всего лишь капитанами, и при мысли о них он испытывал телячий восторг превосходства; но тысячи других его сверстников уже дослужились до генералов, и, вспоминая про них, он ощущал мучи
Про что это вы толкуете? – подозрительно спросил Йоссариан. – Я вроде бы пока не умираю.
– Как не умираете? – удивился врач. – Мы все потихоньку движемся к смерти. Другой дороги у нас нет.
– И не уверяй меня, – пропустив ее последние слова мимо ушей, наседал Йоссариан, – что пути Господни неисповедимы. Очень даже исповедимы. Он же постоянно над нами издевается. В эту сторону все его пути и ведут. А может, он и вообще про нас позабыл. Ведь если верить людям, то Бог у них – неуклюжий, бездарный, злобный, грубый, самодовольн
Дети здесь не попадали под грузовики, не задыхались в родительских холодильниках или, с помощью родителей, в собственных колыбелях. Никто не умирал от зверских побоев. Никто не совал голову в духовку газовой плиты, предварительно открыв газ, не кидался под колеса поездов подземки и не выпрыгивал из окон гостиниц, чтобы устремиться к земле с ускорением тридцать два фута в секунду за секунду и публично шмякнуться на тротуар, подобно розовато-кровавому, облепленному человечьими волосами куску клубничного мороженого, из которого криво торчат перешибленные к