Еще в 1335 году Мурад получил подтверждение своего статуса наследника Византийской империи с берегов Адриатики, когда республика Рагуза предложила ему подписать торговый договор. Это был первый из многих договоров, которые заключались между Османской империей и другими державами в последующие века. В обмен на значительную ежегодную дань жители Рагузы получили право торговать в империи и плавать в открытом море без помех со стороны османов. Договор был скреплен Мурадом, который не умел писать, отпечатком большого пальца. Таково было происхождение тугры, которое в каллиграфической форме сохранялось при каждом последующем султане в качестве официальной печати Османской династии.

Двадцатью годами позже Венеция и Генуя подписали договора с императором Византии, намереваясь защитить его от любых врагов, но исключая «Морат Бея и его турок». Генуэзцы дополнили этот документ официальным договором о дружбе с «великолепным и могущественным повелителем повелителей Моратибеем». Это, однако, не помешало им год спустя присоединиться к наступательному союзу «против этого турка, сына нечестивости и зла, врага Святого Креста, Морат Бея и его секты, которые пытаются столь ужасно атаковать «христианскую расу».

Мурад вел войну поочередно на двух фронтах, одном – в Европе и другом – в Азии. За наступлением на одном фронте, как правило, следовало продвижение на другом, с тем чтобы избежать опасности ведения войны одновременно на обоих фронтах. В Азии он хотел расширить и обезопасить свою власть за счет владений других турецких князей из внутренних районов страны. Решение этой задачи облегчалось по мере роста силы и престижа расширяющихся приграничных владений гази. После захвата Ангоры, что в центре Анатолии, на втором году правления Мурад сконцентрировал свои силы главным образом в Европе. Он здраво рассудил, что только при поддержке людских и материальных ресурсов Балкан и их ассимилированного христианского элемента он может быть уверенным в ассимиляции Малой Азии. Более того, он прекрасно осознавал, что угроза со стороны стоящего перед ним христианского мира остается большей, чем любая угроза со стороны мусульманских элементов у него в тылу. Но в данной обстановке перспектива любого Крестового похода на Балканах существенно уменьшилась. Южные славяне были в ссоре с венграми; в Сербии царила анархия; в Болгарии не хватало лидеров; а Византию раздирали на части династические распри. Кроме того, армия Мурада постоянно пополнялась за счет воинских контингентов, выделять которые султану были обязаны попавшие в вассальную зависимость христианские князья. И после покорения им Македонии (вслед за Фракией и Южной Болгарией) Мурад почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы перебросить силы из Европы в Азию.

В действительности он смог достичь своих предварительных целей в Малой Азии без военных действий. Большая часть анатолийского бейлика Гермиян, соседствующего с владениями османов, вместе со стратегически важным городом Кютахья была гарантирована ему женитьбой в Бурсе его сына Баязида на дочери эмира, за которой давали богатое территориальное приданое. Церемония бракосочетания отличалась великолепием, чуждым традициям более простых османских предков Мурада, но очень похожим на традиции византийского двора. После этого Мурад приобрел территорию в Хамиде, что между Гермияном и государством Карамания, купив ее у местного эмира, который считал, что османская оккупация Кютахьи угрожает его безопасности. За территорию Текке, расположенную южнее, Мураду пришлось воевать. Но он ограничился захватом нагорий вокруг озерной части региона, оставив местному эмиру южные долины и низины между Тавром и Средиземным морем.

Когда пришло время разобраться с более крупным и грозным государством Карамания, с которым теперь имелась общая граница, Мурад собрал в Кютахье армию, левое крыло которой под командованием его сына Баязида было составлено из греческих, сербских и болгарских войск, предоставленных в распоряжение турок, согласно договору, императором Иоанном и правителями соответствующих стран. Битва произошла в 1387 году на обширной равнине перед Коньей. Она ничего не решила – каждая из сторон заявляла о своей победе. Город Конья устоял. Мурад не приобрел ни территории, ни трофеев, ни обещания выплатить дань или оказать военную помощь – а всего лишь примирение с эмиром Карамании в форме смиренного целования им руки. Победоносный в сражениях с христианами Балкан, Мурад таким образом встретил равного себе соперника в лице могущественного мусульманского властителя и не смог расширить свои владения дальше в Азию.

Косвенным образом эта битва втянула его в другую крупную кампанию на Балканах. Чтобы избежать антагонизма со стороны мусульман Малой Азии, Мурад приказал своим войскам воздерживаться от грабежей и насилия. Этот приказ привел в ярость сербский контингент, считавший, что, согласно правилам войны, трофеи есть награда солдатам за их службу. Некоторые из них поэтому не подчинились приказу и были казнены на месте. Остальные вернулись в Сербию, все еще кипя от возмущения из-за такого обращения. Это дало Лазарю, князю Сербии, возможность усилить сопротивление сербов османскому вторжению, которое после захвата Ниша теперь угрожало остальной части Верхней Сербии и Боснии. Лазарь создал большой сербский союз и заручился поддержкой князя Боснии, власть которого простиралась до берегов Адриатики. Ответом османов было форсирование Вардара и вторжение в Боснию. Уступая в численности, они потерпели поражение под Плочником, потеряв четыре пятых своей армии. Этот перерыв в череде османских побед стал причиной небывалого подъема воинского духа у балканских славян. Сербы, боснийцы, албанцы, болгары, валахи и венгры из приграничных провинций – все, как никогда раньше, сплотились вокруг Лазаря в решимости изгнать турок из Европы.

Мурад в это время оставался в Малой Азии, не проявляя ненужной спешки с отмщением за поражение, нанесенное ему под Плочником. Он предпочел выждать, чтобы не только восполнить свои потери, но и посмотреть, как долго его враги после первого эмоционального всплеска решимости и надежды смогут сохранить свое единство. Руководствуясь опытом прошлых лет и острым политическим чутьем, Мурад хорошо знал, что солидарность среди славянских народов часто бывала эфемерной.

Поэтому, прежде чем вновь повернуть оружие против сербов, Мурад в 1388 году начал кампанию по полному завоеванию Болгарии. Князь Шишман уже в начале войны удалился в крепость на Дунае и запросил мира. После получения условий Мурада он передумал и решился на последнее, отчаянное сопротивление. Но он недооценил силу османов, которые вскоре нанесли ему поражение и взяли в плен. В результате османы утвердили свое господство в Северной и Центральной Болгарии вплоть до Дуная, заняв несколько крепостей на стратегических участках берега реки, чтобы контролировать перевалы через Балканские горы. Хотя князь Шишман остался вассалом султана, он едва ли находился в достаточно сильной позиции, чтобы помочь своим собратьям славянам из большого союза.

Разделавшись таким образом с Болгарией, Мурад, которому было уже семьдесят лет, лично повел свою могучую армию в заключительную кампанию против сербов. К нему присоединились войска болгар и двух сербских перебежчиков с перспективой поддержки от третьего. Решающая битва за судьбу независимой Сербии произошла на пустынной холмистой равнине «черных дроздов» под Косовом, в месте, где сходились границы Сербии, Боснии, Албании и Герцеговины. Уступая в численности, армия турок была чрезвычайно сильна своей верой в успех и моральными качествами. Мурад был настолько уверен в победе, что дальновидно приказал, чтобы в ходе сражения не пострадал ни один замок, город или деревня этого региона. Воюя за обладание богатой страной, не в интересах столь дальновидного и мудрого политика уничтожать ресурсы или без надобности ожесточать против себя население страны.

У сербов, с другой стороны, было предчувствие поражения, в основном из-за взаимного недоверия и подозрений относительно возможного предательства в собственных рядах. В обращении к войскам накануне битвы князь Лазарь, которому всегда не хватало авторитета и которому теперь не хватало еще и уверенности, открыто обвинил в измене своего зятя Милоша Обилича. Сам Мурад высказал опасение, что ветер, дующий со стороны врагов, может засыпать пылью глаза османов. На протяжении всей ночи, как указано в записях, он молил Небеса о защите и об оказании ему милости. Он желал умереть за истинную веру смертью мученика, ибо только она заслуживает вечного блаженства.

На следующее утро ветер стих. Османская армия развернулась для битвы в привычном порядке: в центре находился султан с янычарами и кавалерийской гвардией; на правом фланге – его старший сын Баязид, командовавший европейскими войсками (поскольку битва была в Европе); слева – его младший сын Якуб, командовавший азиатскими частями. Османы атаковали авангардом в две тысячи лучников. Сербы ответили атакой, прорвавшей левый фланг османов. Баязид с правого фланга пришел на выручку, нанеся массированный контрудар, доблестно сражаясь и лично поражая своих врагов массивной железной булавой. Исход дела оставался неясным – османы продолжали обороняться – когда другой зять Лазаря, Вук Бранкович, возможно благодаря вероломному предварительному сговору с Мурадом, вышел из боя с двенадцатью тысячами воинов. Его дезертирство настолько ослабило сербов, что они разбежались.

Мурад оказался прав в своей оценке отсутствия единства среди славян во время битвы. Но его вечерняя молитва, обращенная к Всевышнему, была услышана буквально во всем. И он сам пал на поле битвы. История этой трагедии была изложена различными источниками в нескольких противоречивых версиях. Наиболее правдоподобной представляется версия, согласно которой убийство было совершено во время или после битвы Милошем Обиличем. Уязвленный обвинениями в измене со стороны своего тестя Лазаря накануне вечером, он исполнился решимости доказать свою верность. Он притворился, что переходит на сторону турок, и, оказавшись в их лагере, потребовал аудиенции у Мурада. Когда аудиенция была дарована, Милош в притворном смирении опустился перед султаном на колени, а затем вонзил ему в грудь кинжал, «дважды», как утверждали позже, причем «кинжал пронзил его насквозь». Он не сумел бежать и был растерзан османскими солдатами. После покушения Мурад еще некоторое время оставался в живых и успел отдать приказ о введении в бой резерва, что принесло османам решающий успех. Последним деянием Мурада перед смертью был приказ «привести к нему Лазаря и приговорить его к казни».

Таким был внезапный конец этого первого великого султана Османской империи. Он имел место в момент победы в исторической битве, от которой побежденные уже не смогли оправиться. Мурад I возвысил Османское государство своих предков до уровня империи, которой было суждено стать могущественной мировой державой. Как султана его затмили в глазах истории два еще более могущественных суверена: Мехмед Завоеватель и Сулейман Законодатель. Его достижения заключались в том, что он, посредством завоевания и последующего управления обширными территориями, заложил основы империи, на которых они осуществляли дальнейшее строительство и расширение.

Мурад был не просто воином. Он преуспел в военном искусстве, стал мудрым стратегом, беспощадным, даже жестоким в бою, уверенным в своих военачальниках, которым он был всегда готов передать право командования. Но его сила в отнюдь не меньшей степени заключалась и в искусстве поддерживать мир. Он был правителем выдающегося политического ума. Как только битва была выиграна, он сразу же начинал заботиться о том, чтобы жизнь на завоеванных христианских территориях продолжалась под властью ислама с минимальными социальными и экономическими нарушениями. Ни одна из сложившихся османских традиций управления не соответствовала в точности обстановке на европейских землях. Должны были появиться новые системы административного управления, находившиеся в прагматическом соотношении с условиями времени, места и обычая. Это было достигнуто при Мураде – который доверял своим чиновникам не меньше, чем своим командирам, – на достаточно компетентной и справедливой сбалансированной основе.

В оценке характера своих подданных и врагов, будь то грек или славянин, Мурад проявлял удивительную психологическую интуицию. Истый мусульманин, он тем не менее управлял «неверными» христианами своей новой империи с терпимостью, поразительной в своей противоположности отношению со стороны их собственных единоверцев-христиан, принадлежащих к Римско-католической церкви. Он никогда не санкционировал преследований христиан и, за исключением янычар, не предпринимал никаких насильственных обращений в ислам. Патриарх ортодоксальной церкви лично свидетельствовал в письме папе римскому в 1385 году, что султан оставил его церкви полную свободу действий.

Таким процессом ассимиляции Мурад I сеял семена многонационального, многоконфессионального и многоязычного общества, которое должно было эффективно функционировать под управлением его преемников в предстоящие века. Этот процесс создал на больших пространствах Pax Ottomanica, который со временем заслужит сравнение с Pax Romana более ранних веков. По своей сути композитная Османская империя должна была стать, благодаря своей эклектичной политике, истинным преемником Римской империи. Ибо она позаимствовала римскую традицию предоставления иностранцам гражданства, натурализовала их по собственным образцам и поощряла использовать свои возможности как к собственной выгоде, так и к выгоде империи. Она предоставляла подданным султана христианского происхождения на равных с мусульманами от рождения возможность достигать высших официальных постов в государстве. Подобная практика, с точки зрения профессора Тойнби, «позволила римлянам первыми создать империю, а затем вновь и вновь оживлять ее». В оценке достоинств этой практики он заходит достаточно далеко и утверждает, что османы «смогли построить империю, которая действительно была пятым возрождением Римской империи на Ближнем и Среднем Востоке» и которая просуществовала в этом качестве вплоть до первой четверти XX века.