются, подозревая, что я окончательно поехал.
В раздевалке с особым раздражением сбрасываю одежду и встаю под холодный душ. Ледяная вода не остужает горячий пыл.
Я обматываю бёдра полотенцем и выхожу в раздевалку, где отец, прибившись к стене и сложив руки под грудью, приступает сверлить красноречивым взглядом.
– Я спрашиваю, какая муха тебя укусила?
– Я уже говорил.
– Нет, это дерьмо я уже слышал.
– Значит, оно повторяется.
Повисает гнетущая тишина.
Я наспех натягиваю одежду, всеми силами сдерживая дрожь в руках то ли от ярости, то ли от усталости. Хотя последнее утверждение вряд ли правдоподобно. Я не ощущаю желаемое опустошение. Всё ещё грезю найти ублюдков и сломать руки.
Ладонь отца ложится на плечо и возвращает обратно.
– Остановись!
– Не хочу! – я дёргаюсь, сбросив руку. – Я. Не. Хочу.
– Ты сбегаешь, Мэйсон.
– Ты тоже это делал. Принц из маминых сказок постоянно сбегал.
На этот раз он не останавливает.
Мне тошно от себя. От собственной желчи. Мерзко от того, что позволил подобное в сторону отца. Но мы оба знаем, что это правда.
Мобильник не трезвонит. Он всегда звонил или писал сообщение, чтобы не совершил новые глупости, но ничего после сегодняшнего. Чувство вины следует по пятам. Давит. Удручает. Отец единственный человек, который знает меня от и до. Единственный, кто способен понять, принять и поговорить. Единственный, с кем могу поделиться и выслушать совет. Однажды довелось довериться другому, но что получил? Предательство. Я наивно полагал, что его может заменить другой человек. Моя ошибка. И сейчас я, скорей всего, безвозвратно испортил отношения, подорвав их основу.
Из-за безысходности и отвращения к самому себе, разбиваю мобильник. По экрану ползёт паутинка, в которую угодил по собственной глупости. Благодаря вспыльчивости.
Не понимаю, как оказываюсь на парковке кампуса, и, не теряя ни секунды, вылетаю из машины.
Не знаю, что мною движет, и что делаю, но извинения – минимум, который могу предложить. Больше нечего дать. Я обвинил её в том, чего она не делала, причинил боль, разбрасывался грубыми словами. Я никогда не извинялся, разве что перед мамой и Мэди, которую не смог защитить и уберечь. Но, не сделав это сейчас – возненавижу себя ещё сильнее.
Эмоции всё ещё бурлят под кожей, агонией ползут по крови, ведь так и не удалось сбросить тяжёлый груз. На самом деле, лишь усугубил, спустив часть демонов на отца. Знаю, он не расскажет маме, но отношения изменились, и она сама заметит. А это означает только одно: я больше не желанный гость в их доме. Я отрезал путь к семье.
Распахиваю дверь и слышу громкие голоса, выясняющие отношения.
Никогда не было дела до окружающих, если бы не глухой всхлип. Слишком знакомый всхлип. Тот, что уже слышал. Но и это не всё. Следующие слова, пронизанные испугом и отчаянием, заставляют сердце вырываться из груди.
– Вы не можете! Куда я пойду ночью?!
Трикси
Мужчина смотрит на меня без капельки сожаления и понимания. Он абсолютно равнодушен. Как будто это нормально. Как будто в порядке вещей заходить к кому-то в комнату и говорить, что он должен собрать свои вещи и покинуть кампус из-за нарушения гребаных правил. Я не понимаю, что происходит. Волосы на затылке встали дыбом, а на лбу выступил пот. Тело бросает то в жар, то в холод. Я дрожу от ужаса.
– Оплачивается полгода проживания, от вас не поступала и часть её. Прошёл почти месяц.
– Моя мама оплатила год проживания ещё до такого, как я перевелась сюда! Вы должны посмотреть ещё раз!
– Мы посмотрели дважды. У вас нет квитка, чтобы доказать нам.
– Это какая-то шутка! – слёзы струятся по щекам. Я качаю головой, отказываясь верить в происходящее.
Я разворачиваюсь, чтобы бежать в комнату за телефоном, но ударяюсь лбом о бронебойную грудь и падаю на задницу. Перед глазами размывается холл, но моментально соображаю, что передо мной Мэйсон.
Он выглядит потрясённо и в то же время растерянно.
Я поднимаюсь на ноги и бегу в комнату, где в спешке нахожу мобильник и пытаюсь дозвониться до мамы. Звонок безуспешный. Меня пересылает на голосовую почту.
Падаю на пол и закрываю лицо ладонями. Я надеялась на чудо. Пару дней назад, они ушли на задание и должны вернуться со дня на день. Сейчас я совершено одна в чужом огромном городе без унции понимания происходящего. С приездом сюда, преследует чёрная полоса.
И я снова нажимаю клавишу вызова и смотрю на экран.
– Пожалуйста, мама… возьми трубку… – задыхаясь, прошу я.
Безуспешно.
Отбрасываю телефон в сторону и подтягиваю колени ближе, сотрясаясь в рыданиях. Аренда жилья в мотелях быстро обчистит кошелёк, но не вижу другого выхода.
– Что происходит? – голос Мэйсона как гром среди ясного неба. Я уже забыла о его присутствии. – Ты не оплатила проживание?
– Уходи, – шёпотом произношу я.
Мэйсон продолжает истуканом стоять в дверях. Никто не сомневался.
– Мы уже говорили об этом.
Я фыркаю от негодования.
Руки трясутся, но приступаю собирать вещи, пока Мэйсон молча наблюдает в пороге. Он стоит там ещё пару минут, после чего уходит. Я радуюсь его исчезновению.
Лгу.
Его присутствие даровало хоть какую-то поддержку. Больше этого нет. Я очередной раз остаюсь одна. Чемодан с трудом закрывается. Деби так и не появилась, и отныне найти её и ноутбук станет ещё сложнее.
В коридоре пусто, лишь стук колесиков эхом разносится в стенах. По пути захожу в туалет и умываю лицо холодной водой. Кажется, за пару дней выплакала столько, сколько с роду не плакала. Я начинаю ненавидеть этот город.
Сегодня я сломлена и разбита, но завтра вновь стану той, кто борется до последнего. Убью дюжину времени в административной части университета, требуя поднять все документы. Я уверена, что мама оплатила предстоящий год.
Порывы ветра играют с выбившимися из хвостика локонами. Ночной морозный воздух и тишина создают впечатление, что могу быть убита в любой подворотне. Я не испытываю оптимистичные надежды, гуляя по Нью-Йорку в одиночестве и намереваясь найти новое жилище. И остаюсь права.
Запястье огибают чужие пальцы, я резко оборачиваюсь.
И снова он.
– Мне не до тебя, Картер, – цежу сквозь плотно сжатые зубы.
– Я помогу.
– Единственное, чем ты можешь помочь: погрузка чемоданов в такси.
Одергиваю руку и делаю новый шаг в сторону дороги. Очередное поражение. Мэйсон перехватывает ручку чемодана и останавливает движение.
– Я не понимаю, что ты хочешь от меня! – кричу так сильно, что услышат на другом конце страны. – Почему бы тебе не оставить меня в покое?
Парень остаётся непоколебимым.
– Не будь упрямой, позволь помочь.
– Скажи название ближайшего мотеля, я сочту за помощь.
– Ты можешь остаться у меня.
Я начинаю смеяться. Не знаю, почему предложение так забавляет. Может быть, потому что должна буду оплатить собственным телом.
Мэйсон не разделяет истеричного веселья, продолжая наблюдать с нейтральным выражением.
– Пара минут не спасёт меня, Картер, – смех угасает, на смену ему приходит опустошение. – Прибереги свою помощь для кого-то другого.
– Пара минут? – он поднимает краешек губ. – Серьёзно? Мне не девяносто лет.
– Мне плевать, сколько это длится. Я хочу уйти, и буду благодарна, если ты отпустишь.
– Если я этого не сделаю?
– Мы простоим тут до утра. Когда-нибудь надоест. Ты можешь помочь тем, что не будешь тратить моё время.
– Я хочу помочь.
– Я уже сказала, ты поможешь, назвав ближайший мотель.
– Ладно, но я буду тем, кто довезет тебя туда.
– Если это единственный способ прекратить наши отношения, то согласна.
Он иронично поднимает бровь.
– Между нами есть отношения?
– Отношения бывают разными, не переворачивай мои слова под своё понимание.
– Например? Какие между нами?
– Апокалипсические. Хочу предложить закончить их. Сделаем вид, что не знаем друг друга.
– Допустим, что я не хочу этого. Что тогда, Трикси?
– Во всём должна быть взаимность. На поле две команды и пара ворот. Отсутствие одних говорит о том, что игра не равнозначная.
– Мы занимаемся боксом, там нет ворот, – парирует Мэйсон.
– Тогда у тебя отсутствует противник, бой с самим собой?
– Смотря, за что борешься. Можно бороться с собой.
– Вряд ли ты нокаутируешь себя.
– Не физически, но морально.
– Наш разговор зашёл в тупик. Предлагаю разойтись и наслаждаться жизнью так, как делали это раньше.
– Я больше не могу ей наслаждаться, как раньше.
– Разве это должно волновать меня?
– Да.
– По какой причине?
– Потому что ты являешься причиной.
Я чувствую прилив сил.
Улыбка расползается на губах.
– Серьёзно? – я едва сдерживаю смех. – Ты понимаешь, где ты, и где я?
Он сводит брови, а я решаю дать развёрнутый ответ.
– Мы из разных лиг, Картер. Я играю за одну команду, а ты бегаешь по разным. Я даже не хочу знать, сколько раз эти слова помогли вскружить голову недалёкой дурочки.
– Ни разу.
– Тогда, стоит пересмотреть тактику. Если на постоянной основе используешь одну, рано или поздно начнёшь проигрывать.
– Я не использовал её. Она не существовала до сегодняшнего дня.
– Правильно делал, потому что не работает.
– Работает.
– Нет, Мэйсон.
– Мэйсон, – ехидно повторяет он. – Признайся себе в том, в чём я признался себе.
– Ты видишь только то, что хочешь видеть.
– У тебя не получится меня обмануть.
– Конечно, нет, ты можешь сделать это самостоятельно.
– Я довезу до мотеля.
– Я передумала.
– Передумала, потому что знаешь, что я прав.
– Я устала и хочу завершить этот бессмысленный разговор.
– Мы завершим его, когда я довезу тебя.
Выдыхаю и отпускаю чемоданы, позволяя ему выиграть, но лишь для того, чтобы получить своё. Я мечтаю остаться одна, желая расслабиться хоть на секунду. Чёрная полоса, в которой повязла моя жизнь, завершится. У всего есть конец. Я не та, что сдаётся и подстраивается под обстоятельства. Я та, кто выстраивает их.
Занимаю заднее сиденье, Мэйсон устраивается за рулём. Его взгляд встречается с моим в зеркале заднего вида.
– Знаешь, почему ты села назад?
– Удиви меня, – я провожаю взглядом кампус.
– Потому что боишься принять правду.
– И какую правду?
– Ту, где ты что-то чувствуешь ко мне.
– Господи, ты абсолютно невыносим, Картер.
– Мама так говорит.
– Я второй раз хочу согласиться с ней.
– Ещё она говорит так про отца. Ты точь-в-точь повторяешь её слова.
Ненароком смотрю в его сторону. Мне не нравится. Совершенно не нравится тот факт, что смотрю на него, что хочу смотреть. Я ёрзаю по кожаной обивке и стараюсь успокоить подступающую. Заезженной пластинкой кручу мантру: «Не надо. Не делай этого». Но разве сердцу прикажешь?
И я злюсь.
Злюсь на себя за то, что он прав; за то, что чувствую к нему что-то. Так не должно быть. Так не может быть. Ненавижу его за то, что он не может быть таким же, как тот урод из кафе. Желаю, чтобы он испортил мнение о себе, даже если придётся выкинуть меня на обочине, я буду так рада возненавидеть его. Я хочу найти причину и повод, чтобы ненавидеть ещё больше.
– У тебя есть время передумать, – нарушая тишину, говорит Мэйсон.
– Что?
– Тебе не придётся тратить деньги на мотель, если останешься у меня.
– Только через мой труп.
– Я не трону тебя, обещаю.
– Ты серьёзно думаешь, что слово «обещаю» способно поменять чьё-то решение?
– Когда даёшь обещание, ставишь под прицел самого себя. Ставишь под сомнение цену собственным словам. Одним неверным действием можешь подорвать репутацию и доверие в целом.
– Слова – это всего лишь набор букв. Они не дают никаких гарантий. Я могу сказать всё, что захочу, но это не будет означать то, что я непременно сделаю это.
– То есть, ты врала?
– Ты сильно удивишься, но каждый человек врёт.
– Особенно о чувствах.
– Я не чувствую к тебе ничего.
– Я ничего не говорил о себе, но ты сразу подумала обо мне, – Мэйсон мелодично смеётся, отчего мурашки бегут по коже.
Он паркуется у мотеля с неоновой вывеской, что отражается в лужах.
Я вылетаю из салона, распахиваю багажник и спешно выдёргиваю чемодан. С грохотом ставлю на асфальт. Гнев настолько будоражит кровь, а ноги отбивают сердитый ритм по асфальту, что становится больно то ли от собственной лжи, то ли от того, как яро вышагиваю вперёд.
Мэйсон остаётся за спиной, я чувствую его прожигающий взгляд на спине, но не поворачиваюсь.
– Давай, вали, Трикси. Докажи мою правоту! – бросает он в спину.
Я незамедлительно торможу.
– Я ненавижу тебя! Терпеть не могу, Картер! – салютую средние пальцы. Кажется, даже волосы встали дыбом от переизбытка чувств. – Если бы могла, показала бы их пальцами на ногах!
Он прибился к боковине капота и скрестил руки под грудью, с усмешкой смотря на меня.
– Бесишься, потому что влюблена в меня.
– Ты отвратителен!
Подхватываю чемодан и залетаю в холл мотеля.
Седовласый мужчина за стойкой, смотрит на меня, как на умалишенную и, бьюсь об заклад, уже набирает номер психологической лечебницы. Кстати, очень не помешает. Я буду только рада выбить из головы парня, который остался на парковке.
– Мне нужен номер на пару суток, – заявляю я, пропуская приветствие.
Протягиваю документы и стучу пяткой, бегая глазами по обстановке.
Всё деревянное, приятный аромат заполняет лёгкие. Мебель как будто только что сошла с лесопильни. Тусклые светильники окружают небольшое пространство, отбрасывают тени. Парочка миниатюрных диванчиков у окна, кажется, видели побольше мужчины за стойкой. Им как минимум лет сто.
О проекте
О подписке