Именно подобные угрозы только побудили Сигизмунда попытаться организовать Крестовый поход. Он не получил реальной поддержки пап – они только пожелали ему успеха. Венецианцы проявили уклончивость, не доверяя венграм еще больше, чем османам; генуэзцы лишь конкурировали с венецианцами за торговые льготы от Баязида, а Неаполь и Милан поддерживали с османами дружественные контакты. Таким образом, чтобы найти желающих участвовать в кампании «по изгнанию турок из Европы», Сигизмунд был вынужден направить своих эмиссаров во Францию, ко двору страдавшего приступами безумия короля Карла VI. Дядя короля, герцог Бургундский, заявил о готовности, хотя и по личным мотивам, поддержать смелое предприятие, обещая Сигизмунду вооруженный отряд рыцарей и наемников под командованием своего юного сына графа Неверского.

Призыв Сигизмунда нашел широкий отклик в феодальной Европе. Момент был исключительно благоприятным – окончилась Столетняя война, и в Священной Римской империи установился мир. Под знамена Сигизмунда встали не только французы, но и знатные рыцари из Англии, Шотландии, Фландрии, Ломбардии, Савойи и всех частей Германии, а также авантюристы из Польши, Богемии, Италии и Испании. В последний раз в истории вместе собралась элита европейского рыцарства, чтобы принять участие в Крестовом походе, столь же светском, сколь и религиозном, имевшем целью остановить молниеносное продвижение Баязида и раз и навсегда изгнать турок с Балкан. Так «интернациональная» армия, составленная из собственных войск Сигизмунда, контингентов рыцарей с их эскортом и отрядов наемников, общей численностью в несколько сотен тысяч человек, собралась в Буде в начале лета 1396 года. Это была крупнейшая армия христиан, когда-либо противостоявшая «неверным». К тому же она имела дополнительную поддержку со стороны флота, укомплектованного гос питальерами, венецианцами и генуэзцами, находившегося в Черном море в районе устья Дуная, который позже должен был подняться вверх по реке.

Начиная с мая Сигизмунд ожидал вторжения Баязида в Венгрию с другого берега Дуная. Когда оно не состоялось и его разведчики не смогли обнаружить никаких признаков врага, он отдал предпочтение оборонительной стратегии, рассчитанной на то, чтобы заманить турок в Венгрию и там атаковать их. Однако рыцари мечтали о большом и славном наступлении. Когда вторжение не состоялось, они поверили в своем незнании географии, что Баязид (которого они в любом случае путали с Амуратом, или Мурадом) рекрутировал войска «в Каире и Вавилонии», а сосредоточил их в Александрии и Дамаске. По их мнению, Баязид получил в свое распоряжение «под командованием и духовным напутствием халифа Багдада и Малой Азии» армию «сарацин и неверных», которая включала «людей из Татарии, Персии, Мидии, Сирии, Александрии и из многих других земель неверных». Если он не пришел, тогда они, как им мечталось, сами пройдут через владения турок вплоть до империи персов, «завоюют Сирию и Святую землю» и, по словам Фруассара, «освободят Иерусалим от султана и его врагов». Баязид же не пришел потому, что был занят осадой Константинополя.

Тем временем крестоносцы решили, что им «нет резона стоять без дела; они должны совершать боевые подвиги, поскольку именно в этом заключается цель их пребывания здесь». Итак, они отправились вниз по долине Дуная, достигли Оршовы, вблизи Железных ворот, и переправились через реку, на что ушло восемь дней. Венгры, не встречая сопротивления, рассеялись по Сербии, двигаясь вверх по долине Моравы, где они обнаружили хорошие вина, «налитые в бурдюки турками, которым по закону, под страхом смертной казни, запрещено пить их; и вместо этого они продавали их христианам». Они захватили Ниш с «великим убийством мужчин, женщин и детей. Христиане не жалели никого» – даже меньше, чем османы.

В Болгарии ворота Видина, первой крепости на Дунае, были открыты перед ними христианским командиром, и турецкий гарнизон был вырезан. Следуя далее вниз по реке, крестоносцы атаковали следующую крепость, Ряхово. В этом месте большой турецкий гарнизон, оказавшись лицом к лицу со всей христианской армией франков и венгров, сдался и основная масса населения, включая многих болгарских христиан, была предана мечу. Войска христиан соединились в общий лагерь перед ключевой крепостью Никополя, где все еще не было никаких признаков вторжения турецкой армии. Непредусмотрительные войска с Запада не привезли с собой осадных машин, а Сигизмунд подготовился только к оборонительной войне. Не обладая необходимой техникой, они расположились под стенами, надеясь голодом принудить город к сдаче.

Западные рыцари в отсутствие противника для схватки рассматривали всю операцию скорее как пикник. Они наслаждались женским обществом, винами и предметами роскоши, привезенными из дома, играли в азартные игры, перестав с присущим им высокомерием верить в то, что турки вообще когда-либо смогут быть для них опасным противником. Тем солдатам, которые осмеливались думать иначе, отрезали уши в наказание за пораженческие настроения. Одновременно все чаще стали возникать ссоры между различными контингентами, среди которых валахи и трансильванцы не считались надежными.

Никаких признаков появления Баязида не было еще шестнадцать дней. Но вот он внезапно, с привычной для него быстротой появился у стен города там, где дважды до этого одерживал победы, с армией, как сообщили Сигизмунду, из двухсот тысяч человек. Сигизмунд знал своего врага, был уверен, что с турецкой армией, прекрасно обученной, дисциплинированной и более подвижной, чем армия крестоносцев, нельзя шутить. Он настаивал на необходимости тщательно согласованного плана действий. Предварительная разведка была проведена опытным французским рыцарем де Курси, который наткнулся на подразделение турецкого авангарда в горном ущелье и нанес ему поражение, набросившись на врага с криками: «Дева Мария на стороне де Курси!» Этот успех вызвал всего лишь зависть других французских рыцарей, которые обвинили его в тщеславии. Сигизмунд пытался внушить им, что необходимо сохранять оборонительные порядки, дать возможность пехотинцам – венграм и валахам – сдержать первую атаку, в то время как кавалерия и наемники образуют вторую линию – для нападения или обороны. Это предложение привело французских шевалье в ярость, они посчитали, что венгерский король пытается присвоить себе «цветок славы дня и чести». Первыми в бой должны были вступить они.

Граф д’Элю при поддержке других французов отказался подчиниться Сигизмунду и крикнул своему знаменосцу: «Знамя вперед, во имя Господа Бога и святого Георгия, ибо они увидят сегодня, какой я славный рыцарь». И «под знаменем Божьей Матери» они бездумно ринулись в битву, уверенные в том, что разобьют презренных нечестивцев. «Рыцари Франции, – пишет Фруассар, – были великолепно вооружены… Но мне сказали, что… когда они двинулись вперед на турок, их было не более семисот человек. Подумайте о безрассудстве и печали этого поступка! Если бы только они подождали короля Венгрии, у которого было по меньшей мере шестнадцать тысяч человек, они могли бы совершить великие подвиги, но гордыня стала их гибелью».

Начав атаку от подножия вверх по склону холма, крестоносцы застали врасплох и перебили сторожевую охрану Баязида. Рассеяв его кавалерию, они спешились и продолжили атаку в пешем строю против его пехоты, замедлив шаг, проходя частокол, защищавший позиции пехоты, и вновь ускорив движение, которое разметало и эти войска. Мечи рыцарей были обагрены кровью. День, как они свято верили, был за ними. И лишь достигнув вершины холма, крестоносцы увидели главные силы султана численностью шестьдесят тысяч человек, основательно усиленные сербами, которые стояли в боевых порядках на противоположном склоне, готовые к сражению. Верный своей обычной тактике, с которой Сигизмунд был знаком, Баязид поставил в первые ряды своих необученных новобранцев, которых было не жалко потерять, но силы противника при этом истощались. Затем «всадники Баязида, его пехота и колесницы двинулись на них в боевом построении, как луна, когда она новая». Спешившиеся рыцари, которых тянули к земле тяжелые доспехи, оказались беспомощными. Они были разбиты наголову. Их лошади прискакали обратно в лагерь без наездников. Цвет европейского рыцарства был перебит и остался лежать на поле под Никополем или же оказался в руках турок в качестве пленных.

Согласно традиции того времени рыцари оставались, по сути, воинами-любителями, сражавшимися по старинке в романтическом духе. Они не имели ни профессионального мастерства в сфере военного дела, которое совершенствовалось из века в век, ни военных навыков турок, которые были более дисциплинированны, отлично обучены, знали тактику ведения боя и, главное, не имели мобильных легковооруженных сил и конных лучников. Эти уроки Сигизмунд с венграми начал получать на практике. Он со своим войском устремился вслед за крестоносцами, но знал, что, раз его советом пренебрегли, значит, битва проиграна. «Если бы они только поверили мне, – сказал он, – у нас было много сил, чтобы сразиться с врагом». Перед битвой он похвастался: «Если бы небо обрушилось на нашу армию, у нас хватило бы копий, чтобы подпереть его».

Теперь же Сигизмунду удалось спастись, и он сумел добраться до своих кораблей на Дунае вместе с Великим магистром госпитальеров, в то время как оставшиеся в живых солдаты его армии вместе с уцелевшими рыцарями бежали от османов. Некоторые из них добрались до кораблей, но тысячи других вынесли жестокие тяготы, совершив переход через Карпаты. На следующий день Баязид, осматривая поле битвы и оценивая свои потери, приказал убить всех пленных, пощадив только графа Неверского, его советников и несколько богатых рыцарей в надежде получить за них солидный выкуп. Пленников заставили встать за спиной султана, чтобы те видели, как обезглавили их товарищей по оружию, стоящих на коленях и связанных друг с другом.

В летописи сказано: «Число людей, убитых в тот день, оценивается в десять тысяч человек». Вот так последний из Крестовых походов закончился катастрофическим поражением от мусульман в самом сердце христианской Европы. Султан, удовлетворенный своей победой, не был склонен развивать успех. В прощальной речи, исполненной глубочайшего презрения, он пригласил рыцарей вернуться и рискнуть еще раз потерпеть поражение от его рук. Пока же он повел свою армию в Грецию, где захватал важные опорные пункты в Фессалии и женился на еще одной христианской невесте, дочери Елены Кантакузины. Он оставил своих военачальников для продолжения кампании в Морее, где мусульманские колонии заселялись турками из Анатолии. Но Афины оставались в руках христиан.

Хотя теперь византийское наследство определенно принадлежало ему, Баязид не стал сразу же пытаться завладеть им, немедленно перейдя от осады к штурму Константинополя. Его сдерживало отсутствие достаточных морских сил в то время, когда после поражения под Никополем две морские республики – Венеция и Генуя – были резко настроены против него. После открытого конфликта с генуэзцами в Пере он попытался в 1399 году войти в город с отрядом численностью десять тысяч человек, но отступил при появлении небольшой группы кораблей под командованием французского маршала Бусико. Этот человек – единственный из оставшихся в живых под Никополем, принявший вызов султана на поле боя. Он осуществил две последовательные экспедиции в поддержку генуэзцев и венецианцев, которые выходили в море навстречу ему, и вступил в первое зарегистрированное морское сражение с османами, нанеся поражение флоту Баязида в Дарданеллах и преследуя его галеры вплоть до азиатских берегов Босфора. Прежде чем повернуть назад, он оставил в городе французский гарнизон и утвердил, в качестве соправителя Мануила, его ненавистного племянника узурпатора Иоанна.

Сам Мануил совершил вместе с маршалом путешествие в Европу в качестве просителя – тени императора, – ищущего дополнительной помощи со стороны христиан. Принятый с соответствующими императорскому сану почестями в Италии, Франции и Англии, он лелеял большие надежды, но вернулся с пустыми руками. Больше не было Крестовых походов, о которых имело бы смысл упоминать. Тем временем столица империи, блокада которой продолжалась уже шесть лет, была близка к голодной смерти. Ее жители на веревках спускались со стен и сдавались в плен османам. Имперская казна была пуста, и сдача города была уже близкой. Везде – здесь, в Морее, в Албании, в Адриатике – Баязид был готов нанести смертельный удар Византийской империи.

В самый последний момент, весной 1402 года, его планы были нарушены страшной угрозой с востока. Все военные действия были приостановлены; все войска, имевшиеся в наличии на Балканском полуострове, мусульманские и христианские, были срочно переброшены в Малую Азию. Константинополь и остатки его империи получили отсрочку. На запад двигался новый, потрясший весь мир завоеватель, подобный Чингисхану с его монгольскими ордами, прокатившимися по евразийским степям почти два века назад. Это был его потомок Тамерлан, известный также как Тимур Татарин.