Читать книгу «Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера» онлайн полностью📖 — Джорджа вана Фрекема — MyBook.
image
cover

 










 






Эта практическая демонстрация «диктатуры пролетариата» до такой степени усилила ужас перед коммунизмом, его отрицание во всех формах, в том числе и в левых движениях, что католическая Бавария стала прибежищем всех правых фракций, идеологий, группировок и частных лиц. Более того – и это немаловажно, – Бавария никогда не забудет, что некоторые наиболее активные деятели красных Советов, равно как и социалист Эйснер, были евреями. Именно по приказу этих евреев были убиты заложники-националисты. Тогда большинство считало, что все руководство Российской революции, включая Ленина, полностью состоит из евреев (что не соответствовало действительности), что недолговечную марксистскую революцию в Венгрии начал еврей Бела Кун, что евреи Роза Люксембург, Лео Йогихес и другие разожгли спартаковское восстание и что марксистские революции того и гляди начнутся по всей Германии. Чем сильнее подводило живот, тем больше пищи для себя находил традиционный немецкий антисемитизм.

Открытие капитана Майра

После уничтожения Мюнхенской Республики Советов в городе появился офицер, сыгравший важную роль в «сотворении» Адольфа Гитлера, – штабной капитан Карл Майр. Правительство в Берлине и Верховное главнокомандование поставило себе целью выбить из голов солдат все ошибочные левые идеи и заменить их верными – патриотическими и националистическими. Для этого в Четвертом военном округе, который охватывал собой всю Баварию (во главе его стоял могущественный генерал фон Мёхль), была создана «информационная служба», которая в действительности являлась отделом разведки и пропаганды. Руководителем секции пропаганды был назначен капитан Майр.

Майр, «радикально правый до мозга костей», был «амбициозным, умным, талантливым организатором, вовлеченным в политические игры». Он также был противником Веймарской республики и антисемитом16. По всей видимости, он был связан с самыми влиятельными центрами германского общества. Невероятно деятельный, бурлящий идеями и начинаниями, он был гораздо более влиятелен, чем можно было бы предположить исходя из его скромного звания и должности. Он не только был вхож в высшие круги германской армии через генерала фон Мёхля, но и напрямую был связан с Пангерманским союзом и с Germanenorden, двумя организациями, с которыми мы встретимся позже.

Вскоре капрал Гитлер заинтересовал Майра. Гитлера выбирали представителем от батальона не только при режиме социалистов, он также был «депутатом» при власти коммунистических солдатских Советов. Однако после того, как Республика Советов была раздавлена, он вновь развернулся на сто восемьдесят градусов и вошел в состав следственной комиссии, которая должна была представить сведения о патриотической преданности солдат его батальона при недолговечном коммунистическом режиме – том самом, с которым он сам все это время мирился! Нет сомнений, он всегда чувствовал, откуда дует ветер, и делал все, чтобы остаться в армии. Но нельзя отрицать, что у своих товарищей по оружию он пользовался уважением. У Гитлера был хорошо подвешен язык, и капитан Майр внес его имя в списки слушателей «ораторских курсов» для армейских пропагандистов, проводившихся с 5 по 12 июня 1919 года в Мюнхенском университете.

На курсах лекции читали заслуженные ученые и профессора, такие как Карл Александр фон Мюллер, Карл фон Ботмер и Михаэль Хорлакер. Они рассказывали о «политической истории войны», «теории и практике социализма», «ситуации в нашем сельском хозяйстве и условиях мирного договора», а также о «взаимоотношении внутренней и внешней политики»17. Именно здесь Гитлер впервые смог услышать образованных интеллектуалов, говорящих на интересующие его темы. Именно здесь он выучился соединять разрозненные точки зрения в единое целое, получая некое подобие связного мировоззрения. Общее направление лекций, разумеется, было социал-демократическим, так как социал-демократы были у власти, но более глубокая струя была, несомненно, националистической, пангерманской и антисемитской.

Безусловно, ум тридцатилетнего Гитлера не был чистым листом. В дни своей молодости в Австрии он впитал пангерманские идеи своего отца, мысли своего учителя истории Леопольда Пётча, а также идеи Георга фон Шёнерера. Сам воздух тех мест был словно пропитан антисемитизмом. Помимо этого молодой Гитлер всегда интересовался политикой – главным образом для того, чтобы выразить свой протест происходящему. В Вене он посещал заседания австрийского Парламента, жадно читал газеты в кафе, а также проглатывал любые попадавшиеся ему памфлеты или трактаты. Физическое присутствие и ораторское искусство почтенных ученых и профессоров произвело на него глубокое впечатление и дало ему возможность увязать между собой множество разрозненных мнений, поместив их в более широкий контекст.

После лекций проходили собрания дискуссионных групп. Здесь Гитлер чувствовал себя как рыба в воде. Он всегда был готов пуститься в нескончаемый монолог, был бы только повод. Он обрушивал на слушателя потоки слов, словно обращаясь к огромной толпе. Август Кубицек, один из самых близких его друзей по Вене и Линцу, в своих воспоминаниях сообщает о частых ораторских вспышках Адольфа, а многие товарищи Гитлера по окопам или по ночлежке рассказывают, как легко было подбить его на гневную диатрибу[4] – достаточно было высказать что-то противоречащее его мнениям. Теперь же Гитлер мог опробовать свои новоприобретенные знания в дискуссионных группах. Речи уже не были его личной причудой, они стали его прямой обязанностью – обязанностью армейского пропагандиста, преобразовывающего ложно мыслящих леваков в верно мыслящих правых германских патриотов.

К. А. фон Мюллер рассказывает, как после одной из своих лекций он заметил группу, «зачарованно слушающую человека, стоящего в центре. У него был необычайно резкий голос, и он обращался к ним с нарастающей страстностью. У меня было странное ощущение, что слушателей волновало то, что он говорил, и в свою очередь именно это волнение подстегивало его речь. Я увидел бледное худое лицо, окаймленное штатской челкой, короткие усики и поразительно большие, фанатично холодные бледно-голубые глаза»18. Когда же Мюллер указал на него капитану Майру, тот походя заметил: «А, это Гитлер из полка Листа».

Гитлер стал ораторской звездой Майра. В середине августа его направили в лагерь Лехфельд, где содержались немецкие солдаты, которым промыли мозги в русском плену. Теперь, перед тем как выпустить их в гражданскую жизнь, надлежало развернуть их умы в противоположном направлении. При лагере было постоянное представительство «информационной службы» Майра, и заведовал ею унтер-офицер Рудольф Бейшлаг, опытный пропагандист, который стал здесь непосредственным начальником Гитлера. Темы лекций, в сущности, были теми же, что и на курсах повышения ораторского мастерства. Слушатели хвалили Гитлера, называя его «превосходным и страстным докладчиком», «выдающимся и темпераментным оратором»19. Именно на этот период ссылается сам Гитлер в «Майн Кампф» в известном пассаже, где он пишет: «Да, я мог говорить». Он имел в виду не способность формулировать свои мысли и выражать их в словах – он делал это бесчисленное количество раз в нескончаемых монологах со времен юности. Это означало, что он был способен увлекать за собой аудиторию – что окажет огромное влияние на его собственную судьбу и на будущее Германии.

Другим достойным внимания фактом является то, что именно во время своего пребывания в Лехфельде Гитлер впервые начинает атаковать евреев. Причем с таким напором, что начальству приходится его сдерживать – как бы оно с ним ни соглашалось, все же оно состояло на службе у социал-демократического правительства. Комендант лагеря в Лехфельде писал в управление округом: «А теперь о том, что касается прекрасной, ясной и темпераментной лекции капрала Гитлера о капитализме, который в этой связи коснулся еврейского вопроса… Несмотря на то, что еврейская проблема была представлена [Гитлером] очень хорошо и он особо подчеркнул германскую позицию, все же такого рода дискуссии легко могут дать евреям повод навесить на эти лекции ярлык антисемитской пропаганды. В связи с этим я считаю необходимым указать, что при обсуждении этой проблемы нужно быть исключительно осторожным и что всякие явные упоминания о расе, чуждой германскому народу, должны быть по возможности исключены»20.

Хотя антисемитизм издавна являлся частью немецкой ментальности, эта тема на лекциях в Мюнхенском университете не затрагивалась. Более того, Бригитта Хаман показала, что Гитлер даже в свои венские годы не был активным и сознательным антисемитом – он поддерживал дружеские отношения с евреями-соседями по ночлежке, а также с торговцами, помогавшими ему сбывать акварели. В таком случае где, когда и кто заразил его этими страстными антиеврейскими чувствами?

То, что к тому времени он стал считаться авторитетом по антисемитским вопросам, документально зафиксировано небольшим письмом капитана Майра от 10 сентября 1919 года. В этом письме он просит Гитлера ответить на вопрос, заданный ему другим пропагандистом, его подчиненным Адольфом Глемихом. Вопрос был такой: «Каково отношение к евреям со стороны социал-демократического правительства? Подразумеваются ли в пункте «о равных правах» также и евреи, несмотря на то, что они составляют угрозу Volkstum [национальному характеру народа]?»21 Майр просит Гитлера ответить вместо него, причем обращается к своему подчиненному капралу Sehr verehrter Herr Hitler. Обычно это переводят «дорогой мистер Гитлер». Но тон немецкого выражения в действительности более почтителен, дословно оно переводится как «высокочтимый господин Гитлер». Немецкий ученый Иоахим Фест замечает, что «такое обращение капитана к капралу выглядит странно»22, а Вернер Мазер, также немец, пишет, что это обращение «необычайно уважительно».

Ответ Гитлера не только намекает нам на возможные источники его новообретенных мыслей, но и документально подтверждает, что к тому времени в его уме уже утвердилась структура, которая – в том, что касается евреев – останется основой, «гранитным фундаментом» его идеологии до последних дней жизни. Здесь и чуждость еврейского народа, и опасность, которую он несет. Здесь же он пишет, что евреи – это раса, а не религия; здесь также можно найти утверждение о том, что в итоге целью борьбы с евреями должна быть их полная «ликвидация» – что бы этот термин ни значил для Гитлера в 1919 году23.

Майр писал, что с июня 1919 года до сентября следующего года, то есть в течение пятнадцати месяцев, он ежедневно контактировал с Гитлером, который, действуя под влиянием присущих ему деспотических импульсов, уже оттеснил Бейшлага в тень. Он стал «частым гостем Военного министерства, считалось, что он входит в политическую команду Майра… Майр решил, что эту его находку можно использовать и для большего»24. Действительно, 12 сентября 1919 года Гитлера послали в конференц-зал мюнхенской пивной для сбора информации о небольшой группе, походящей на масонскую ложу, которая там порой собиралась. Она называлась «Германская рабочая партия» (DAP).

То, что случилось дальше, – это, как говорится, уже история.

Уже сами даты говорят о многом. Уважительный запрос Майра отправлен 10 сентября, ответ Гитлера датируется 17 сентября; его первый контакт с DAP, партией, основанной обществом Туле, приходится на 12 сентября. Очевидно, что Гитлер за период с 6 июня, когда Майр мимоходом заметил: «А, это Гитлер из полка Листа», по сентябрь, когда капитан так уважительно обращается к своему подчиненному, далеко продвинулся по пути к своей цели. «Процесс [формирования гитлеровской идеологии] начинается в 1919 году, во всяком случае, лишь в этом году он становится видимым. Ни в одном более раннем документе нет ни малейшего намека на позднейшие концепции… Складывается такое впечатление, что [до 1919 года] Гитлер не интересовался политикой… Нет даже уверенности, что тогда он был антисемитом…» (Эберхард Йекель25)

Очевидно, что именно в эти летние месяцы 1919 года в жизни Гитлера произошли большие перемены. Себастьян Хаффнер называет это время «необъяснимым белым пятном». Конрад Хайден пишет, что «в эти месяцы Гитлер преобразился», и гадает о «загадочных обстоятельствах, преобразивших его»26. Джон Лукач считает так же: «1919 год – важнейшая веха или, точнее, поворотный пункт всей жизни [Гитлера]»27. Ян Кершоу пишет, что «если бы капитан Майр не охотился за талантами, мы, возможно, никогда не услышали бы о Гитлере»28. «Этот мюнхенский период дал Гитлеру ключ ко входу в политику»29, – подтверждает Иоахим Фест. В конце концов, есть и признание самого Гитлера. В 1941 году в одной из бесед, невольно противореча неоднократным (ложным) утверждениям в «Майн Кампф», он проговаривается: «Моя программа была создана в 1919 году»30. Под «программой» он подразумевал не партийную программу НСДАП, та была написана в 1920-м, он имел в виду основу собственного мышления, свою идеологию.

...
8