На Лили серый свитшот с капюшоном, со следами надписи с названием ее альма-матер. Из серии свит-шотов, которые она наверняка носила, не снимая, в те первые годы после колледжа – быть может, он принадлежал прежнему бойфренду и какое-то время хранил его запах. Сильвер представляет, как она сидит в маленькой квартирке, слушает музыку, уносящую ее в прошлое, и колупает буквы надписи, пока они не отслаиваются и их не приходится сдирать с концами. Есть в этом некая метафора, думает Сильвер. Может, из этого даже получится песня. Но он уже сто лет не писал песен, и он хорошо знает, что его творческие порывы давно свелись к одним лишь порывам. Он сейчас и представить себе не может, как это – что-то написать.
Лили поет песни о птичках, и жучках, и дожде, и машинах, и Джоне Джейкобе Джинглхаймере Шмидте. Когда малышня, сидящая вокруг на полу, начинает подпевать, она закрывает глаза и улыбается, стуча по струнам всей ладонью. Когда она берет верхние ноты, они потрескивают у него в ухе, как статические разряды – он очень чувствителен к высоким регистрам. Такие концерты явно приносят копейки, прикидывает Сильвер, наблюдая, как всегда, с безопасного расстояния. Она это делает либо потому, что ей нравится работать с детьми, либо потому, что совсем на нуле, и хотя ему импонируют оба варианта, он бы все же предпочел последний, поскольку с нянюшками у него не очень. Он бы не смог объяснить, что именно его в ней привлекает – может, ее живое лицо или то, как льется ее голос, чистый, тонкий, мелодично переливающийся; он слышит в нем мягкость, которая, как ему мнится, отражает ее характер.
Но все это гипотезы, ибо он абсолютно неспособен даже просто заговорить с ней. Он наблюдает, как она упаковывает гитару, забирает чек у одной из двух суператлетичных лесбиянок, хозяек магазина, и направляется к двери. Она пройдет прямо мимо него, их глаза, как всегда, встретятся на пару секунд, и она тут же забудет о нем так же, как и он – о ней, как это может показаться со стороны.
Он всегда был немного застенчив, когда дело касалось знакомства с женщинами. Алкоголь помогает, но в книжных не имеют обыкновения наливать. Он смотрит, как она останавливается полистать журнал, и не может придумать ни словечка, ни единой подходящей реплики, которая бы не звучала как откровенный подкат. Подойти к незнакомой женщине значит раскрыть свои намерения еще прежде, чем что-то будет произнесено, и эта недвусмысленность всегда его парализовала.
Он так долго был один. Ему нечего терять, а получить можно все разом. Может, ей тоже одиноко. Он почти уверен, что так и есть, он слышит это в ее пении. Может, она совсем не против поговорить – возможность возможности. Может, это перевернет их жизни. Риск секундного отказа – ничто по сравнению со всем этим. И все-таки – что-то. И наблюдая, как она выходит из магазина – дверь захлопывается, колокольчик звякает, – он решает, что это просто-напросто еще одна грань той глобальной неудовлетворенности, которая и определила бесчисленные неверные повороты, сложившиеся в его жизнь.
"Инфинити" Кейси белого цвета с темными сиденьями, в машине пахнет новой кожей. Драм-н-бейс из стерео звучит так же мягко и плавно, как катит автомобиль, и, как и положено, пульсирует у него под кожей. Настоящая красавица, эта дочкина машина, и Сильвер старается не думать о том, что куплена она была человеком, который ей не отец, но справляется с этой ролью куда лучше него самого.
Жизнь в одиночестве предоставляет кучу времени для размышлений. Не то что ты непременно приходишь к каким-то выводам, поскольку мудрость – это, главным образом, работа ума и самосознания, а не количество времени, которым располагаешь. Зато быстрее додумываешься до бездонных бездн отчаяния. Так что теперь, в машине с рокочущим японским двигателем, в котором лошадиных сил больше, чем нужно любой девочке ее возраста, мрачные мысли всплывают и проносятся у него в голове с рекордной скоростью.
Он думает о том, что жизни всех дорогих ему людей резко меняются к лучшему, стоит им уйти от него. Дениз нашла себе лучшего мужа, Кейси – лучшего отца, Пэт Макгриди – лучшую карьеру. Он оказался для них мостиком в лучшую жизнь. Нет, конечно, это в какой-то мере подразумевает, что он был небесполезен. Он – балласт, который сбрасывают с самолета, чтобы набрать нужную высоту.
Он глядит на Кейси, мурлыкающую в такт дурацкой песне на радио. Чертовы автонастройки. Она до сих пор кажется ему маленькой – слишком маленькой для того, чтобы пройти через все, через что пришлось из-за него и Дениз, слишком маленькой для этой машины за сорок тысяч долларов и слишком маленькой, чтобы ехать в клинику на аборт вместе со своим папашей только потому, что она очень любит свою мать и не хочет втягивать ее в такое мероприятие.
Клиника раннего прерывания беременности находится посреди парка, совсем рядом с трассой 95? в нескольких милях к северу от Элмсбрука. Вывеска – жизнерадостные "РПБ" выведены на розовом фоне в форме клевера – скромная и до странного жизнерадостная. Кейси паркуется, и они проходят через открытую стоянку, где ритуально собрались местные курильщики, жадно делающие первую и вторую затяжки.
– Тебе нравится моя машина?
– Само собой. Отличная машина.
– Чего? Спрашиваю: я машину заперла?
– А? Не помню.
Она смотрит на него с усмешкой.
– Ты в порядке, Сильвер?
Он бы предпочел, чтобы она называла его папой.
– Само собой.
Вряд ли он когда-нибудь говорил ей о звоне в ушах. Сейчас в них свиристит не хуже сирены, и ее голос доносится сквозь беспрестанное глухое потрескивание.
– Ты как будто не здесь.
– Все нормально. Просто проблемы с ухом.
Она пристально смотрит на него, потом припускает через стоянку, вытянув руку с ключами, пока не срабатывает замок. Он смотрит, как она бежит, и вдруг что-то щемит в груди, и внезапно он глухо всхлипывает. Случайное воспоминание: снежный вечер, и они с Дениз и Кейси возвращаются откуда-то, он не помнит откуда. Кейси бежит впереди, вверх по склону к дверям маленького домика, который они сгоряча купили за пару лет до этого, когда Дениз сообщила ему, что беременна. Кейси, ростом меньше метра, высоко, как солдат, вскидывает коленки, с нескрываемым восторгом маршируя по снегу. "Она красивая, правда?" – спрашивает Дениз. Он смотрит на нее, на ее волосы в сияющей короне таяющих снежинок, и в этот момент он влюблен в нее больше, чем когда-либо, в эту женщину, в эту маленькую девочку, в семью, которая у них получилась. Вокруг них – крошечные следы ботиночек Кейси, и, слушая, как она верещит от восторга, он думает: это самый прекрасный момент в моей жизни.
– Папа!
Она вернулась, на лице – нерешительная улыбка.
– Ты уверена, что поступаешь правильно? – говорит он не потому, что видит альтернативу, но потому что это вроде та вещь, про которую ты, прокручивая все задним числом, должен знать, что все-таки ее произнес.
– У тебя есть идея получше?
– Нет.
– У меня такой ранний срок, что они могут использовать метод вакуумного отсоса, а это, по сути, то же, что стимуляция месячных. Безболезненно и никакого восстановительного периода. Я ничего не почувствую.
– Окей.
– И это останется нашим маленьким секретом, да?
– Да.
Надо признать, ужасно приятно иметь с ней свой секрет.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что не говорил, что я идиотка, раз занималась незащищенным сексом.
– Да это вроде и так понятно.
Она смеется. Никто из них так и не сделал ни полшага в направлении клиники.
– Ты много занималась сексом? – спрашивает он.
Вопрос ее удивляет, но отвечает она скорее охотно.
– Это был мой первый раз.
– Вот черт.
– Ага.
– И как это было?
Она отвечает очень не сразу.
– Вообще-то это было очень здорово, – говорит Кейси, и тут, впервые за много лет, прямо при нем она не сдерживается и плачет.
Бумаг заполнять немного, поскольку "РПБ" не принимают страховку. Впрочем, Кейси и так бы ей не воспользовалась, не желая объясняться на тему компенсаций, которые пришли бы по почте Дениз. Раннее прерывание обходится в 628 долларов. Ему думается, круглое число было бы столь же несообразным. Он принес наличные, разом ополовинив свой счет и сообщив всей операции душок нелегальщины. Расплатившись, он догоняет Кейси в комнатке ожидания с двумя кожаными диванами, кулером и двумя журнальными столиками с россыпью брошюр, которые все как одна излучают бодрость и жизнелюбие.
Кейси берет брошюру и принимается читать ему вслух: "Вся процедура занимает менее десяти минут. Боль в процессе операции терпима и длится всего несколько минут. Восстановительного периода не требуется. Женщины покидают кабинет и сразу возвращаются к своим ежедневным делам".
– Звучит потрясающе, – говорит он. – Почему все не пользуются этим способом?
– Срок должен быть между пятью и десятью неделями. После этого уже только хардкор.
Несколько минут они сидят, компанейски помалкивая. Он откидывается на спинку и закрывает глаза, ощутив внезапный мощный прилив необъяснимой усталости.
– Можешь мне что-нибудь рассказать? – спрашивает Кейси.
– Что?
– Что угодно. Просто поговори со мной, пока не вызовут.
– Не знаю, что сказать.
– Тебе одиноко?
– Сейчас?
– Вообще.
– Не знаю. Иногда.
– У тебя есть девушка?
– Нет.
– А кто-то для секса?
– На днях я приводил домой женщину.
– Ну, колись, Сильвер. И как оно?
– Она хотела, чтобы ее просто обняли.
– Бедняга!
– Да пустяки, бог с ним. Секс сам по себе часто слишком переоценивают.
– Сказал он беременной дочери перед абортом.
Сильвер улыбается. Несмотря на все его усилия, она стала смышленой, остроумной, красивой и отлично воспитанной девочкой. Порой, когда они вместе, от мысли, что он потерял, перехватывает дыхание, поэтому ему было так тяжко быть рядом все эти годы после развода.
В комнате слишком тепло, даже под струей кондиционера, а звон в левом ухе уже перешел в треск. Он задерживает дыхание и прижимает ладони к ушам, испуская низкое гудение, чтобы перекрыть этот шум. Спустя пару секунд писк понемногу утихает, а потом, на удивление, и вовсе обрывается. В голове воцаряется благословенная тишина.
– Папа!
Она назвала его папой, отмечает он.
Он открывает глаза и видит, что Кейси стоит над ним и явно жутко перепугана.
– Что с тобой? – спрашивает она.
Он открывает рот сказать, что все отлично, просто он немного устал. Он чувствует, как слова образуются в его горле, но наружу ничего не выходит. Кейси на секунду исчезает и появляется вновь с женщиной средних лет, одетой в белый докторский халат.
– Мистер Сильвер? – окликает она. – Вы меня слышите?
– Разумеется, я вас слышу, – отвечает он и пытается подняться.
Но ничего не происходит. Он не чувствует своих ног, не в силах пошевелить губами, не может издать ни звука. На мгновение он закрывает глаза. Он никак не свыкнется с этим безмолвием в голове, ни малейшего жужжания. Такой тишины он не помнит многие годы. Он хочет обернуться в нее, как в одеяло и с облегчением выплакаться.
Когда он снова открывает глаза, он уже в больнице.
О проекте
О подписке