Цитаты из книги «Тысячеликий герой»

легенде о Великих Испытаниях Будды.

смерти (отождествления с бренной формой).

Таким образом, трагедия и комедия являются выражениями единой мифологической темы и опыта, который включает и то, и другое, будучи скрепляем ими: это движение вниз и движение вверх (kathodos и anodos), которые вместе становятся откровением о жизни и которые человек должен познать и полюбить, если хочет очиститься от скверны греха (катарсис – очищение) (неповиновения божественной воле) и

другим и преподать нам урок, который сам усвоил, о том, как возродиться.

психоанализа, представляет собой детское бессознательное.

Первый шаг – отрешенность или отказ от прежней жизни, когда внутренняя жизнь становится важнее внешней, осуществляется переход из макрокосма в микрокосм, отказ от напрасных удовольствий опустевшего мира и вступление в покой мира внутреннего. Но этот мир, как мы знаем из

Профессор Арнольд Тойнби в своем шеститомном труде о законах рождения и гибели цивилизаций[19] указывает, что схизма, расщепление души и раскол общества не могут быть преодолены и исцелены возвращением в добрые старые (архаичные) времена или посредством программ, которые провозглашают построение идеального будущего (футуризм), и даже самая реалистичная упорная работа не соберет воедино то, что распалось и подверглось деградации. Лишь рождение может победить смерть, именно рождение нового, но не возрождение старого. В самой душе, в самом обществе должно присутствовать «постоянство рождения» (палингенез), которое противостоит постоянной угрозе смерти.

Мы и отец, оберегающий нас, составляем единое целое. И в этом – искупление и спасение. Кого бы мы ни встретили – это наш отец, оберегающий нас. Поэтому следует знать, что в облике несведущего, ограниченного, страдающего, защищающего себя тела, которое ощущает угрозу и воспринимает ее источник как врага, также живет Бог. Великан-людоед побеждает нас, но герой достойно проходит инициацию «как мужчина»; и оказывается, что это и был отец: мы в Нем и Он в нас.[251] Наше тело – эта милостивая, оберегающая нас мать, больше не в силах защитить нас от Великого Отца-Змея; смертное, материальное тело, которое она подарила нам, отдано во власть этой грозной силы. Но не смерть ждет нас в конце испытаний. Нам даруются новая жизнь, новое рождение, новое познание бытия (и мы живем не только в этом теле, а во всех телах мира, как Бодхисаттва). Наш отец явился нам как лоно, как мать, даровав нам второе рождение.[252]

Первый незваный гость в раю ребенка и его матери, отец представляется архетипным врагом, и на протяжении всей жизни любой враг в сфере бессознательного символизирует отца. «Что бы ни было убито, оно становится отцом».[234] Отсюда и почитание голов, принесенных домой с набегов на враждебные племена, в общинах, где практикуется охота за головами

Такие сравнительно тривиальные вопросы, как ортодоксальные детали символа веры, религиозные обряды и церковная иерархия (которые настолько поглощают все интересы западных теологов, что сегодня они серьезно обсуждаются как принципиальные вопросы религии), приводят к изощренному педантизму, если не подчинить их основам самого учения.