Например, он осмотрительно мастурбировал только на собственное полотенце или махровую мочалку, которую потом тщательно споласкивал и вешал назад в семейную ванну; и он старался не замусолить страницы материнских каталогов, по которым заказывалась женская одежда, – помещенные там фотографии моделей нижнего белья давали ему всю ту визуальную пищу, которой требовало его воображение. (Больше всего его привлекали фотографии зрелых женщин в нижнем белье.) Но он вполне мог управляться и без каталогов, мастурбируя в темноте, в которой он словно бы ощущал кончиком языка солоноватый вкус волосатых подмышек миссис Хейвлок и в которой ее пышные груди становились мягкими податливыми подушками – на них покоилась и убаюкивалась его голова: это часто ему снилось. (Миссис Хейвлок, несомненно, выполняла сию важную функцию для бессчетного количества экзонианцев, учившихся в академии в годы ее – миссис Хейвлок – расцвета.)

Но в каком смысле миссис Коул – зомби? Эдди смотрел, как водитель грузовика с клемами поглощает хот-дог, запивая его пивом. Хотя Эдди и испытывал чувство голода – он не ел с раннего завтрака, – небольшая бортовая качка парома и запах топлива не располагали к еде или питью. Временами верхняя палуба вздрагивала, и весь паром раскачивался. Ко всему этому добавлялось и не лучшим образом выбранное им место – дым из трубы сносило ветром прямо на него. Он понемногу начал зеленеть. Он почувствовал себя лучше, пройдясь по палубе, и совсем воспрял духом, когда нашел мусорную урну, куда выкинул конверт со списком и адресами всех живых экзонианцев, обитающих в Гемптонах.

И тогда Эдди совершил поступок, за который ему потом почти не было стыдно: он подошел к тому месту, где водитель грузовика с клемами со страдальческим видом переваривал хот-дог, и отважно извинился за отца. Водитель подавил подступившую было к горлу отрыжку.

– Не переживай, малыш, – сказал водитель. – У нас у всех есть родители.

– Да, – ответил Эдди.

– И потом, – с философским видом сказал водитель, – он, наверно, просто беспокоится о тебе. По мне, так это работенка та еще – секретарь писателя. Не очень я понимаю, что ты там должен будешь делать-то?

– И я тоже, – признался Эдди.

– Хочешь пива? – предложил водитель, но Эдди вежливо отказался; теперь, когда он стал чувствовать себя лучше, снова зеленеть ему не хотелось.

Эдди решил, что на верхней палубе нет ни женщин, ни девушек, достойных его внимания, однако водитель грузовика с клемами явно был на сей счет другого мнения – он пошел бродить по парому, внимательно разглядывая всех женщин и девушек. Эдди обратил внимание на двух девушек, которые переправлялись на пароме с машиной; они никого не замечали вокруг и хотя были едва ли старше Эдди (а если старше, то не больше чем на год-два), но было очевидно, что они считают его для себя слишком юным. Эдди только раз и посмотрел на них.

К нему подошла пара европейцев и на плохом английском попросила сфотографировать их на носу парома – они сообщили, что у них медовый месяц. Эдди с удовольствием их сфотографировал. И только потом ему пришло в голову, что если эта женщина европейка, то у нее, возможно, небритые подмышки. Но на ней была блуза с длинными рукавами, и определить, носит ли она бюстгальтер, Эдди тоже не смог.

Он вернулся к своей тяжелой сумке и чемодану поменьше. В чемодане были только его спортивный пиджак «на все случаи жизни» и рубашки с галстуками. Весил этот чемодан всего ничего, но мать сказала ему, что его «хорошая», как она ее называла, одежда в отдельном чемодане наверняка не помнется. (Чемодан паковала мать.) В сумке находилось все остальное – одежда, которую хотел взять он, его блокноты и несколько книг, рекомендованных ему мистером Беннетом (безусловно, любимейшим его преподавателем литературы).

Эдди не взял полное собрание сочинений Теда Коула. Он его уже прочитал. Какой был смысл тащить с собой эти книги? Единственным исключением был семейный экземпляр «Мыши за стеной» – отец Эдди настоял, чтобы тот взял эту книжку и привез автограф мистера Коула, – и еще одна книжка, которую Эдди любил больше всех, написанных Тедом для детей. Как у Рут, у Эдди была своя любимая книжка, но это была не знаменитая «Мышь за стеной». Любимой книжкой Эдди была «Дверь в полу» – читая ее, он чуть не рехнулся от страха. Он не удосужился посмотреть на дату копирайта, иначе бы знал, что «Дверь в полу» – первая книга Теда Коула, опубликованная после смерти его сыновей. А если так, то эта книга, видимо, далась ему нелегко, и она явно несла в себе некоторую долю ужаса, пережитого Тедом в эти дни.

Если бы издатель не сочувствовал Теду из-за несчастья, произошедшего с его детьми, то книжку, скорее всего, отвергли бы. Критики были почти единодушны в скептической оценке этой книги, которая, кстати, продавалась ничуть не хуже других книжек Теда. Сама Дот О’Хара сказала, что читать такую книжку вслух любому ребенку было бы непристойностью, граничащей с насилием. Но Эдди был очарован «Дверью в полу», которая фактически стала культовой в кампусах, – вот мера того, насколько она была достойна осуждения.

На пароме Эдди листал «Мышь за стеной». Он читал эту книгу столько раз, что знал ее чуть ли не наизусть; он смотрел только на иллюстрации, которые нравились ему больше, чем основной массе обозревателей. В лучшем случае обозреватели говорили, что иллюстрации «полезные» или «неназойливые». Чаще они высказывались негативно, но в меру. (Например: «Иллюстрации хотя и не ухудшают рассказов, но мало что к ним добавляют и оставляют читателю надежду, что в следующий раз будет лучше».) И тем не менее Эдди эти рисунки нравились.

Воображаемый монстр полз за стеной – страшный, без рук, без ног, он полз, цепляясь зубами и скользя на своей шкуре. Но еще лучше было изображение страшного платья в мамином стенном шкафу – платье ожило и пыталось сползти с вешалки. У платья была одна нога – босая нога, – вылезающая из-под подола, и ладонь, одна только ладонь с запястьем, высовывающаяся из рукава. Но страшнее всего – контуры единственной груди, словно подпирающей платье изнутри, словно внутри платья образовывалась женщина (или только некоторые ее части).

В книге не было ни одного рисунка, который успокоил бы читателя изображением настоящей мыши, крадущейся за стеной. На последней иллюстрации был изображен младший из мальчиков, который лежит без сна в кровати, испуганный приближающимся звуком. Своей маленькой ручкой мальчик ударяет по стене, чтобы испугать мышь. Но мышь не только ничуть не пугается и не удирает прочь: она непропорционально огромна. Она не только больше двух мальчиков вместе, она больше изголовья кровати, больше самой кровати вместе с изголовьем.

А любимую свою книжку Теда Коула Эдди вытащил из сумки и перечитал еще раз, прежде чем паром причалил к пристани. Сюжет «Двери в полу» никогда не был любимой историей Рут; отец эту историю ей не рассказывал, а прочесть ее сама она смогла лишь через несколько лет. Она ее возненавидела.

В книге была изящная, хотя и довольно откровенная иллюстрация, изображающая нерожденного ребенка в чреве матери. «Жил да был один маленький мальчик, который не знал, хочет ли он рождаться, – начиналась книга. – Его мама тоже не знала, хочет ли она, чтобы он рождался.

И все это потому, что жили они в лесной хижине на острове посреди озера и вокруг больше никого не было. А в хижине была дверь в полу.

И маленький мальчик боялся того, что может находиться под этой дверью в полу, и его мама тоже боялась. Когда-то, задолго до этого, другие дети приходили в эту хижину на Рождество, но потом они открыли дверь в полу и исчезли в дыре внизу, а вместе с ними исчезли и все их подарки.

Как-то раз мама попыталась поискать детей, но когда она открыла дверь в полу, то услышала такой жуткий звук, что волосы у нее сразу же побелели и стали как волосы призрака. И еще она почувствовала такой ужасный запах, что кожа у нее стала морщинистая, как резина. После этого кожа у мамы разгладилась, а волосы снова стали как прежде только через год. И еще, когда мама открыла дверь в полу, она увидела там такие ужасы, что больше ни за что не хотела видеть их снова; например, там было что-то вроде змеи, которая может так сжиматься, что пролезет хоть через щель между полом и дверью (даже когда дверь закрыта), а потом – так увеличиваться в размерах, что может унести всю хижину у себя на спине, словно змея – это гигантская улитка, а хижина – раковина». (От этой иллюстрации Эдди О’Хара нередко мучили кошмары, и не в те дни, когда Эдди был младенцем, а когда ему уже исполнилось шестнадцать!)

«Другие существа под дверью в полу такие ужасные, что их можно себе только представить». (В книге было и изображение этих ужасных существ – совершенно неописуемое.)

«А потому мама не знала, хочет ли она рожать маленького мальчика в лесной хижине на острове посредине озера, где вокруг никого нет. А особенно она не хотела рожать его из-за всего того, что может быть под дверью в полу. Потом она подумала: «А почему, собственно, нет? Я просто скажу ему, чтобы он не открывал эту дверь в полу!»

Ну, маме сказать это нетрудно, но как насчет маленького мальчика? Он по-прежнему не знал, хочет ли рождаться в мир, где в полу есть дверь, а вокруг никого нет. Но в лесу, на острове и в озере водились и кое-какие красивые существа». (Здесь были изображения совы, уточек, которые плыли к берегу острова, и пары гагар, плещущихся в тихой воде.)

«„Может, стоит рискнуть?“ – подумал маленький мальчик. И вот он родился и не пожалел о том, что сделал это. Его мама тоже была счастлива, хотя и говорила маленькому мальчику по меньшей мере раз в день: «Никогда, ты слышишь меня: никогда, никогда, никогда не открывай эту дверь в полу!» Но он, конечно же, был всего лишь маленьким мальчиком. А если ты маленький мальчик, то разве тебе не захочется открыть эту дверь в полу?»

И вот на этом, думал Эдди О’Хара, история заканчивается, даже не подозревая, что в настоящей истории маленький мальчик был маленькой девочкой. Звали ее Рут, и ее мать не была счастлива. И была совсем другая дверь в полу, о которой не знал Эдди… пока не знал.

Паром миновал Плам-Гат, и теперь Ориент-Пойнт был уже ясно виден.

Эдди внимательно рассмотрел фотографии Теда Коула на обложках. Фотография на заднике «Двери в полу» была более поздняя, чем на «Мыши за стеной». На обоих мистер Коул показался Эдди красивым мужчиной, и в голове шестнадцатилетнего подростка шевельнулась мысль, что пожилой мужчина сорока пяти лет все еще может трогать сердца и мысли дам. И такой вот мужчина будет стоять среди встречающих в Ориент-Пойнте. Эдди не знал, что искать ему нужно было Марион.

Когда паром причалил к пристани, Эдди принялся разглядывать маловпечатляющую толпу со своей удобной позиции на верхней палубе, но не увидел никого, похожего на изящные фотографии на обложках.

«Он забыл обо мне!» – подумал Эдди.

По какой-то причине Эдди в голову полезли ехидные мысли о его отце – вот вам пожалуйста, экзетерская солидарность!

Но со своей верхней палубы Эдди увидел красивую женщину, которая махала кому-то на палубе; женщина была так прекрасна, что Эдди вовсе не хотелось видеть мужчину, которому она машет. (Он предположил, что она непременно машет мужчине.) Женщина была так великолепна, что Эдди не мог заставить себя искать Теда. Взгляд Эдди постоянно возвращался к ней – она махала как сумасшедшая. (Уголком глаза Эдди увидел, как кто-то неудачно съехал с парома и застрял в береговом песке.)

Эдди был среди последних пассажиров, сходивших на пристань; в одной руке он тащил свою тяжелую дорожную сумку, а в другой более легкий, меньший по размеру чемодан. Он был потрясен, увидев, что женщина такой необыкновенной красоты стоит на том же месте, где он впервые и заметил ее, и что она по-прежнему продолжает махать. Она стояла точно по его курсу и вроде бы махала именно ему. Он испугался, как бы ему не столкнуться с ней. Она была уже так близко, что до нее вполне можно было дотянуться (он ощутил ее запах – пахло от нее замечательно), когда она вдруг протянула руку и взяла у него более легкий, меньшего размера чемодан.

– Привет, Эдди, – сказала она.

Если Эдди обмирал, когда его отец заговаривал с незнакомыми людьми, то теперь он понял, что такое настоящая смерть – дыхание у него перехватило, он не мог произнести ни слова.

– Я думала, ты меня никогда не увидишь, – сказала красивая женщина.

С этого момента он уже никогда не прекращал видеть ее – ни мысленным взором, ни когда закрывал глаза, пытаясь уснуть. Она всегда оставалась с ним.

– Миссис Коул? – сумел наконец прошептать он.

– Марион, – сказала она.

Он не мог произнести ее имени. Он боролся со своей тяжелой сумкой, следуя за ней к машине. Ну и что с того, что она носит бюстгальтер? Он все равно обратил внимание на ее груди. На ней был облегающий свитер с длинными рукавами, а потому понять, бреет ли она под мышками, было невозможно. Но какое это имело значение? Кусты волос в подмышках миссис Хейвлок, когда-то целиком владевшие его вниманием (не говоря уже о ее пляшущих грудях), вмиг стали делом далекого прошлого; теперь он чувствовал разве что тупое смущение при одной только мысли о том, что существо столь ординарное, как миссис Хейвлок, могло вызывать у него хоть каплю желания.

Когда они добрались до машины («мерседес-бенц» цвета пыльных томатов), Марион протянула ему ключи.

– Ты ведь водишь машину, да? – спросила она. Немота Эдди еще не прошла. – Я знаю мальчишек твоего возраста – вас ведь хлебом не корми, дай порулить.

– Да, мадам, – ответил он.

– Марион, – повторила она.

– Я ждал мистера Коула, – объяснил он.

– Теда, – сказала Марион.

Нет, в Экзетере играли совсем по другим правилам. В академии (а по аналогии и в его семействе, потому что он и в самом деле вырос именно в атмосфере академии) ко всем без исключения обращались «сэр» и «мадам», там все подряд были мистер и миссис. Здесь же ему предлагали Теда и Марион – он оказался в ином мире.

Когда он сел на водительское сиденье, оказалось, что расстояние до тормозной педали и педали сцепления словно выставлено точно для него – он с Марион был одного роста. Радость от этого открытия, однако, была немедленно сведена на нет тем, что он ощутил необыкновенной силы эрекцию, его восставшая плоть, скрыть которую было невозможно, бугром, торчащим из паха, уперлась в рулевое колесо. И тут мимо медленно проехал грузовик с клемами – водитель, конечно же, тоже заметил Марион.

– Неплохая работенка, если тебе удастся ее заполучить, малыш, – сказал ему водитель грузовика с клемами.

Эдди повернул ключ зажигания, и мотор откликнулся ровным урчанием. Эдди украдкой бросил взгляд на Марион и увидел, что она оценивает его на какой-то необычный для него манер – такой же необычный, как и эта машина.

– Я не знаю, куда ехать, – признался он ей.

– Езжай прямо, – сказала мальчишке Марион. – Я все время буду показывать тебе, как и куда…