Очерк I. Основы чести

1

Много обольщений в различные времена пленяло умы обширных масс, но из них едва ли не самым любопытным и во всяком случае наименее заслуживающим уважения является обольщение современной так называемой наукой о политической экономии, утверждающей, что наиболее целесообразные правила общественной деятельности могут быть определены независимо от влияния общественных чувств симпатии. Бесспорно, как в алхимии, астрологии, магии и других суевериях, имевших столь же широкое распространение, так и в основе политической экономии лежит обольстительная мысль. «Чувства симпатии – говорят политэкономы – случайны в человеческой природе и нарушают естественный ход человеческой деятельности, тогда как алчность и жажда успеха являются постоянными ее свойствами. Устраним же непостоянные элементы и будем рассматривать человека просто как орудие, движимое алчностью, и исследуем, путем каких законов труда, купли и продажи достигается наибольшее накопление богатств. Раз эти законы будут определены, каждый может впоследствии внести в какой ему угодно мере случайные чувства симпатии и определить для себя результаты новых предполагаемых условий».

2

Было бы логически оправдано и плодотворно, если бы мнимо случайные элементы, впоследствии вводимые в исследование, были по своей природе однородны с первоначально рассматриваемыми силами. Если тело находится в движении под влиянием постоянных и случайных сил, самый простой и обыкновенный способ исследования состоит в том, чтобы рассмотреть путь этого тела при исключительном действии постоянных сил, а затем и сил отклоняющих. Но изменяющиеся элементы в данной общественной задаче не однородны с постоянными и, изменяя самую сущность исследуемых сил, они производят не количественное, а качественное, не математическое, а химическое изменение, вследствие которого все предварительное исследование лишается своего значения.

Мы производили исследования с чистым азотом и убедились, что это такой газ, опыты с которым вполне безвредны; но вот пред нами тот же азот в соединении с хлором; и в ту минуту, когда в силу «твердо установленных принципов» мы прикасаемся к нему, происходит взрыв, и мы вместе с нашими приборами вылетаем в потолок.

3

Заметьте, что я отнюдь не отвергаю выводов этой науки и не сомневаюсь в их правильности, если принять ее посылки. Я просто не интересуюсь этими выводами, как не интересовался бы выводами науки о гимнастических упражнениях, если бы она исходила из предположения, что люди лишены скелета. При этом можно было бы доказать, что обучающихся крайне удобно скатывать в шарики, сплющивать в лепешку или вытягивать в длинные канаты и что, раз это будет проделано, можно ввести в расчет и скелет, сделав соответствующие изменения в полученных результатах. Все эти рассуждения могут быть замечательно логичны, выводы вполне правильны, но только вся эта наука окажется ни к чему неприложимой.

Современная экономическая наука как раз находится в таком же положении.

Признавая, что человек не лишен скелета, она исходит из обратного предположения, что он состоит исключительно из костей, и выводит соответствующую окостеневшую теорию прогресса из отрицания в человеке души. Показав, где предел того, что может быть получено из костей, и построив ряд геометрических фигур из черепов и плечевых костей, она успешно доказывает неудобство появления души. Повторяю, что я не отрицаю правильности выводов этой теории, а утверждаю, что она неприложима к человеку и обществу в их действительном виде.

4

Эта неприменимость самым очевидным образом проявилась при затруднениях, вызванных последними стачками английских рабочих. Здесь ясно представился один из самых простых частных случаев тех основных жизненных проблем, которые составляют предмет политической экономии (отношения между нанимателями и рабочими); и вот в таком серьезном деле, когда речь идет о жизни множества рабочих и о приостановке значительного производства, политэкономы оказываются бессильными и практически безгласными. Никакого наглядного разрешения этого затруднения, которое могло бы убедить или успокоить обе противоположные стороны, они дать не в силах. Предприниматели упорно держатся одного взгляда, а рабочие не менее настойчиво – противоположного, и никакая экономическая наука не может привести их к соглашению.

5

Да и странно было бы, если бы она имела эту возможность, так как не наукой люди приводятся к соглашению. Спорящие по очереди тщетно стремятся доказать, что интересы хозяев враждебны или не враждебны интересам рабочих; и никто из них, по-видимому, не признает той простой истины, что не всегда между людьми неизбежно возникает вражда в силу противоположности их интересов. Если в доме только одна корка хлеба, и мать с детьми голодают, то их интересы не одинаковы. Если мать съест корку, дети будут лишены пищи; если съедят корку дети, матери придется голодной приниматься за работу. Но из этого отнюдь не следует, что они непременно будут бороться из-за корки, и что мать, как самая сильная, отобьет ее у детей и съест. Точно так же всегда и при всевозможных условиях нельзя с уверенностью утверждать, что люди неизбежно должны относиться друг к другу враждебно и употреблять насилие или хитрость для достижения преимуществ только потому, что их интересы различны.

6

Но если бы даже положение, что человек обладает теми же нравственными побуждениями, что крысы и свиньи, было столь же справедливым, сколь и удобным для дальнейших построений, то и тогда логические условия вопроса нельзя считать предрешенными.

Никогда нельзя заранее утверждать, одинаковы или противоположны интересы хозяина и рабочих, потому что, смотря по обстоятельствам, они могут быть и теми, и другими. В действительности, как рабочие, так и предприниматели заинтересованы в том, чтобы работа была исполнена правильно и оплачивалась должным образом; но при распределении прибыли выгода одних может совпадать или не совпадать с интересами остальных. Совсем не в интересах хозяина выплачивать такую низкую плату, чтобы рабочие болели и терпели нужду, и не в интересах рабочих получать высокую плату, если прибыль хозяина так мала, что он не в состоянии ни расширять своего производства, ни вести его на прочных и либеральных началах. Кочегар не может желать высокой платы, если компания до того бедна, что не может ремонтировать колеса локомотива.

7

И разнообразие условий, влияющих на эти взаимные интересы, до того бесконечно, что делает совершенно напрасными все усилия выстроить правила поведения в зависимости от выгоды. Да они и должны быть таковыми, потому что мерилом всех человеческих поступков, как предназначено самим Создателем, служит не выгода, а справедливость; и в силу этого все усилия определить степень выгоды всегда бесплодны. Ни один человек никогда не знал и не может знать, каковы будут как для него, так и для других конечные результаты известного поступка или ряда поступков. Но каждый человек может знать, и большинство знает, какой поступок справедлив и какой нет. И все мы точно так же можем знать, что последствия справедливости, в конце концов, будут наилучшими как для других, так и для нас, хотя и не можем заранее сказать, каково будет это наилучшее и как все это получится. Я сказал «мерилом служит справедливость», разумея, что в понятие о справедливости входит и та симпатия, которую человек должен питать к ближнему. Все правильные отношения между хозяином и работником и все высшие их интересы, в конце концов, зависят от этого.

8

Самым простым и наглядным примером отношений между хозяином и работниками может служить положение домашней прислуги. Предположим, что хозяин дома за ту плату, которую он дает, желает получить от своей прислуги только возможно большее количество работы. Он никогда не позволяет ей отдыхать, кормит и поселяет ее как нельзя хуже, и во всех отношениях доводит свои требования до тех крайних пределов, идя дальше которых, он лишился бы прислуги. Поступая так, он не нарушает справедливость в общепринятом значении этого слова. В силу договора все время и все силы прислуги принадлежат ему, и он ими пользуется. Границы и степень притеснения определяются практикой соседних хозяев, т. е. общепринятой нормой платы за работу домашней прислуги. Если последняя может получить лучшее место, она свободна сделать это, и хозяин может требовать за существующую рыночную плату только то количество труда, на какое прислуга согласится.

Конец ознакомительного фрагмента.