Отзывы на книги автора «Джонатан Франзен»

"Поправки" - главный роман всея Америки начала нулевых, написанный интеллектуалом средних лет стал культовым по одной простой причине. У них нет Толстого.

У нас Толстой есть, поэтому жанр "семейная сага" в её классическом значении знаком всем, кто пробовал ходить в школу. Кому в школе нравилось - тот наверняка знаком и с другим образчиком этого жанра (который, впрочем, не злоупотреблял объемом - господином Достоевским). А те, кто после окончания школы забрел в гуманитарный ВУЗ, тот, возможно, даже что-то слышал о двух британцах - Голсуорси и Джойсе, которые написали две очень длинные книжки, которые каждый считающий себя интеллектуалом джентльмен прочитает за стаканчиком 18-летнего односолодового МакАланна лет через 35.. Вне зависимости от того, сколько ему лет на этот момент.

Но в 2001 году Америка наконец-то встала с коленок. Америка получила шанс наконец-то восхититься кем-то из своих, кто взял вот так и исписал буквами почти что 900 страниц. И тут важно сказать о двух важных вещах, чтобы было все еще яснее:

1) Американцы боятся больших объемов. Мы все в курсе - это стремительно развивающаяся страна, где нет места чему-то монотонному и скучному. Ты снимаешь кино? Взорви все и вся за полтора часа иначе зритель заскучает. Ты поешь в микрофон приятные песни? У тебя есть 3, максимум 4 минуты, потом слушатель включит другую радиостанцию, при этом

2) Американцы обожают большие объемы. Большие груди, большие гамбургеры, "Титаник". Те смельчаки, которые осмелились бросить вызов американской натуре стали богачами и успешными парнями. Это все утрировано, конечно.. Но американцы реально обожают Толстого и Достоевского. При чем, ни какой-то там Брет Истон Эллис, который пихает цитаты и отсылки к Dostoevskomu почти в каждом романе, а даже рядовые жители звездно-полосатой страны, которые раскупали "Войну и Мир" с такой скоростью, что она стала абсолютным бестселлером (!!!). Ровно, как и "Анна Каренина", "Преступление и Наказание" и так далее. Это все к тому, что

Джонатан Франзен - народный герой. Его рецепт оказался скандально прост. Это как джин и тоник, испортить такой коктейль более чем сложно. Так вот, записывайте:

Франзен взял Толстого; он взял его, простите, объем, он взял его "семейность", огромное количество героев, огромное количество сюжетных линий, героев, которые все одновременно являются главными (это 3/4 тоника Schweppes со вкусом имбирного эля)
и смешал его с Тургеневым, у которого взял главное - проблему "отцов и детей" (это джин Cadenhead’s Old Raj Gin крепостью 55° с содержанием небольшого количества шафрана) и
PROFIT!

Постойте, не забудьте налить воды, тьфу ты, положить льда, и как следует встряхнуть, что сделал бармен, тьфу ты, писатель Франзен. И все, с таким рецептом коктейль не может быть плох.

Читать всем, новая классика по старым рецептам.

Ваш CoffeeT

Попроси меня кто-нибудь описать "Перекрестки" Франзена тремя словами, я без долгих раздумий отвечу: шедевр критического реализма. Довольно редко случается читать современные романы на тему внутрисемейных отношений, которые могли бы конкурировать с уже написанными в 19-ом столетии. Флобер, Толстой, Бальзак, Тургеньев, - вершины столь великие, что кажутся уже не досягаемыми. Однако у Франзена получилось не только достичь уровня великих классиков, но и местами превзойти их, написать более сильную, значимую и гораздо более актуальную для современного читателя книгу. "Перекрестки" один из самых искренних художественных романов нашего века о человеческих взаимоотношениях, травмах, любви и вечных поисках себя и своего места в мире.

США, 1971 год, пригород Чикаго. Многодетное семейство Хильдебрандтов готовится отмечать рождество. Расс, пастор местной церкви и отец четырех чудесных, с оговорками, детишек, в преддверии праздника решает сделать себе духовный подарок - провести время с одной из своих прихожанок, в которую тайно влюблен. В то же время его жена Мэрион идет на очередной прием к психотерапевту: всю жизнь она винит и терзает себя за чудовищные проступки мужчин, которых почему-то оправдывает. Самоубийство отца, разбитое сердце, изнасилование, паршивый брак, - и все по ее вине (нет). Дети не лучше. Старший сын собирается бросить колледж и умчаться воевать во Вьетнам - подальше от своей возлюбленной и вопреки пацифизму отца; дочь Бекки, которая еще вчера была пай-девочкой и школьной звездочкой, начинает посещать христианскую молодежную группу и влюбляется в длинноволосого рокера, пытающегося пробиться на большую сцену (еще не самый худший вариант); пятнадцатилетний вундеркинд Перри в столь юные годы уже задает серьезные философские вопросы, запросто решает сложнейшие задачки по химии и чередует травку таблетками, стремясь при этом измениться в лучшую сторону. 

Если вы подумали, что это очередная история про ненормальную семейку с кучей проблем, недопониманий и взаимных обид, то да - так оно и есть. Франзен не придумал ничего нового, не сочинил  уникальную, неповторимую историю, не поднял новые, неизвестные или умалчиваемые ранее темы. Заслуга автора не в том, что он рассказал, а в том, как он это сделал. Франзен, словно психотерапевт, пишет анамнез семьи Хильдебрандов, рассказывает об их детстве, взрослении, влиянии религии на их жизни, - писатель буквально препарирует мысли и чувства вымышленных героев, выстраивает настолько сложные и в то же время достоверные отношения между людьми, что ненароком начинаешь путать реальность с художественным вымыслом. На протяжении всей истории автор заглядывает в голову к каждому из членов семьи и подробно рассказывает об их переживаниях, тщательно  описывает причины того или иного эмоционального состояния. Каждое событие, трудность или ссору читатель рассматривает с разных сторон, что позволяет взвесить и решить - чья позиция ему ближе, кто действительно виноват в конфликте и что к нему привело. По ходу чтения текста у меня несколько раз возникала ситуация, когда я откладывал книгу и задавал себе вопрос: почему и зачем он/она так поступил, что им двигало? И огромная заслуга Франзена в том, что каждый раз я находил ответ - вспоминал, что в детстве с ним произошло то-то, в юности она сделала это, а от матери услышала такое, что жизнь уже никогда не будет прежней. Вы словно находитесь в анатомическом театре и наблюдаете за тем, как хирург дергает за нервы и приводит тем самым в движение все тело. Единицы авторов способны на такой уровень проработки психологизма.

Расс с сильной тревогой осознал ее реальность, осознал, что она самостоятельная женщина, чьи решения и мысли никак от него не зависят. Ему словно на миг показали, каково это - быть Фрэнсис в любой день и час, жить своей жизнью, и увиденное восхитило его, но и напугало.

Не менее важны сами темы, которые автор поднимает. Во-первых, Франзен впервые за свою писательскую карьеру углубляется в проблему травмирующего религиозного воспитания. Почти каждый герой "Перекрестков" в той или иной мере пострадал от навязывания в детстве религиозных воззрений. Например, на поверхности лежит болезненное смирение Мэрион, корнями уходящее в католицизм. Внутри нее борются две личности: свободолюбивая девушка, полная стремления жить, быть красивой и счастливой, и покорная монашка, коей ей надлежало быть, исходя из суровых доктрин католической церкви. Это наиболее простой и явный пример из всех тех, которыми полнится книга. В США проблема религиозной фанатичности особенно актуальна и Франзен смело рассуждает о ней, показывает на примере Хильдебрандтов, как вера способна ломать и, наоборот, помогать людям. Надо отдать должное автору - в романе нет однозначного зла или добра, во всем можно найти и хорошие, и плохие стороны. Из этого вытекает еще одна немаловажная заслуга текста - его интересно обсуждать, интерпретировать, делиться читательским опытом с другими. Этим роман схож с "Анной Карениной" Толстого: неоднозначные герои, поступки, мысли, - каждая деталь требует тщательного изучения и осмысления - нет белого или черного - есть жизнь с ее бесконечными трудностями и радостями, которые формируют человека и делают его тем, кем он является.

Для католика вина – не просто чувство. Это неизбежное следствие греха. Объективное явление, которое Бог отлично видит.

Другая значимая и хорошо известная нашему читателю тема - идея всеобщей сопричастности. Франзен не зря описывает действия и переживания каждого Хильдебрантда по отдельности. Да, так мы можем понять и оценить поступки каждого персонажа, сделать свои выводы об их морально-нравственных качествах, лучше понять их мотивацию. Но это еще не все. Такая структура повествования позволяет увидеть, что любой поступок, любое слово может непоправимо воздействовать на человека, целиком поменять его жизнь. Вернулся с работы, пообщался с сыном о том о сем, вредных советов вроде бы не давал, ругать - не ругал, а что-то в твоих словах зацепило подростка, и он пошел за очередной дозой психотропных веществ, чтобы успокоиться и забыться. Прочитал проповедь, поделился божественной мудростью, а она оказалась настолько не к месту, что часть паствы обернулась в атеизм. Еще Федор Михайлович Достоевский заповедовал, что всяк во всем виноват и надо стремиться быть внимательнее к людям, особенно близким. Франзен успешно развивает эту идею и в очередной раз предлагает читателю задуматься о том, как каждый из нас ведет себя в обществе, и к чему могут привести даже самые незначительные слова и действия.

Сатана вовсе не обаятельный образованный искуситель и не забавный краснолицый демон с вилами. Сатана – беспредельная боль, уничтожающая разум.

О величии Джонатана Франзена говорить рано. Далеко не каждый его роман был столь же успешно принят читающей публикой. Закрепился ли автор на новом, высшем уровне мастерства, можно будет понять только после выхода следующей части трилогии о Хильдебрандтах. Однако поставить на обложку книги штамп "Великий американский роман" можно и даже нужно, потому что это как раз тот случай, когда ярлык весит не для красоты, а по делу.

Матушка, кровинушка ты моя, воистину всякий пред всеми за всех виноват, не знают только этого люди, а если б узнали – сейчас был бы рай!(Братья Карамазовы)

Осторожно! Токсично!
При чтении этого романа возможны проявления побочного эффекта - книжного отравления. Симптомы: общее разочарование людьми, чувство бессмысленности и тленности бытия, тошнота от мыслей о семейных застольях, желание уйти в монастырь, купить дробовик и другие признаки мизантропии.

Франзен достает из хроники семейной жизни малопривлекательную правду (опасно для романтиков, идеалистов и меланхоликов) раздевает её догола и лупит ею читателя прямо по глазам. Преступная жестокость с отягчающими обстоятельствами. Например, описание старости, от которого слабонервным петля может показаться желанным избавлением. Налицо все признаки превышения полномочий инженера человеческих душ. Инженер стал безумным вивисектором. Он жесток, масштабен, но в чувстве юмора не откажешь. Семья по Франзену - это сообщество людей, вынужденных общаться, но нахрен друг другу не нужных. Время, проведенное ими вместе, приравнивается к варке в кипящем адовом котле.

И коли уж принято сравнивать Франзена с Толстым, представьте себе такую картину. Старый граф Болконский не овдовел. Жена ему покорна. Подобно княжне Марье, она его побаивается, но уважает. Его слово в доме - закон. Граф живет по своему кодексу чести и правильности и домашних впихивает в его рамки. Вместо поместья неплохой, но немного обветшалый дом в чистеньком американском пригороде.Старик пытлив умом. В своем оборудованном под мастерскую подвале долгие годы занимался опытами и наукой. Достаточно успешно, несколько патентов служат тому доказательством. На ласку скуп. По характеру угрюм.

Сын его - Андрей - женат и имеет троих сыновей. Он организован и целеустремлен, богат и перспективен. И, как обычно, он находится в состоянии пограничном с депрессией. Жизнь успешна, благополучна, но чувства удовлетворения нет. Преследуют навязчивые идеи и черные тени разочарования. Про небо и дубы подумать некогда. Семейный кризис в разгаре, жена проводит масштабную военную компанию по диверсии поездки на рождество к “старшим Болконским”. Да еще опять кто-то спер табличку охранной системы с газона. Гадские добропорядочные с виду соседи, мать их.

Княжна Марья не изолирована от общества в поместье. Она лидер по жизни. Быть первой, быть лучшей во всем во имя Великого Папы. Папу она любит. Очень. Правда лучше всего любить его на расстоянии. Тем более, что в его кильватере вечно маячит брюзжащая мамочка с её благими намерениями. Она везде таскает за собой “ржавую пилу”, сделанную из попреков, укоров, замечаний, нравоучений, желания навести порядок и гранитной уверенности в своей правоте. Распространенное орудие родительской пытки, которое давно пора запретить какой-нибудь там конвенцией. Добравшись до объекта она с порога пускает свою пилу в активное действие. Отчасти такое поведение можно объяснить её моральной деформацией за годы жизни с мужем, который в туалетной бумаге видел больше смысла и пользы, чем в её мнении. Дети - её мишени, её полигон, где она тренируется в стрельбе из авторитета. Княжна Марья размышляет о своих неудачных романах с мужчинами и приходит к мысли, что она, скорее всего, лесбиянка.Вот только романтические отношения быстро остывают и заветриваются независимо от половой принадлежности партнера. Их, конечно, можно периодически подогревать, но это уже не то, первозданную свежесть не вернуть, как ты не старайся. А итог один - угли. Сколько еще раз ей придется “травануться” просроченными отношениями, чтобы осознать, что она скорее всего одиночка по жизни?

Представьте, что Пьер Безухов - родной младший брат Андрея. Он сексуально активен, порой излишне, за что после мучается от чувства стыда, что привело его скорее к набоковскому развитию событий, но позже он найдет в себе силы вернуться к толстовской степенности нравов. Он гуманитарий, теоретик, почти состоявшийся профессор, почти законченный неудачник. Любит рассуждать об идеалах, литературе и сиськах. То, о чем Пьер-оригинал лишь стыдливо думал, его американская версия 200 лет спустя открыто говорит.

А теперь представьте, что все эти люди должны собраться в отчем доме на последнее Рождество. Чувствуете, какое веселье намечается? В меню вечера большая индейка, фаршированная старыми обидами, салат из упреков и имбирные пряники, чтобы заедать горький привкус раздражения, гоголь-моголь, чтобы протолкнуть обратно в горло крики ярости. Пряников и коктейля понадобиться много.

Франзен очень дотошен и основателен. Уж если изучать персонажа, то до мозга костей. Уж если погружаться в его мир, то по самую макушку. Обстановка, окружение, события детальны, всё и все перед читательским взором наизнанку. Очень точно, очень глобально, очень грустно.

В общем-то, можно потихонечку поздравлять американцев - у них появился свой Tolstoy. До нашего ему, конечно, еще далековато, но он уже умеет давать книгам ЭПИЧЕСКИЕ названия, создавать огромные объемы, да и вообще.. Мужчина владеет темой. И несмотря на сквозящий сарказм, я говорю абсолютно серьезно. При всех своих недостатках роман выглядит все равно так, как будто писался во времена Голсуорси и Джойса.. Голсуорси и Джойсом.

Есть правда только одно, что режет взгляд. Вся любовная линия целиком и полностью взята у Льва Николаевича. То есть, не то, что бы мы были сильно против, но.. Зачем? Зачем брать любовный треугольник Ростова - Болконский - Безухов, который у адекватных людей ассоциируется именно что с неадекватностью и идиотизмом. А Франзен не только его взял, но и пару раз толсто намекнул на это, заставив главную героиню Патти восторгаться "Войной и миром" (в состоянии депрессии к слову). Я скажу честно, в школе у меня "Война и мир" не вызывала какого-то сильного отторжения, правда последний том в свое время меня самого едва ли не погрузил в депрессию с вытекающим самоубийством. В любом случае читать это произведение еще раз "в зрелом возрасте" я не буду, потому что и так все понятно, кто там мужик, а кто дура и толстый идиот. И, кстати, пока на меня тут не накинулись хулители, процитирую письмо Льва Николаевича Фету «что писать дребедени многословной вроде „Войны“ я больше никогда не стану". Что как бы намекает..

В любом случае, все вышесказанное может вызвать только легкое недовольство, ведь в остальном - это настоящая красота, гениальная история, та самая картина Делакруа в литературном обличье.. Большая, многоуровневая история рассказана с каким-то удивительным мастерством. Здесь нет некоторой отстраненности, которую вызывали герои "Поправок", все герои выглядят живыми, понятными. Не возникает даже ощущения того, что они живут там, на либеральном Западе, а мы тут, где Pussy Riot. И, раз уж речь зашла,все остросоциальные и политические темы Франзен захватывает как бы между прочим, но очень точно и емко. Только ради этих небольших, желчных упоминаний президентов (разных эпох) и гиперкорпораций книгу прочитать стоит. У нас за такое искусство, как показывает практика, можно потом пару лет сочинять музыку в учреждениях, не расположенным к прекрасному.

"Свобода" - это большая книга, причем книга, вовсе не посвященная свободе как таковой. Не хочется клишировать фразами о том, что эта книга о выборе, о стремлениях и о жертвах, оставим это тем, кто пишет аннотации (они всегда об этом пишут, даже в аннотациях к Донцовой). В первую очередь, это книга о людях. Людях, живых настолько, что невозможно не ощутить ту реальность и правдоподобность пути, который они преодолевают. Ведь любая жизненная история редко ударяется в крайность, в ней есть своя драматика, свои победы. Есть некое равновесие, которое образуется непонятно как, но сохраняется всегда в той или иной степени. В какой - уже не столь важно, это как раз и зависит от деталей. И как раз именно об этом Поправки . Об этом - "Свобода".

Ваш CoffeeT

Франзен в этом романе не просто прекрасен. Он велик!

В большой семье священника Расса Хильдебрандта каждый несчастен по-своему. Расс ведет долгие торги с Богом в борьбе с «бесом в ребро» (беса зовут Фрэнсис Котрелл, она веселая - буквально - вдова, поймавшая Расса на прицел своего кокетства). Мэрион, жена пастора, пытается выбраться из крепкой хватки лишнего веса, который, как камень на шее, тянет ее прямиком в депрессию. Их старшие сын и дочь, Клем и Бекки, мучительно презирают своего отца за его лицемерную, на их взгляд, набожность и слабый характер, а средний сын на правах семейного гения растет снобом с дурными пристрастиями. И всех их, как желудочный грипп, объединяет тошнота друг от друга.

Если вы хотите увидеть у читающего человека на лице мучительную работу мысли, а то и настоящее страдание, спросите у него: «Если бы ты мог прочитать только одну книгу в год, какую бы ты выбрал?» Да простят меня все уже (и еще не) прочитанные в 2022-м романы, но я без колебаний отвечу: «Однозначно “Перекрестки” Джонатана Франзена». (В 2021-м, кстати, это был «Голландский дом»). Почему?

Потому что Франзен, как какой-нибудь истинный классик, который неподвластен времени, так как пишет о вечном и больном (вечно больном), дотянулся до невероятных глубин психики каждого их персонажей. Начиная с девушки, пребывающей в ажитации от первого поцелуя, заканчивая женщиной, которая носит в себе последствия всех поцелуев в ее жизни. Носит она их к психотерапевту, в тайне от мужа и детей, чтобы ко всем своим заботам не добавлять еще и осуждение за лишние траты.

Потому что я еще никогда не читала роман о семейных дрязгах с таким жгучим интересом, как обычно это бывало разве что с остросюжетными, местами нелепыми, но такими увлекательными триллерами. Каждый из Хильдебрандтов то и дело оказывался на перекрестке, где требовалось, как на сказочной дороге, сделать выбор (потерять коня или голову) куда (или с кем) двигаться дальше.

Потому что обаяние авторского слога действовало на меня, как свет фар на оленя. Я замирала на месте с книгой, широко раскрыв глаза. Такой вот эффект от яркого света большой литературы и писательского таланта.

Потому что Франзен - гений.

Чудовищная книга, просто отвратительная. Книга глубочайшего разочарования в жизни. У меня тряслись руки, хотелось курить, рыдать, истерить, убивать - себя, окружающих, снова себя, забиться в угол шкафа и сидеть там, пока мир не рухнет к чертовой матери. Фу. Омерзительная книга, которая неизгладимый след оставляет в душе.

Художественное изложение сеансов психоаналитика.
«Я такой несчастный, потому что меня не любила мама. Я упоротый трудоголик, потому что папа только так умел спасаться от семейных проблем. Мне плохо, потому что я никому не нужен». И так далее, до бесконечности. Любая внутренняя загогулина каждого из героев – как из учебника по психопомощи.
Сначала я невольно ухмылялась – врешь, меня этим не проймешь. А потом началось… Меня штырило и колбасило так, что я всерьез подумавала о: 1) разводе; 2)самоубийстве; 3)тщетности бытия.

Каждая сцена в романе настолько отчетливо является симптомом невроза и признаком разлада в семье, что поневоле хочется зажать уши и спрятаться в темном чулане - подальше, подальше от ссорящихся родителей.

Каждую гребаную страницу романа вас окунают в самый настоящий зловонный семейный ад, без передышки или сна - дах, дах, дах, грязными пеленками твоего детства по морде. И размазать по лицу.
А ты сиди и улыбайся. Потому что заплакать - выше твоих сил. У слез есть еще какая-то надежда.

Конечно же это фарс. Но такой чудовищно правдоподобный в мелочах, что липкий ужас продирается сквозь все слои рациональности и расплющивает тебя о книгу до размера микрона. Оттуда невнятный писк – «Как же мне дурно! Как погана эта гребаная жизнь».

С этой книгой ты проходишь все стадии любви. От страха влюбленности, эйфории взаимности, к постепенному разочарованию, усталости, тупой необходимости разорвать эту высасывающую все силы связь, но нет, невозможно - и наконец к слегка обреченному принятию – да-да, вот такой ты, мудак Франзен, который меня всю расколошоматил. Ну иди же сюда, ага, ага, вот так. И еще разок.

Внимание. Сейчас из меня польются пафосные слова: грандиозный, монументальный, талмудический, патологический, колоссальный, обездвижить. Это такой мой ассоциативный ряд на "Безгрешность". Что само слово-то означает? Безгрешность. Кто без греха, тот первый бросит в меня камень? А есть кто-то без греха? Безгрешны ангелы, выходит? Тогда антоним что, греховность? А греховны кто - люди? Тогда, выходит, человечность и есть греховность? Нет, меня не пора в желтый дом сдавать, хотя некто во флудилке как-то предлагал, просто это тот вопрос, о котором я давно задумывалась. Ты человек, пока ты грешен? А кто перестал, кто просветлился, он тогда кто? Надчеловек? Ангел во плоти? Не верю, не бывает ангелов во плоти, плоть слишком требует своего.

Кстати, не только плоть, но и дух своего требует, особенно если он надорванный с детства. Мы все тут надорванные с детства, кто-то больше, кто-то меньше, кто-то осознает свою надорванность, а кто-то нет, и вот когда нет - тогда самое страшное наступает. Депрессии, психосоматика, суицид. Веселая книга, что и говорить. Пятеро главных, можно сказать, героев, и все надорванные, с проблемами. Франзен - это какой-то веселый Драйзер. Что у Драйзера "Американская трагедия", то у Франзена - "Безгрешность". Нет, тематика разная абсолютно, и сюжет тоже, и Драйзер зануден, а Франзен совсем нет, но Франзен так же препарирует сознание, только с черным-пречерным юмором. Так, заново. Пятеро главных героев, и все как-то пострадали в детстве.

Вот Пип, неведомо как выросшая нормальной, хотя не должна бы была с такой-то мамочкой. Вся первая глава посвящена Пип, и как она пытается сепарироваться от гиперопекающей мамаши. Вот страшное дело - эти "свет очей моих" и "всю жизнь на тебя положила". Это ж как на самом деле должно психику калечить, и какое слоновье чувство вины вызывать? Так что Пип еще относительно нормальная получилась, сбежала вовремя из фамильного дома, и пошла искать неизвестного папу. То есть маме то он известен, где он и что с ним, но дочери ни имени не говорит, ни адреса, вообще ничего не говорит.

Вот Андреас, который вырос в ГДР, в котором его родители были у самой кормушки власти, и судя по СССР, у него было то еще детство. Не могу не ударяться в психологию, впрочем, автор и сам в нее ударяется, но Андреас тоже пострадал от отношений с мамой, так и не смог преодолеть эдипов комплекс, и добрых несколько сотен страниц мы будем читать про мастурбацию и мечты об инцесте. Ооооо да, конечно, немецкая порнушка, это было фантастически. А потом мы будем читать про изгнание Эдипа и вообще читать миф о нем прям почти точь-в-точь, только осовремененный и перенесенный в 90-е годы, когда пала Берлинская Стена. Заодно много узнаем про Штази и их секреты, и как зарождалась ВикиЛикс, и про Ассанжа послушаем. И интересно будет, хотя для меня лично темы ну совсем мимо идущие, никогда не интересовали меня утечки, заговоры спецслужб и все такое. Но Франзен умудрился и такое сделать интересным, да еще и приплести чуточку безумия.

Или вот Том, журналист из Денвера, бывший крайне неуверенный в себе мальчишка, который женился на первой давшей ему девочке. Жаль только, что девочка оказалась инфантильной, беспомощной дурой, причем настолько дурой, что Тим еле вырвался из этого брака, сильно при этом пострадав. Так пострадав, что эти отношения еще долго будут его отвращать от нормальных, теплых женщин.

И еще парочка людей со своими тараканами, да у кого их нет. И что ж между ними общего? Быть может, патологии разума? Психологические отклонения? Черные ниточки связей? Загадки из разряда, "я знаю, что вы делали прошлым летом"? Они все связаны в тесный клубок таких нездоровых отношений, что можно только диву даваться, как они выжили. Или выжили, но не все. Или выжили, но с ущербом. Иногда "Безгрешность" доходит до неправдоподобности, но кто я такая рассуждать об этом, ведь иногда жизнь выкидывает такие коленца, что поневоле начинаешь верить и в "Санта-Барбару" и в "Клонов", прости г-ди.

Не очень связно получилось, но что вы хотите, я прочитала 736 страниц за один день, настолько меня погрузило в "Безгрешность". Вот очнулась, что-то формулирую, и то хлеб.

Давайте попробуем немного поговорить про литературу. Сегодня вот, буквально через несколько часов вручат Нобелевскую премию. Есть робкая надежда, что шведские академики, несуразно выборочные, простите за тавтологию, в своем выборе, все-таки сделают шаг навстречу более-менее большой литературе и вручат премию, например, Мишелю Уэльбеку. Харуки Мураками. Или, ну а вдруг, Стивену Кингу. Салмана Рушди тоже можно было добавить в этот список, но с ним сами знаете, что стряслось. Хочется все-таки литератора вне повестки. Но шведские академики, скорее всего, пойдут своей дорогой самурая. В очередной раз они докажут своим соседям по Мальме и Стокгольму, какие они интеллектуально неинклюзивные. И очередная награда уйдет Нгуги Ва Тхионго, или Гариэль Лутц, или Пьеру Мишону (Уэльбек, конечно, тогда заорет как следует). Почему так происходит - мы никогда не узнаем, наверное. Возможно, нобелевский комитет видит себя маленьким арт-хаусным фестивалем в Сан-Себастьяне. Может, в этом есть своя логика. Но, все-таки, для благого дела, не в обиду Тхионго или Мишону, Нобелевская премия должна чаще попадать в руки не широко известным в узких кругах, а признанным по всему миру, переведенным на все крупнейшие языки мастерам. Поэтому недавние успехи Исигуро и Льосы (ну как недавние - за 12 лет последних) меня всегда радуют. Я хотя бы точно знаю, не в обиду последнему танзанийскому лауреату, что это очень большие люди, которые дарят море эмоций бесчисленному количеству людей. Но, будем посмотреть, конечно, за Уэльбека и его токсичную извращенность (формулировка вручения должна быть такой, и никак иначе) я буду очень рад. Но давайте плавно перейдем к другому автору, который через 5-7 лет станет фаворитом премии у букмекеров и проиграет в 2031 автору нелинейной метапрозы из Экваториальной Гвинеи. Джонатан Франзен.

Сказать, что Джонатан Франзен вернулся не совсем верно. Он в целом то никуда и не уходил. Его «Безгрешность» появилась всего-навсего за 6 лет перед последним романом - Донна Тартт за это время придумывает только имя главного героя для своей будущей книги. Да, это не шутка, для больших американских романистов, которых в целом то немного, это абсолютно нормальные и рабочие интервалы в их творческом пути. Но почему тогда складывается такое ощущение, что Джо был не с нами. Ах да, «Безгрешность». Нет, она не была плохой книгой (плохие у Франзена только его сборники эссе, которые читать нужно, если у вас проблемы со сном), но было в ней что-то ненастоящее, повесточное. Ах да, ну и ощущения от чтения у нее были как будто вам прописали седативное, но смеха ради добавили туда какой-то порошочек, вызывающий чувство тревоги, беспричинную пассивную агрессию и усталость. О, смотрите, какой хорошенький щеночек сиба-ину, выложу-ка я его в Инстаграм черно-белой фотографией под музыку Радиохед - ну примерно так. Поэтому в будущем, когда шведские академики не вручат Франзену Нобелевскую премию, то он как-то проснется ночью и подумает «зря я «Безгрешность» такой душной написал». В общем, да, это произведение американского автора, друзья, можно аккуратно пропустить - точнее начните ее, дочитайте до середины и демонстративно бросьте (как моя бывшая). В мире литературы ничего не изменится, но вам тут же станет чуточку легче. Ваши интеллектуальные гештальты всегда закроют другие люди.

Не знаю, что чувствовал сам Джонатан Франзен после "Безгрешности" (да ничего, он сразу же поехал на Гваделупу разглядывать своих любимых птиц), но в глубине души он тоже все понял. Причем, понял две вещи - ему нужно вернуться к старой рецептуре (он это точно понял, даже если никому и не признавался), и второе - он хочет свой opus magnum. Не просто огромный роман, а трилогию огромных романов, объединенные одним сюжетом-концепцией. А собственно, кто ему мешает? Так на свет появилась A Key to all Mythologies - семейная сага о трех поколениях, разбитая на три романа, которые Франзен будет писать следующие 15 лет (это я закладываю на следующие две книги уже). То есть до 78 лет. Пам-пам-пам, Джо, ничего личного, просто не хочу, чтобы твои дети потом нашли «чудом написанную и зачем-то спрятанную отцом» третью книгу, на середине которой ты недовольно поморщишься и умрешь. No pressure, но птиц ты можешь посмотреть уже и пребывая в почетной старческой дымке. Может чуточку поднажмем, может, давай, хотя бы по 5 лет на книгу? Почему я тороплю Франзена? Все просто. Он опять написал шедевр. Я хочу прочитать еще два, если они конечно будут такими же, как «Перекрестки». Первый роман трилогии называется именно так.

Когда я начал читать «Перекрестки», я хмурился. Я переживал. Мне то тут то там чудилась «Безгрешность». Боже, Джо, неужели опять будет раздражающий и болезненно рефлексирующий протагонист, который во всем разочарован и ищет какие-то мельницы, с которыми он может сразиться (привет, Пип). Да, покорно соглашается Франзен, будет. Только поправка. Точнее, поправки. Точнее, «Поправки». Подождите со своим сюжетом, посмотрите на концепт и его реализацию. Джо нашел в серванте старые чертежи. Как он, наверное, сам удивился, как быстро и легко пошло дело. Как Франзен умеет работать с такой фактурой - ни для кого не загадка. Это обладатель черного пояса 7-й степени, единственный лауреат премии Толстого по толстовщине. Как он это делает - вот где загадка. Несчастные, задыхающиеся в семейном иле, травмированные домочадцы каждую страницу танцуют свой танец живых человеческих эмоций, отношений и тончайших связей. И хотя пара персонажей чуть-чуть гипертрофировано травмирована, но это все для пущего художественного эффекта, для более яркой катализации (word предлагает канализации – тоже пойдет) процессов (об этом чуть позже). По идее и по смыслу, кстати, работать не должно, ну знаете, когда актеры все переигрывают, получается шапито. Но нет, пропорции все соблюдены правильно. А даже если и не правильно, то вы же не жалуетесь, когда вам в Макфлури насыпают лишней шоколадной крошки? В смысле что такое Макфлури? А. Ну да. При этом, мы все знаем, что сюжет у Франзена иногда на полтона не строит и немного мешает работе с персонажами (литовская сюжетная арка в «Поправках» была эээ немного эээ ну вы поняли), но и тут все звезды сошлись - все герои получают натуральную, естественную и интересную сюжетную партию. А когда так сходятся звезды, то случается литературный парад планет - редкое, почти что сакральное таинство большого искусства.

Посудите сами, в книге пять самостоятельных персонажей (плюс один миньон для лакмусовых опытов с одним из героев), казалось бы (мне), ну пять линий не сдюжить (такие вопросы у меня появились после «Безгрешности», если честно, где Франзен не справился и с двумя). Вообще легко, причем самые, так скажем, противоречивые линии отца и матери Франзен в заключительной четверти произведения доводит до какого-то феноменального, правильного и естественного катарсиса. Честно говоря, может прозвучит слегка too much, но думаю, что заключительная сюжетная арка Расса и Мэрион - это лучшее, что написал Франзен вообще. Это живая, пульсирующая, очень травматичная для героев история; драма в ее лучших греческих традициях на современный манер. А линия Мэрион (это мама, да) звенит и отзывается как самый большой камертон для ваших сердечек вообще всю книгу. "Детские" арки - уверенно крепкие, опять же, естественные и понятные, все переживания и чаяния, проблемы юношеско-подростковой юдоли показаны с невероятным мастерством. На мой вкус, только чуть-чуть в конце выпал Клем (самый старший), но это скорее потому, что как только в книге появилась Южная Америка, у меня опять начались болезненные флэшбэки из «Безгрешности». Надо, конечно, с психологом обсудить эту проблему, уже пять лет не отпускает.

Есть еще одна вещь, которую я люблю во Франзене. Он, возможно, не самый талантливый на свете литератор, он не придумывает новые миры, не формулирует и не постулирует. Но пока у других красные кони купаются и висят часы на деревьях, Франзен с невероятной точностью и докторской дотошностью рисует портреты людей. Ой, звучит высокопарно, нет. Скорее ему дают какие-то старые кинопленки, половину из которых поела моль, а он сидит и скрупулезно все восстанавливает. Смотрит хронологию, отмечает нюансы, ведет тетрадь аккуратным почерком. А потом все аккуратно, но уверено монтирует в единое целое. Ничего сверхъестественного, но какая точность и какое исполнение. И какой результат.

Если уж совсем честно, Франзен уже написал свою трилогию. «Поправки», «Свобода» и «Перекрестки». Очень, кстати по-драйзеровски вышло, не находите? Так или иначе, это, что уж там, Толстой нашего времени. Да, с определенными нюансами, конечно: слишком иногда американский, слишком иногда, помните, я говорил, увлекающийся (иначе не объяснить, как Франзен мог связать в словосочетании слова "джиу-джитсу" и "хлорофилл"), с ужасными сценами секса (там правда пальма первенства давно у Апдайка, ну или у Глуховского, у которого сперма вроде пельменями пахла простите меня и прости меня господи). Да, кажется, что иногда Франзен где-то в компонентах иногда либо хватает лишнего, либо недосыпает, но в совокупности все равно - он знает свои рецепты, а мы нет. И оказывается, что в конце ты улыбаешься и киваешь головой, мол, да, именно так, Джо, все именно так. Безусловно, главный классический романист нашего времени. Автор, читать которого (хотя бы вышеобозначенную трилогию) абсолютно обязательно, если вы хотите немного вдохнуть в себя скучный, токсичный, противоречивый и в целом отвратительный мир человеческих эмоций и бытия. Звучит, как не самое лучшее занятие в наше время, но только дайте шанс, автор все дальше сделает сам.

Оставайтесь, пожалуйста, людьми и берегите себя. Надеюсь, что скоро опять увидимся.

Ваш CoffeeT

В название рецензии вынесла известный припев группы "Машина времени", так как эта песня просто отлично вписывается в смысловые построения романа. А этот прекрасно написанный роман как раз о постоянном,  ежедневном выборе человека, о нравственном поиске, о шаге навстречу неизвестности, новым событиям. Отсюда и основной смысл названия романа.

Тем, кто любит увлекательные сюжеты, возможно, роман и не зайдет. Нет, он совсем не скучный, но понравится тому, кто любит психологию, кто любит читать про людей с их достоинствами и грехами, чудачествами и иллюзиями. В центре повествования романа семья Хильдебрантов, 70е гг. пригород Чикаго Нью-Проспект. Расс Хильдебрант, 47летний помощник священника, уставший от семьи, охладевший к жене, вожделеющий свою прихожанку. Мэрион, супруга Расса, 50летняя домохозяйка, измученная бытом, заплывшая жиром, забывшая о собственных потребностях и потерявшая своё "Я" в служении домашним. Их дети: Клем, старший сын, учащийся университета, соблюдающий заповеди отца (вот в романе сложно описывать детско-родительские отношения, здесь от любви до ненависти), обожающий свою сестру Бекки; она же безумно популярная красотка в школе, накануне 18летия на распутье, куда идти учиться и в кого влюбиться; Перри, средний сын, 15летний подросток, гениально умный, наблюдательный, психически неустойчивый, с нравственной червоточиной внутри, и Джадсон, 9летний чудо-ребенок, пожалуй, самый нормальный в этой семье. Рассказ переходит от одного героя к другому, мы видим, где болевые точки героев, чем и как они живут, как поступают по отношению к окружающим. Для меня это было затягивающее чтение, плюсом к этому филигранно подобранные слова и масса интересных деталей. Мне нравится, когда одно и то же событие подается глазами разных персонажей, получается очень показательный контраст - как мы все воспринимаем мир по-своему.

"Перекрестками" в романе называют молодёжное объединение при церкви, где работает Расс. Из-за конфликта с трудными подростками Расс перестаёт участвовать в тренингах "Перекрёстков", но в пику отцу в этот клуб вступают Бекки и Перри...

Как в хорошем большом романе, здесь много философии, истории религии, культурных отсылок. Главная тема, конечно, внутрисемейные отношения, но через каждого героя мы чувствуем поиск себя и своего места в мире. Роман не заканчивается везде расставленными точками, герои, образно говоря, так и остаются на перекрёстках, но это по-настоящему здорово, что человеку дана возможность делать выбор.

На самом деле нам читать Франзена куда проще, чем американским читателям. Нам он достается очищенным от медийного багажа, который уже лет десять как, а то и больше волочится за ним мешком-калоприемником по англоязычному интернет-пространству. Любое публичное выступление Франзена (интервью etc) выглядит так, будто он заранее пришел на него с включенным вентилятором, предлагая пошвырять в него инвективами. То он скажет, что хотел усыновить какого-нибудь сироту из Ирака — ради эксперимента, чтобы лучше понимать молодежь. То заявит, что американскому аналогу лапотников и офисного планктона вовсе незачем читать рассказы Элис Манро, мол, у них в жизни и без этого проблем хватает. А то и вовсе повиснет на вилах у феминистски настроенных критиков, слишком громко сообщив, что у Эдит Уортон и романы были бы почеловечнее, если б она не была такой страшной.

Не то что бы нам непременно нужно знать, медийный ли чудак Франзен или просто не слишком умеет разговаривать на публику, но для понимания его нового романа это знание пригодится. Отдельные его куски и некоторые темы явно задумывались как ответ Франзена интернету, который медленно, но верно превращает его в мем — «немодный белый писатель для белых читателей». Но «немодность» Франзена живет только в голове у интернета, излишне раскаленного его высказываниями. На самом деле романы Франзена — или, вернее, каждый новый роман Франзена — это такой конструктор, где самые свежие темы плотно увязаны в одно повествование при помощи бойкого и динамичного сюжета, который постепенно возвращается даже в большую — и даже во франзеновскую — прозу.

Название

Интересно, конечно, под каким названием роман выйдет в России, потому что называется он натурально «Пьюрити». Пьюрити — то бишь «чистота» — это имя главной героини. Так ее назвала мать — очередная и на этот раз слишком выпукло выписанная франзеновская истеричка с таинственным прошлым и страстью к духовному самосовершенствованию. И название это такое, двояко, скажем, выпуклое. С одной стороны, чистота, а точнее прозрачность, — навязчиво педалируемая тема романа. Который, в общем-то, посвящен тому, как нас потихоньку захватывают соцсети и гугл, перед которыми мы скоро будем стоять в одном исподнем, а то и вовсе голыми, потому что последние трусы выложим в фейсбук. С другой стороны, в героине романа, которая росла-росла в лесу без телевизора и интернета, да и выросла этаким гибридом соловьевской Софии с мисс Джеллиби, явно просвечивает желание Франзена по привычке поскрести граблями воинствующий феминизм.

Сюжет

Пьюрити «Пип» Тайлер 23 года, у нее долгов за обучение на 130 тысяч долларов, и она работает в стартапе, из лучших побуждений толкающем альтернативную энергию пенсионерам. В оставшееся время Пип сквотирует в заложенном доме, который банк вот-вот отберет за неуплату, вместе с группой поистине гоголевских персонажей: немецкими вербовщиками в проект а-ля WikiLeaks, хакером-шизофреником и людьми, которые не верят в деньги, поэтому живут исключительно за чужой счет. Пип очень нужно узнать, кто ее отец (вдруг у него найдутся лишние 130 тысяч долларов), поэтому она соглашается поработать интерном у ассанжеподобного хакера Андреаса Вульфа. Вульф — немец, выросший в Восточной Германии, — как и Ассанж, вываливает в интернет грязные секреты человечества и, кажется, может помочь Пип найти ее отца. Но сначала ей, как водится, нужно сгрызть семь железных сюжетных хлебов и поучаствовать в сценах неловкого секса, а Франзену — сказать все, что он думает об интернете, тоталитаризме и твоей матери.

Ассанж и Сноуден

Андреас Вульф — хакер и автор проекта «Солнечный луч» (дезинфекция человечества от секретов) — тот же Ассанж, только немец. Хакеры, которые скопом вываливают на неподготовленные головы секреты, которые они добыли не «ногами», а просто поковырявшись в чужих компьютерах, совсем не ровня другим героям книги, Тому и Лейле, честным журналистам, которые ради материала по старинке готовы брать интервью, рисковать жизнью и — что гораздо сложнее — проверять все факты. Андреас Вульф же, который то Ассанж, то Сноуден, а то и просто обсессивный гуглосерфер, никакой не журналист. Он и диссидентом стал поневоле, и борцом с режимом, потому что мама мешала мастурбировать, да и чужими секретами увлекся только из-за того, что всеми силами мечтал скрыть свои.

Феминизм и образ матери

Мать у Франзена кажется просто хтоническим злом. Одна — воинствующая феминистка, которая довела мужа до того, что он и через двадцать пять лет после развода ее боится (еще бы, ради нее он научился писать сидя, а когда она не слышала — бунтовал и мочился в раковину). Вторая слишком сильно любила сына и сидеть голой на дереве. Третья сначала служит больному желудку своей матери, а потом подчиняет весь дом своей кишке. Единственная приличная женщина в романе — не мать. Но это только на первый взгляд, ведь мы помним, что Франзен всегда старается помочь интернету с материалом для вентилятора. На деле же это роман о детях, которые, как водится, все свои анальные фиксации, комплексы и кусочки прошедшей мимо жизни стараются приписать родителям, но мама всегда все лучше знает, поэтому всегда выкрутится.

Интернет и тоталитаризм

Великий хакер Андреас Вульф неслучайно помещен Франзеном в условия тоталитарного режима. Восточная Германия у Франзена, с ее комфортной жизнью аппаратчиков и тоскливыми взглядами за стену, по мнению писателя, мало чем отличается от современного интернета. И там и там — замкнутая система, от которой особенно никуда не денешься (партия знает, кто твои друзья, а Цукербергу даже и спрашивать не пришлось). Только теперь apparatchikov, которые в этой системе прекрасно устроились, можно определить не по наличию телефона в квартире, черной «Волги» и выездам в Югославию, а по тучным стадам фолловеров и большому количеству лайков и перепостов. Выросший в семье партийного бюрократа Вульф понимает это как нельзя лучше. Будучи молодым и дерзким, он не забывал бояться Штази. Теперь же, раскрывая чужие секреты, он делает это строго в рамках непротивления гуглу.

Диккенс, Гете и Булгаков

Пип, которая пытается раскрыть тайну своего происхождения, героиня настолько диккенсовская, что сам Франзен аж раза три разными героями шутит шутку про «большие надежды». Но диккенсовость романа — это такая дымовая завеса, за которой Франзен старательно упрятал русско-немецкие корни «Пьюрити». Эпиграф у романа — тот же, что у «Мастера и Маргариты», в сюжете появляется непременная отрезанная голова, а само повествование явно лежит на подушке, набитой булгаковщиной, достоевщиной и сумрачным немецким духом. Особенно это касается истории Андреаса Вульфа — Воланда, Фауста и Раскольникова в одном несчастном лице, который настолько нечаянно причиняет всем добро, что сам этого не выдерживает. В «Пьюрити» есть и хрестоматийное убийство лопатой с целью избавления от вредоносной гадины, есть и знакомое каждому десятикласснику последовательное нисхождение в глубины душевной каторги, есть даже Аннушка-Гретхен, которая и масло разлила, и сама стала тюрьмой одному из героев. Вообще это самый русский из романов Франзена, хоть сама Россия как таковая тут представлена обязательными шутками о Путине и русской мафии (один из второстепенных героев облегченно вздыхает — раньше он боялся, что русская мафия пульнет в них ядерными боеголовками, но теперь русская мафия пришла к власти и ядерное оружие, слава богу, под контролем). Но русскому читателю, наверное, куда интереснее будет черная-пречерная нажористая достоевщина, которой нет-нет да и пахнет из-под бойкого сюжета и памфлетных вкраплений. Внезапная ощутимая несовременность романа — именно то, что поражает в этой работе Франзена. На первый взгляд это очень-очень трендовое произведение, очень традиционный Франзен, который, несмотря на всю свою нелюбовь к технической современности, вдруг и сюжета в роман добавил, и структурировал его в духе Дэвида Митчелла. (По сути это шесть новелл, объединенные общими персонажами.) Здесь есть все, за что мы уже несколько раз любили Франзена, — тихенький сарказм, секс из-за угла, огромные отступления на политические и семейные темы и неосознанные бракосочетания. Но здесь же Франзен вдруг неожиданно как-то укрепил то, что начал в «Свободе», когда он на скроенном из идей и впечатлений холсте, оставшемся от Филипа Рота и Дэвида Фостера Уоллеса, вдруг стал выкраивать роман старинный — и даже не англоязычный, а такой, от которого русским духом пахнет. В «Свободе» это были «Война и мир» и «Анна Каренина», в «Пьюрити» же — трогательные, онемеченные и чуточку раскрашенные Булгаков и Достоевский. Герои Франзена перестали копаться в дерьме в поисках обручального кольца всевластия и устремили взгляды внутрь себя, где вдруг внезапно началось все самое интересное.

Итог

В России роман выйдет весной, и к тому моменту российскому читателю вряд ли удастся прочесть его так, как он и задумывался, — с подкладкой из актуальности, «сейчасности», которая, впрочем, подчас превращала роман в шестисотстраничный фейсбучный пост на злобу дня. С другой стороны, нам повезло гораздо больше англоязычных читателей — к тому моменту, когда выйдет перевод, вся новостная злободневная фейсбучность романа уйдет в глубины потока новостей, и нам выпадет редкая возможность прочесть очень свежий и почти что классический роман о недавнем прошлом.