Глава 1.
Гипнотерапия без транса раскрыть тайну

Прежде, чем убедить ум, необходимо затронуть и расположить сердце.

Блез Паскаль

Психотерапия и суггестивная коммуникация

Работа с языком внушения в клинической практике неизбежно приводит к обсуждению терапевтической коммуникации и, в частности, той, которая стратегически ориентирована на то, чтобы вызвать изменения в пациентах.

Среди множества теоретико-прикладных традиций интерактивно-стратегический подход (Nardone, Salvini, 2013) принял суггестивный тип коммуникации за основу своего действия. Этот подход зародился в 1950-х годах в Пало-Альто. Он стал результатом исследований, посвященных прагматике человеческой коммуникации (Wittezaele in Nardone, Salvini, 2013), которые проводились группой под руководством Грегори Бейтсона в течение более десяти лет. В дальнейшем вклад в развитие данного подхода внесли многочисленные исследователи различных научных дисциплин.

Наиболее интересная особенность этого подхода состоит в том, что он анализирует коммуникацию – как в человеческих отношениях, так и во взаимодействии между животными – со множества различных точек зрения^[3]. Основное внимание он уделяет влиянию коммуникации на то, как человек воспринимает реальность и взаимодействует с ней. Коммуникация понимается как инструмент, побуждающий к изменениям, как конструктивным, так и деструктивным, здоровым и нездоровым. После столетий, когда прагматические убеждающие эффекты коммуникации практически отрицались, разносторонние исследования школы Пало Альто вернули их в центр внимания. Впервые в современном западном мире столь серьёзно обратились к изучению прагматики коммуникации, риторики и искусства убеждения – всего того, что в эллинистическом мире было «благородным искусством убеждения», которое практиковали и преподавали софисты. Софисты, что с на древнегреческом означало «великие мудрецы», были теми, кого сейчас назвали бы экспертами, занятыми разработкой методики убеждающей коммуникации, которую они применяли с большим успехом в различных сферах человеческой деятельности. Можно сказать, они были консультантами по problem solving, эффективному решению проблем, и работали с правителями и царями, воспитателями будущих элит, учителями риторики и первыми врачами. Мало кто знает, что Гиппократ, считающийся отцом медицины, был племянником Горгия, величайшего из софистов, чей брат (Diels, Kranz, 2006) был одним из первых врачей античности (Нардонэ, Сальвини, 2011). Другой выдающийся софист, Антифонт, был первым психотерапевтом в истории: в V веке до н. э. он вёл практику лечения всех болезней словами и мягким приведением собеседника к желаемой точке зрения, и добился такого успеха, что его имя упоминается в «Жизнеописания десяти ораторов», приписываемой Плутарху, и в «Воспоминаниях о Сократе» Ксенофонта. К нему приходило так много людей с разных концов эллинистического мира, что это стало для него стрессовой нагрузкой, и он решил прекратить свою деятельность. Слишком велик был успех, слишком высок спрос, слишком большим было и давление. Сейчас мы бы сказали, что он столкнулся с выгоранием (Maslach, 1982).

Софисты были, по сути, первыми великими эпистемологами-конструктивистами. Говоря словами Протагора, они считали человека «мерой всех вещей». Их великим соперником и оппонентом был Платон, предложивший вместо этого философию «абсолютных истин».

В Древнем Риме риторика и ораторское искусство считались одними из самых благородных и сложных дисциплин, которые мог развить человек. Однако же именно из Рима христианство и платоновская философия начали устанавливать свою гегемонию в культуре и познании. Прагматическое знание превратилось в знание догматическое. Платоновский абсолютизм и христианский монотеизм стали ключами к познанию и основами нравственности.

Тема данной книги – гипнотерапия без транса – берет свое начало в исследованиях, посвященных использованию коммуникации в качестве инструмента терапевтического изменения. Первыми представителями этого подхода были софисты; школа Пало-Альто продолжила исследование этого вопроса. Пол Вацлавик, самая яркая звезда на этом исследовательском небосводе, в 1967 году опубликовал книгу «Прагматика человеческой коммуникации», которая стала «библией» для всех тех, кто хочет использовать коммуникацию как инструмент для изменений в психотерапии и за ее пределами.

В этот момент читатель может спросить: «Почему же мы говорим о гипнотерапии без транса, а не о прагматике коммуникации?» Чтобы объяснить это, необходимо сделать шаг назад. В 1930 году самый известный гипнотизер прошлого века Милтон Эриксон написал статью, которая стала основой того, что впоследствии трансформировалось в концепцию гипноза без транса. В статье Эриксон говорит о непрямых внушениях, утверждая, что они работают настолько лучше, чем прямые внушения, что сам Эриксон в завершающем периоде своей карьеры психотерапевта давал предписания и реструктурирования, используя все меньше прямого гипноза и все больше применяя гипнотический язык и суггестию.

Таким образом, современная гипнотерапия без транса является результатом синтеза двух традиций – школы Пало Альто и эриксоновского подхода. В 1974 году Пол Вацлавик опубликовал книгу «Изменения. Принципы формирования и решения проблем». Неслучайно она стала единственной книгой, к которой Эриксон написал предисловие: это говорит о том, насколько он ее ценил. В 1977 году Вацлавик выпустил книгу «Язык изменений», в которой более подробно проанализировал характеристики гипнотического, суггестивного и риторического языка, а также впервые показал, что именно этот тип языка обращается к нашему древнему мозгу. В те же годы появились первые исследования в области нейронауки. Значительный вклад в исследования внесла работа Майкла Газзанига, в которой были представлены самые передовые исследования функционирования мозга. (Gazzaniga, 1999). Идея заключалась в том, что наш мозг имеет два полушария, одно аналоговое и одно логическое. Можно сказать, что Вацлавик продемонстрировал, что суггестивный язык, вызывающий ощущения и наполненный перформативными приемами, мобилизует правое полушарие, активизируя более эмоциональную и более архаичную часть нашего мозга.

Современные нейронауки говорят уже не о двух полушариях, а о пирамидальной структуре мозга (Koch, 2012; Lindquist et al., 2012; Berridge, Kringelbach, 2015; Davidson, 2012), которая делится на три части. Древняя кора – самая древняя часть, где происходят все механизмы немедленного бессознательного реагирования на уровне первичных эмоций (страх, удовольствие, боль, гнев) (Nardone,2019). На этом уровне наш организм реагирует на внешние и внутренние стимулы за миллисекунды, используя перцептивно-эмоциональную систему, которую гарвардский ученый Дэниэл Деннетт (2017) называет «умениями без понимания». Он утверждает, что происходящего на этом уровне вполне достаточно, чтобы жить счастливо; эти реакции можно считать нашими наиболее эффективными адаптивными механизмами.

Сразу над древним мозгом располагается средний мозг, ответственный за осуществление многих важных психомоторных функций, и лимбическая система, которая связывает средний мозг и конечный мозг, то есть кору головного мозга. Последние исследования показывают, что самые важные изменения в человеке происходят только под воздействием сильного опыта на уровне древнего мозга (LeDoux, 2002; Nardone, Milanese, 2018): все, что делается на уровне среднего мозга и на уровне коры головного мозга, мало влияет на адаптивную систему первичных эмоций.

Использование суггестивного, эвокативного (вызывающего образы и ощущения – Прим. пер.) и перформативного языка напрямую стимулирует наиболее архаичную часть нашего мозга, потому что в этом случае активируются первичные эмоции и запускаются механизмы, которые находятся ниже уровня осознания (Nardone, 2015).

В нашей области, психологии, всегда считалось, что мышление и познание – это Олимп наших знаний; нейронауки же показывают, что более 80 % деятельности нашего мозга происходит вне уровня сознания (Koch, 2012). Таким образом, сознание не обладает всей той силой, которую ему приписывали на протяжении тысячелетий. Напротив, чаще всего, когда оно хочет «вмешаться» в первичные эмоции, оно изменяет их и создает конфликт, который порождает дисфункциональные реакции.

Гипноз без транса – это то, что достигается путем изучения и использования суггестивного языка, который воздействует непосредственно на самые древние части нашего мозга, стимулируя «умения без понимания». Приведем несколько ярких примеров: мгновенная влюбленность, как удар молнии, случается в течение 16–32 тысячных долей секунды. Я вижу этот взгляд, эту улыбку, это чувственное движение и – бам! – я полностью покорен. Это пример мощнейшего суггестивного эффекта. Другой пример мы привели в начале книги, когда упомянули оратора, которому нужно выступать перед большой аудиторией. Представьте на минуту, что оратор – это вы. Вы приходите, занимаете место, готовы начинать. Тем временем, все люди в зале продолжают говорить и даже не видят вас. Обычно ораторы пытаются разрешить ситуацию тем, что берут микрофон и просят присутствующих занять места и начать слушать. Как правило, эта попытка оказывается провальной. Если вместо этого начать смотреть на всех слушателей, то через несколько мгновений они сядут и начнут смотреть на оратора как завороженные. Так оно и есть: они заворожены суггестией.

Суггестия: неизведанная область

Чем суггестия отличается от гипноза? В гипнозе мы имеем воспроизводимое и измеряемое изменение способа восприятия субъекта и даже вариации его реакций, то есть мы можем воспроизвести условия, которые вызывают эти изменения, и измерить электроэнцефалографические волны во время гипнотического состояния. В состоянии суггестии этого не происходит: нет никаких изменений электроэнцефалографических волн и не существует стандартной процедуры для наведения состояния суггестии.

Изучение гипноза по критериям, разделяемым научным миром, позволило известному профессору Стэнфордского университета Эрнесту Р. Хилгарду сформулировать строгую шкалу гипнотической внушаемости (Weitzenhoffer, Hilgard, 1959). Заметим, что Хилгард использует термин «внушаемость», что является ключом к решению дилеммы: именно внушение создает гипноз. Действительно, что происходит во время индукции транса, если не тот факт, что с помощью процедуры внушения гипнотизер вводит субъект в измененное состояние сознания, которое и есть гипноз? Без суггестивной коммуникации и внушаемости субъекта феномен гипноза просто-напросто не возникает. И на этом всё не заканчивается: как только гипнотическое состояние достигнуто, и если мы хотим вызвать определенные ощущения у загипнотизированного человека, нам снова нужно использовать суггестию, т. е. лингвистические формулы, вызывающие то, что мы хотим произвести в ощущениях субъекта.

Таким образом, коммуникация, создающая внушение, является одновременно средством для наведения транса, и инструментом, позволяющим нам давать указания в измененном состоянии сознания, в котором восприимчивость субъекта расширена и более доступна для ощущений. Подводя итог, можно сказать, что для наведения гипноза нужны суггестия и внушаемость, в то время как суггестивные явления не зависят от гипноза и могут происходить без пребывания субъекта в этом измененном состоянии сознания. Способность суггестии влиять на человека всегда восхищала в той же степени, в какой и пугала. Откройте словарь или поищите в интернете, что означает термин «внушение», и вы увидите ужасающее определение: