Глава вторая
Полицейский участок

Какое-то время Г. М. сидел молча, щурясь и поглаживая живот большими пальцами. Его губы изогнулись подковой, словно он получил на завтрак протухшее яйцо. В комнате было тихо, и закатные лучи солнца проникали сквозь пыльное оконное стекло горячими стрелами. Г. М. снова потянулся за коробкой с сигарами. На этот раз он достал из нее сигару, откусил кончик, зажег и так яростно выпустил струю дыма, что она почти достигла камина в другом конце комнаты.

– Если ты спросишь меня, дурной ли это знак, – произнес он наконец, дернув носом, – то я отвечу: дурной. Я опять чую запах английской крови. Разрази меня гром, Мастерс, ты умудряешься впутываться в самые паскудные дела, какие только можно представить. Стоит произойти какому-нибудь невероятному убийству, и ты тут как тут. Чует мое сердце, этот случай из той же оперы.

Мастерс знал, как подзадорить этого человека, сохраняя почтительность.

– Конечно, сэр, я не жду от вас многого. Глупо надеяться, что вы увидите какой-то просвет, когда весь Скотленд-Ярд плутал в темноте два года. Простите меня, в конце концов, вы ведь всего лишь любитель. Но даже если это за пределами ваших возможностей…

– Хотите пари, эй, вы? – Г. М. даже поперхнулся от возмущения. Он возопил о черной неблагодарности с такой экспрессией, что Поллард испугался, не перегнул ли старший инспектор палку. Однако Мастерс оставался невозмутимым, и Г. М. быстро смягчился. – Судя по всему, – злобно проворчал он, – люди не могут уснуть спокойно, пока не объяснят мне, какое я никчемное, пустоголовое ископаемое. Травля – вот как это называется. Прекрасно. Следи за моей мыслью. Просто чтобы показать, что это дело далеко не так загадочно, как считаете вы, недоумки, я задам тебе пару вопросов. Но сначала надо разобраться еще кое с чем. – Он показал на письмо, которое пришло этим утром. – Глянь-ка сюда, сынок. «В доме номер четыре на Бервик-Террас, ровно в пять часов пополудни». Почему пополудни? В том, как это звучит, есть что-то фальшивое. Я не скажу, что это мистификация или розыгрыш, но чувствуется в этом что-то подозрительное. Вот как кончается письмо, которое вы получили два года назад: «Полиции следует держать ухо востро» – прямо и недвусмысленно. «Присутствие столичной полиции крайне желательно» – режет глаз ненатуральностью, и мне это совсем не нравится. Смахивает на издевательство. Надеюсь, у тебя хватило ума удостовериться, что это не розыгрыш? В смысле, ты убедился, что дом номер четыре на Бервик-Террас пустует и годится для того, чтобы совершить в нем элегантное убийство?

Мастерс фыркнул:

– Можете не сомневаться, сэр. Я позвонил в полицейский участок Кенсингтона и попросил тамошнего инспектора подготовить мне подробную справку об этом месте. Кстати, вы напомнили мне… Как раз сейчас он уже должен что-то выяснить. Если позволите…

Он потянулся к телефону и взял трубку. Через минуту его соединили с инспектором Коттерилом, и он углубился в беседу, но до Полларда доносились только обрывки разговора. Наконец Мастерс прикрыл ладонью трубку и повернулся к ним. Румянец с его лица почти сошел, а взгляд сделался злым.

– Все верно, – сказал он Г. М. – Это необитаемый дом. Он пустует уже с год. В окне – табличка агентства недвижимости: «„Хьюстон и Клейн“, площадь Сент-Джеймс». Коттерил говорит, что Бервик-Террас – это небольшая улочка, оканчивающаяся тупиком, тихая, степенная, на ней и дюжины домов не наберется. Знаете, такая типично викторианская солидность и респектабельность. Причем пустует не только дом номер четыре, там вообще почти никто не живет.

– Да неужели? А в чем дело? Чума?

Мастерс снова прижал к уху телефонную трубку.

– Кажется, даже хуже, – доложил он спустя минуту. – Собираются расширять подземку, и новую станцию решено строить прямо у поворота на Бервик-Террас. Ветку еще не протянули, но начало строительства не за горами. Обитатели Бервик-Террас были так возмущены, что их приватность разрушит станция метрополитена, что съехали из своих квартир почти в полном составе. Цены на жилье рухнули в одночасье. Что-нибудь еще, Коттерил? Что? Ну вот и все. – Когда Мастерс повернулся к ним снова, его лицо было до странности отрешенным. – Дежурный констебль сообщил, что вчера в дом номер четыре в фургоне была доставлена мебель.

Г. М. присвистнул.

– Шутки кончились, сынок, – сказал он. – У убийцы, похоже, стальные нервы.

– Чтобы провернуть еще раз тот же самый трюк и прищемить нам хвост, – взорвался Мастерс, – ему придется стать человеком-невидимкой! Я устрою ему чаепитие на десять персон! Алло! Коттерил? Тут может быть связь с делом Дартли, но мы пока не знаем наверняка. Пусть два ваших лучших сотрудника в штатском следят за домом спереди и с тыла. Если у вас есть ресурсы, можете поставить человека и внутри, но с дома глаз не спускать! Я возьму ключи в агентстве. Наши люди тоже будут и внутри, и снаружи. Да, незамедлительно! Но предупредите своих, чтобы держались в тени. Правильно. Увидимся позже. Пока.

– Ладно-ладно, – успокаивающе проговорил Г. М., когда Мастерс с яростью бросил на рычаг телефонную трубку. Он наконец раскурил сигару, и теперь дым маслянистым облаком висел над его головой. – Не выпрыгивай из штанов, сынок. Еще только полдень. Если убийца придерживается графика, у вас есть еще пять часов. Хотя, соглашусь, было бы крайне наивно верить ему на слово. Пф-ф.

– А вы совсем не обеспокоены? – мрачно осведомился Мастерс.

– О, разумеется! Разумеется, я чертовски обеспокоен. Метод этого парня – вот что беспокоит меня, Мастерс, и причина, по которой он ведет себя так вызывающе. Но горем я не убит. Главная наша проблема в том, что мы не имеем ни малейшего представления, кто выбран на роль жертвы.

– Простите, сэр, – робко спросил Поллард. – А откуда вы знаете, что произойдет убийство?

Возникла пауза. Оба собеседника уставились на сержанта. Мастерс скептически выгнул бровь, словно намереваясь сказать: «Ну-ну» – тем суровым тоном, какой приберегал для молодых, особенно для тех, кого, по его мнению, нужно было вышколить. Под началом Мастерса легко служилось, но в выражениях он не стеснялся. Однако воображение Полларда было сейчас полностью захвачено этой странной картиной: десять чайных чашек, украшенных узором из павлиньих перьев, расставлены по кругу и как будто бы светятся, затмевая собой все обыденные вещи.

– Продолжай, сынок, – глухо проговорил Г. М. – Что ты имеешь в виду?

Поллард наклонился к письмам и постучал по ним пальцем:

– Вот это. Ведь на самом деле здесь нет ни угроз, ни намеков на какие-то неприятности. В них просто сообщается, что там-то и там-то состоится чаепитие. Может статься, убийство Дартли произошло случайно, а совсем не по плану. Кажется, пока у нас есть лишь одна подсказка, что могут означать чашки. Эта подсказка содержится в сообщении работника музея Южного Кенсингтона. Послушайте. «Могу предположить, что они были созданы для церемониального обряда какого-нибудь тайного общества, коих было достаточно в те времена в Венеции». Не знаю, что в Венеции было с тайными обществами, но, по крайней мере, это хоть какая-то версия. Я имею в виду, вдруг это собрание какого-то тайного общества?

– Мм, – почесал в затылке Г. М., – нечто вроде клуба самоубийц, полагаешь? Только в нашем случае это больше похоже на клуб убийц.

– Не годится, – отрезал Мастерс. – Боб, мы ведь это уже обсуждали. Версия с тайным обществом была выдвинута сразу после убийства Дартли. Какая-то газета раскручивала эту идею. Они даже опубликовали целый цикл забористых статей о всевозможных тайных обществах, древних и современных. Эта версия выеденного яйца не стоит. Что за тайное общество, о котором никто слыхом не слыхивал?

– Не знаю, не знаю, – хмыкнул Г. М. – Ты, Мастерс, мыслишь слишком прямолинейно. Ты представляешь себе тайное общество как своего рода благотворительную организацию, а я имею в виду совсем другое. Тихие воды глубоки, сынок. Похоже, у тебя в голове не умещается, что может существовать организация, о которой никому ничего не известно и которой управляют без лишней шумихи. Имей в виду, я не утверждаю, что это наш случай. Как раз наоборот, я в этом сильно сомневаюсь. Но есть ли у тебя резоны утверждать, что этого не может быть?

Мастерс был непоколебим.

– Есть, – заявил он. – У меня имеется очень веский довод: сестра Дартли Эмма. Эта женщина могла бы сколотить состояние на поприще частного сыска. Я отродясь не встречал такого потрясающего чутья. Так вот, она клянется, что ничего подобного в жизни ее брата не было и быть не могло. Я полностью доверяю ее суждениям; если бы вы с ней познакомились, вы бы со мной согласились. Кроме того, это происшествие должно было вывести нас на то самое общество. Но сколько мы ни искали, не нашлось ни единой улики, подтверждающей его существование. Все указывало на то, что той ночью в доме на Пендрагон-Гарденс было только два человека – Дартли и его убийца. Я не знаю, сэр, может ли существовать тайное общество без шумихи, но абсолютно уверен, что оно не может существовать без собственных членов.

Г. М. смерил Мастерса взглядом.

– Ты совершенно отбился от рук, – проворчал он. – Будем придерживаться фактов, если так тебе больше нравится. Ты сам вспомнил о Дартли, так давай поговорим о нем. У него была довольно солидная коллекция, насколько я понимаю?

– Да, обширная и весьма ценная. Музейный работник уверял нас, что там экспонатов тысяч на сто.

– Какого рода экспонаты? Керамика?

– Керамика, да. Но много и других ценностей. Где-то здесь у меня осталась опись. Довольно разномастное собрание: несколько картин, табакерки, книги, есть даже пара мечей.

– Он часто имел дело с галереей «Соар» на Бонд-стрит?

Мастерс посмотрел на Г. М. с удивлением:

– Частенько, судя по всему. Он был дружен со старым Бенджамином Соаром, – может, помните, тот умер с полгода назад? Теперь там всем заправляет его сын. Кстати, музейный работник заметил, что, несмотря на неказистую наружность, Дартли должен был обладать необычайной деловой хваткой и острым умом. В его письменном столе лежала пачка оплаченных счетов; так вот, многие коллекционные вещи он приобрел у Соара практически за бесценок. – Мастерс бросил на Г. М. острый взгляд. – Не то чтобы, – осторожно добавил он, – это имело значение…

– Действительно. Скажи-ка, когда Дартли покупал чашки, как они были упакованы?

– Они были сложены в обычный ящик из тикового дерева, около двух футов в длину и одного фута в высоту, – ничего особенного. Каждый чайный предмет был обернут в папиросную бумагу, а промежутки между ними наполнены упаковочной стружкой. Но, как я уже говорил, коробку так и не нашли.