Мне сообщили, что такие съезды, помимо прочего, носят просветительский характер, и ожидается, что делегаты вернутся к себе в города и деревни, где расскажут обо всем местным жителям. Марджори передает привет детям, а также наилучшие пожелания Хелен и тебе.

Как всегда,

Джозеф Дэвис

_________________________________

Дневник Москва, 23 января 1937 года

Дипломатический корпус сильно взволнован тем фактом, что семнадцать старых большевиков предстали перед Верховным судом СССР по обвинению в измене Родине. Они называют это «Процессом над группой Радека». Этот Карл Радек – весьма известный публицист и блестящая личность, у него много друзей за границей. Суд начался сегодня утром, и, как мне сказали, он проходит в Дворянском собрании. Как мне сказали, при старом режиме это был модный клуб московской знати. В 12 часов пополудни в сопровождении советника Хендерсона я отправился на этот процесс. Для дипломатического корпуса были сделаны специальные распоряжения о пропусках на соответствующие места. Процесс продолжался до 3 часов дня, когда суд объявил перерыв до 6 часов вечера. Я присутствовал на вечернем заседании, которое продолжалось с 6 часов вечера до 10.30 вечера. Все это было увлекательно и весьма интересно. По окончании вечернего заседания газетчики подошли ко мне, чтобы вместе выпить пива и съесть бутерброды. Все просто из кожи вон лезут, чтобы помочь мне сориентироваться в сложившейся ситуации.

_________________________________

Дневник Москва, 25 января 1937 года

Согласно протоколу, весь официальный персонал посольства должен был сопровождать меня в Кремль по случаю вручения верительных грамот. Так и произошло. Бумаги были официально вручены председателю Президиума, после чего мы удалились в его кабинет для беседы. По окончании церемонии сотрудники вернулись вместе со мной и попали на очень достойный обед, который организовала Марджори, а Дж. Д.^[6] сфотографировал группу в большой столовой.

Икра, икра, икра повсюду, и ни одного яйца, разве что за столом комиссаров!!! Мы просто не могли этого понять! Ведь их должны были принести, так, по крайней мере, нам говорили.

_________________________________

ДОКЛАД ПРЕЗИДЕНТУ ПО ВОПРОСУ ДОЛГА И О ВСТРЕЧЕ С КАЛИНИНЫМ

Москва, 25 января 1937 года

ДОСТОПОЧТЕННОМУ ФРАНКЛИНУ Д. РУЗВЕЛЬТУ

Мой дорогой господин президент!

К счастью, обычай выступать с официальными речами по предъявлении верительных грамот был упразднен. Имел двадцатиминутную беседу с Калининым. Его приветствие было весьма искренним, и, когда я упомянул, что вы говорили о нем лично, он пожелал, чтобы я непременно передал от него привет «великому человеку». Встреча получилась теплой.

По его словам, он верит, что все разногласия между двумя странами могут быть урегулированы. Мой ответ был заготовлен заранее: то есть я искренне надеюсь на это и считаю, что это возможно, если подойти к делу с той же серьезностью, с которой президент Соединенных Штатов подходил к разработке этих соглашений, и что я, если они того пожелают, буду рад в удобное для них время заняться данным вопросом после возвращения Литвинова. Своим заявлением я стремился (и, полагаю, мне это удалось) убедить, что все зависит именно от них, а для нас этот вопрос не имеет серьезного значения. Калинин выразил удовлетворение тем, что, по его мнению, моя профессиональная подготовка обеспечит объективность и независимость суждений, независимо от того, что малоприятного я могу услышать из дипломатических источников в Москве.

Жду возвращения Литвинова, чтобы узнать, станет ли он поднимать вопрос о долге. Есть свидетельства, что они хотят забыть об этом. Если так, то я буду действовать по намеченному вами плану.

С большим уважением, искренне ваш,

Джозеф Э. Дэвис

_________________________________

ПРЕЗИДЕНТ КАЛИНИН О ПОЛОЖЕНИИ В СССР

№ 11 Москва, 25 января 1937 года

ДОСТОПОЧТЕННОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ

ДОКЛАД ПОСЛА ДЭВИСА ПО ВОПРОСУ ВРУЧЕНИЯ ВЕРИТЕЛЬНЫХ ГРАМОТ Г-НУ КАЛИНИНУ

Совершенно секретно

Сэр!

Имею честь сообщить следующее в связи с официальным вручением моих верительных грамот президенту Калинину.

Оказалось, что от обычая обмениваться официальными речами по случаю вручения верительных грамот отказались.

Президент, г-н Калинин, уселся за свой стол и предложил мне кресло напротив г-на Крестинского, между которыми расположился переводчик, г-н Нейман. Присутствовали еще двое: г-н Уншлихт, секретарь Центрального исполнительного комитета СССР, и г-н Хацкевич, секретарь Совета Национальностей Центрального исполнительного комитета.

Президент Калинин предложил мне сигарету, и я поблагодарил его по-русски словом «спасибо», что вызвало смех. Я заявил, что хотел бы выразить от себя лично, от своей семьи и своих сотрудников признательность за содействие на границе и за прочие любезности, поскольку это сделало наш приезд в Москву комфортным и приятным. Затем я представил отзыв моего предшественника и свои собственные верительные грамоты.

Затем я заявил, что мое правительство через государственного секретаря г-на Халла хотело бы передать теплый привет и сердечные пожелания г-ну Калинину, что перед моим отъездом у меня состоялась встреча с президентом Рузвельтом и что он лично обратился к президенту Калинину. Г-н Калинин выразил удовлетворение по поводу того, что о нем упомянул наш «великий президент», и заявил, что разногласия между странами могут быть разрешены к обоюдному удовлетворению. На это я ответил, что тоже надеюсь – и верю в это. Конечно, это может быть сделано, если смотреть на вещи шире и действовать в том ключе, который президент Рузвельт обозначил в соглашении, достигнутом с Литвиновым.

Я заявил, что не являюсь профессиональным дипломатом и привык работать напрямую. На это г-н Калинин ответил, что их правительство – это правительство, основанное на народной поддержке, и что все их лидеры верят в прямоту и откровенный разговор. Тогда я сказал, что моему правительству особенно повезло в том, что мы находимся в изоляции и далеко от любых возможных угроз со стороны других стран, и поэтому мы привыкли к прямой дипломатии, в то время как общеевропейская дипломатия, возможно, находится под влиянием национальных страхов или амбиций. Затем президент Калинин заявил, что Россия не боится внешней агрессии, будучи уверенной в том, что ее армия и народ достаточно сильны, чтобы защитить себя.

Затем он выразил надежду на то, что у меня остались благоприятные впечатления. Я ответил, что Москва – красивый город и что на меня произвела большое впечатление повсеместная активность, свидетельствующая о новом строительстве и прогрессе, что на меня произвел большое впечатление общий характер и внешний вид людей на улицах, которые хорошо и тепло одеты и, как правило, заняты делом.

Затем президент Калинин заявил, что они добились весьма значительных успехов, что промышленное производство существенно возросло, что потребности народа удовлетворяются настолько быстро, насколько возможно, однако спрос так велик, что подобен огромному поглощающему пламени, которое пожирает все запасы слишком быстро, и это не позволяет удовлетворить огромные потребности народа.

Он заявил, что они рады приезду посла, который благодаря своей подготовке будет объективно смотреть на ситуацию и прибережет свои оценки до тех пор, пока в перспективе не будут объективно рассмотрены все факты.

После этого он намекнул, что его правительство, вероятно, проявило некоторую предвзятость из-за того, что в свое время некоторые (из иностранцев), конечно, перегнули палку. Но иногда бывали и приятные сюрпризы – со стороны тех, кто изначально был холоден в своем подходе. Он заявил, что поверхностные суждения несправедливы.

Проиллюстрировал он это тем, что на улицах Москвы приезжий может, например, наткнуться на пьяного и тут же сделать вывод, что все русские – пьяницы. Что, конечно же, не соответствует действительности. Он выразил надежду, что автор этого доклада увидит как можно больше из того, что они делают и пытаются делать для народа, и оценит это критически и объективно.

На это я ответил, что, хотя сам и являюсь продуктом индивидуалистической и капиталистической системы, начинал я с малого, всю жизнь напряженно трудился и что мои симпатии на стороне простых людей, как и симпатии моего правительства, и могу заверить, что моя цель заключается в том, чтобы стремиться смотреть на все непредвзято, делать выводы и честно доложить о них моему правительству. В этом они могут быть уверены, поскольку это не только моя цель, но и результат моего обучения и склада ума, выработанного годами прошлого опыта.

Имею честь кланяться, с уважением,

Джозеф Э. Дэвис

_________________________________

Дневник Москва, 25 января 1939 года

Калинин живет в Кремле. И прихожая, и его кабинет, куда меня проводили, были аккуратно и просто обставлены. Сам Калинин – прекрасный типаж. У него серьезные глаза и простые, дружелюбные манеры. Он весьма популярен среди советских людей. Начинал рабочим на одном из литейных заводов. Спокойный и располагает к себе – совсем как «старый башмак» из нашей пословицы.

Калинин произвел на меня впечатление человека добропорядочного и простого в обращении.

_________________________________

НЕГОТОВНОСТЬ ФРАНЦИИ

Журнал Москва, 26 января 1937 года

По сообщениям прессы, М. Рейно привел в Париже несколько интересных фактов о военной мощи стран Европы. Все изменил, заявил он, фактор быстроты. Германия имела 2000 самолетов, Италия – 1900, а Франция – всего 1300. До сих пор мало что было сделано; Франция имела один бомбардировщик против двух у Германии; а против нескольких сотен танков во Франции Германия и Россия имели тысячи.

Мне кажется, все говорят о неизбежности европейской войны, но никто, кроме Германии и России, не воспринимает это всерьез^[7].

_________________________________

Дневник Москва, 27января 1937 года

11 часов утра – нанес визит в резиденцию Сигэмицу, японского посла. Он без ноги, инвалид – весьма способный человек. Он рассказал о «шанхайском инциденте», когда потерял ногу, и о помощи, которую ему тогда оказал американский посол Нельсон Джонсон.

С 16 до 17 часов – прогулка по Кремлю с Марджори. Сегодня в одном из музеев сходили на специальную выставку Рембрандта. Там насчитывалось, наверное, более тридцати полотен, в том числе «Возвращение блудного сына», «Рождение» и многие другие. Это было весьма необычно. Также посетили Третьяковскую галерею. Замечательные картины Герасимова, «Орден Ленина»; Сурикова – необычайно большие полотна – «Переход Суворова через Альпы» и др. Грабов, Юон и Шишкин – снежные пейзажи. Зашел в антикварный магазин и с интересом рассматривал полотна современных советских художников. Они невероятно интересны.

_________________________________

Дневник Москва, 28 января 1937 года

Начал раунд официальных визитов: китайское, немецкое, персидское, британское посольства. Пообедал с послом Турции.

После обеда мы с Марджори снова отправились в центр города, чтобы посмотреть еще одну выставку современной русской живописи в одном из художественных магазинов. Провели интересные два часа. Приобрел несколько очаровательных картин маслом (снег, революционеры и т. д.) для коллекции Висконсинского университета^[8].

_________________________________

Дневник Москва, 29 января 1937 года

11 часов утра – заезжал посланник_____, прекрасный пожилой джентльмен. Он обсудил свою реакцию на судебный процесс. Считает, что подсудимые виновны.

12 часов – приезжал посол_______. Обсудили экономическое развитие и золотой запас. В подлинности некоторых признаний он сомневается, но в целом считает, что они говорят правду.

13.00 – заключительный день суда. Выслушали Радека, Сокольникова, Сыкинского, Серебрякова и других, выступивших с последними заявлениями. Перерыв в 3 часа дня.

16.00 – вместе с Марджори и Э.К. позвали мадам Литвинову на чай.

17.15 – Заехал в посольство Турции.

17.30 – Заехал в персидское посольство.

21.00 – Пошел спать – смертельно устал.

Когда мы приехали, мадам Литвиновой в Москве не было. Поползли характерные слухи о том, что ее «ликвидировали», что она исчезла и т. д. и т. п. Нас с Марджори и Э.К. пригласили на чай в дом на Спиридоновке – старинный особняк, используемый правительством в развлекательных целях. Мадам Литвинова встретила нас со всем самообладанием очаровательной англичанки, коей она и является. Она была на Урале и преподавала «базовый английский», которым весьма интересуется. Она подавала все признаки обаяния и ума, но, что характерно, уделяла мало внимания своей внешности. У нее красные, с потрескавшийся кожей руки. Она сестра моего старого друга, сэра Сиднея Лоу, которого я знал в Вашингтоне во время Великой войны. Именно в Лондоне она познакомилась с Литвиновым и вышла за него замуж.

_________________________________

ЗА КУЛИСАМИ МОСКОВСКИХ ПРОЦЕССОВ

№ 57 Москва, 17 февраля 1937 года

ДОСТОПОЧТЕННОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ СУДЕБНЫЙ

ПРОЦЕСС НАД ГРУППОЙ РАДЕКА ПО ДЕЛУ О ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИЗМЕНЕ (23–30 ЯНВАРЯ)

Совершенно секретно

Сэр!

Имею честь сообщить следующее относительно ряда особенностей и впечатлений в связи с недавним так называемым процессом Троцкого – Радека о государственной измене.

Политический фон

Этот процесс стал следствием убийства Кирова, произошедшего в декабре 1934 года. Киров был одним из видных партийных деятелей в правительстве Сталина, который работал в Ленинграде, и его убийство произвело в стране настоящий переполох. В депешах, поступивших в Департамент в то время, указывалось, что это вызвало большую активность и беспокойство руководителей правительства в Москве и что сам Сталин, Ворошилов, нарком обороны, и прочие руководители правительства лично поспешили выехать на место преступления, очевидно опасаясь, что существует широкомасштабный заговор с целью свержения правительства Сталина. Следствием инцидента стал процесс над Каменевым и Зиновьевым, проходивший в Москве с 19 по 24 августа, когда семнадцать обвиняемых были привлечены к суду, признаны виновными и впоследствии расстреляны. Нынешний процесс берет свое начало из того же источника как в силу откровений, сделанных на суде, так и на основании якобы обнаруженных впоследствии улик.

Обвиняемых на данном процессе было семнадцать человек, из них пять или шесть видных политических лидеров. Остальная публика была разношерстная – инженеры, разного рода аферисты и тому подобные малоизвестные субъекты, которые, как утверждалось, использовались как инструмент для шпионажа, саботажа, терроризма и совершения различных преступных деяний. Обвинительное заключение строилось на конкретных уголовных законах. Подсудимых обвиняли в измене Родине, шпионаже, саботаже и в террористической деятельности в целом.

Уголовный кодекс

Есть вполне конкретные законодательные определения, запреты и наказания. Эти законы действуют с 1 января 1927 года. Соучастник признается виновным наравне с исполнителем преступления. Даже участие в любой организованной преступной политической деятельности, равно как и подготовка к совершению любого из таких деяний, влечет за собой такое же наказание, какое предусмотрено за конкретное преступное деяние. Уголовный кодекс основан прежде всего на возвеличивании и укреплении роли государства. Наказания за преступления против государства гораздо более суровы, чем за преступления против имущества или даже жизни граждан. Максимальное наказание за обычное убийство, совершенное из жадности, корыстолюбия и т. п., составляет десять лет лишения свободы, в то время как максимальное наказание за преступление против государственной собственности – смертная казнь. Еще одна особенность уголовного законодательства, последствия которой со всей очевидностью проявились на этом процессе, – отсутствие градаций наказания. Так, например, согласно показаниям Радека, когда в 1935 году, после четырехлетнего участия в заговоре с целью свержения правительства и когда он уже подумывал о «чистосердечном признании», поскольку условия изменились настолько, что и его взгляды стали совершенно отличными от тех, которых он придерживался в 1931 году, он оказался в положении, когда максимальное наказание уже было ему вменено.

Предыстория основных фигурантов

Чтобы оценить эту ситуацию, следует иметь в виду, что практически все главные обвиняемые с ранней юности воспитывались в атмосфере заговора против установленного порядка. Как представители интеллигенции, в молодости, в свои университетские годы, они участвовали в заговоре против царя и в своей такой деятельности чуть ли не ежедневно сталкивались со смертью – вплоть до успешного завершения революции. То есть заговор был их врожденной чертой.