Округа

1. Евреи

Мы поселились на окраине Вашингтона в сорок пятом. Сразу после того как на Японию упали те две большие. Мы очутились в самом центре вашингтонского гетто, где все вокруг – и соседи и школьники – были одни евреи. Поскольку отец мой говорил с нью-йоркским акцентом, или ещё почему-то, но они поначалу приняли нас за своих. Я был слишком мал, чтобы знать, кто еврей, а кто нет. Равно как и о том, что моей прапрабабкой по линии матери была еврейка с фамилией Вайль. Моя мать была сообразительна, с высоким IQ. И я обратил внимание на одну странность – и до и после переезда она дружила в основном с еврейками. Однако ни одна из этих подруг ни разу не указала на её еврейское происхождение.

Я и сам об этом не догадывался, пока не увидел свидетельство моей прабабушки – красочно оформленный документ, написанный готическим шрифтом давным-давно в Пенсильвании.

Мне было за сорок, когда я впервые увидел эту бумагу. Предпочитая общаться с евреями, я делал это, потому что они прямолинейнее гоев. А я переживал за свои чувства, с трудом доверяя гоям. Я никогда не мог вычислить по стальному взгляду этих непроницаемо-тусклых глаз, о чём они думают и что затевают.

И до сих пор не могу.

Вы понимаете, о чём я.

Еврейская диаспора не такая, как остальные. Если сами вы не еврей, но готовы дружить, вас не отвергнут. Вам ни о чём не надо просить. Вы общаетесь, мало-помалу становясь членом сообщества, и до какой-то степени в вас тоже начинают находить что-то «еврейское».

«Еврейское» в том смысле, что вы участник еврейской компании.

В том, что говорят про евреев гои, много антисемитизма. По мнению гоев, евреи это клан. Как-то я не замечал меж них особой клановости. Зато её хватает среди гоев.

Значит, так я там и рос на северо-западе округа Колумбия, среди евреев и почитаемый за одного из них. Никто ни разу мне об этом не сказал. А я был слишком мал, чтобы понимать, что меня отличает от моих друзей.

В реальной жизни никакой разницы и впрямь не было. На бытовом и бытийном уровне.

Что-то могло быть в текстах. Может, оно и было в мозгах у священников и раввинов. Но в повседневной жизни гетто меня никто не обижал. То был период счастья и покоя. Правда, ему суждено было вскоре прекратиться, но я вспоминаю о нём с тёплым чувством.

Припоминаю вечер нашего переезда в новый дом на окраине. Мне, сонному, эта процедура совсем не нравилась. Припоминаю и ту смесь застенчивости и страха, когда я наутро готовил себя к переходу улицы, где болтались местные ребята. Мать велела мне не бояться. Её поддержка была колоссальной.

Помнится, что в тот день мне почему-то вздумалось нарядиться в некий «мундир». Для этой цели я надел пробковый шлем и кое-что изменил в остальном гардеробе, что именно сейчас уже не припомню.

Я нервничал, боялся и стеснялся, однако всё же отправился на поиски ребят. Они играли в подвале у Денни Брисса, чей дом стоял западнёй на другой стороне улицы через несколько зданий от нашего.

2. Эдди

Их было человек пятнадцать, в основном мальчишки, но было и несколько девочек, возрастом от семи до двенадцати. Самым младшим оказался я. Мне было всего пять.

Двенадцатилетний мальчик по имени Эдди подошёл ко мне и спросил:

– Ну и кто это к нам пожаловал? Ты что, на сафари собрался?

Мне сразу же стало страшно от его непонятных слов.

– А что такое сафари? – спросил я у Эдди.

Дети наблюдали молча. Новичок в квартале – событие значительное.

– Сафари – это когда ты уходишь в джунгли охотиться на львов, тигров и так далее, – пояснил Эдди. – Там так жарко, что все носят пробковые шлемы, как у тебя на голове. Они защищают от невыносимо жаркого солнца в районе экватора.

– Экватора? Какой ещё «экватор»? Тоже впервые слышу.

– Впервые? – изумился Эдди. – Чтобы показать тебе экватор, нужен глобус. У нас дома он есть. Вот сходим ко мне попозже, и я тебе покажу.

– А глобус это что такое? Тоже никогда не слышал.

– Надо же, какой ты необразованный для второклассника. Тебе сколько?

– Мне пять. А тебе?

– Двенадцать. Мне двенадцать и звать меня Эдди. А тебя как зовут?

– Джонни Фэи. Я пришёл узнать, можно ли мне играть вместе с вами. Мы приехали только вчера вечером.

– Джонни Фэй, – повторил Эдди, исковеркав мою фамилию. Но я не стал его поправлять – не до того было. Мне хотелось остаться и поиграть.

По этой причине и Эдди и брат его Лэрри смеялись надо мной несколько лет подряд. Они тогда решили, что я тоже еврей. Дело в том, что среди их фамилий встречаются созвучные моей, типа «фейгин». Я видел их своими глазами в списках различных синагог и молодёжных организаций, куда я ходил, став старше.

– Теперь ясно – ты просто выглядишь крупнее своих лет. Вот я и решил, что ты старше. Тогда понятно, почему тебе не известно значение некоторых слов. Ведь ты ещё не ходишь в школу. Но я их тебе всё равно объясню.

– Спасибо, – сказал я, хотя меня не сильно волновало точное значение только что услышанных, новых для меня слов. Куда важнее было подружиться с этими ребятами, чтобы было с кем поиграть. Во что – пока неважно. Мне была нужна компания, а не глобус с экватором.

– Конечно, ты можешь с нами играть, ведь мы соседи. Значит, ты наш человек.

– Здорово! Спасибо. А я боялся, что вы не захотите, потому что я ещё маленький.

– С какой стати, Джонни? Здесь тебе бояться нечего. За малолетство мы тебя не прогоним. Приходи – играй, когда хочешь. Тебе не о чем беспокоиться и нечего бояться. А если что, обращайся ко мне или к брату, и мы всё уладим. Район у нас чудесный, приличный район, и мы хотим, чтобы он оставался таким же и впредь. Поэтому мы стараемся помогать друг другу, чем и как только можем. В нашем районе одиноких нет. Потому что это было бы неправильно.

– А где твой брат, Эдди? Я не знаю кто он, потому что мы только приехали.

Эдди взял меня за руку и, подведя к младшему брату Лэрри, формально представил нас друг другу. Совсем по-взрослому. Лэрри был светловолос, а волосы Эдди – курчавые и чёрные. Внешнее сходство между ними оказалось невелико, но это не имело значения. Несмотря на разницу в два года, рост братьев был почти одинаков.

Эдди так и не вырос выше среднего роста. Зато он был силён, мускулист и бегал быстрее других. Кроме того, сообразителен. А бегать быстрее других ему доводилось частенько.

Эдди был вожаком районной шайки. Тогдашние формирования такого рода отличались от нынешних. К сожалению. Эдди предпочитал называть наше сообщество клубом. Став старше, они с братом действительно организовали помещение, где раз в месяц проходили клубные мероприятия. С танцами.

Названием клуба было «Эхо». Эдди был одновременно и организатор, и вожак и дипломат.

– Вы поселились в пять дробь десять, правильно? – спросил меня Эдди.

– А это что?

– Это, – пояснил он, так же, как будет это делать и впредь, – номер дома напротив, через два подъезда. Дома имеют номера. Разве ты не знал этого, Джонни?

– Нет. Этого я не знал. Но считать я умею. Давай, покажу?

– Давай, – согласился Эдди. – До десяти сможешь?

– Конечно, – ответил я, и сосчитал.

Тогда он решил проверить, смогу ли я до ста. Я смог, хотя местами было трудновато и Эдди приходилось мне подсказывать. Поводом для экзамена по арифметике стало моё недопонимание того, о чём он говорил мне ранее, а мне не хотелось прослыть бараном в глазах остальных ребят.

Увидев мою тупость, они могли меня невзлюбить. А то и просто отстранить от совместных игр. От этих мыслей мне снова стало тревожно и боязно. Но боязнь постепенно улетучилась, и я спокойно играл с новыми друзьями каждый день.

Лучшими из них были Эдди и Лэрри. Я понял это не сразу, поскольку был в ту пору туповат и не развит. Нет, я и в самом деле был слегка заторможен в плане интеллекта и общения.

И тут случилась одна поразительная вещь. Эдди и Лэрри решили помочь мне преодолеть отсталость путём развития речевых и читательских навыков. Ежедневно, с того самого дня, когда мы познакомились, и вплоть до сорок восьмого года, они заходили за мной и брали меня на экскурсию. Повсюду и ежедневно. Они меня просвещали, они заботились обо мне. Не знаю почему, но им меня было жаль, и вместо мальчишеского снобизма они прониклись ко мне симпатией, приняв ответственность за моё воспитание и образование.

Помощь с их стороны была грандиозной. И я догнал-таки остальных ребят. Исключительно благодаря ежедневной и многолетней заботе тех двух братьев.

Это были мои лучшие друзья. Они относились ко мне, я это чувствовал, как к третьему брату. Никто за всю жизнь не сделал для меня так много, как Эдди и Лэрри. И я никого не любил сильнее их. Не помоги они мне тогда, я бы до сих пор был отсталым и глупым.

Сразу после второго завтрака Эдди и Лэрри приходили к нам и целый день помогали матери распаковывать имущество. А его тоже оказалось немало.

Но их это не смущало, ведь мы соседи, и для них это было очень важно. Они и в будущем помогали нам много раз и по-разному. Теперь такие люди больше не попадаются. Не попадаются и всё.

Я буду помнить о них, пока живу, а если рай существует, и я в него попаду, мы наверняка встретимся снова. Другие мне безразличны. То есть, мне безразлично, увижу я их или нет. Другое дело – общение с Эдди и Лэрри, как тогда – в детстве, таков мой идеал райской жизни. Всё, что мне необходимо для бесконечного счастья. Пусть они будут рядом – только и всего.

В облике Эдди было нечто, внушающее доверие с первого взгляда. Голос у него был зычный, а слова он выговаривал чётко и с расстановкой, как выражают свои мысли образованные люди. Он в самом деле был прилежным учеником и получал хорошие отметки.

И спал он, вероятно, совсем мало, разнося утренний выпуск «Вашингтон Пост». Но по нему, по его поведению никогда не было заметно, что он недосыпает. Он всегда был таким энергичным, будучи старше других ребят всего на год или на два. Тёмные волосы и брови, голос и выражение лица, всё это в совокупности говорило – этому человеку можно доверять.

Тем более, если ты член районной шайки. Да ему и взрослые доверяли. Если ты, конечно, жил по соседству. А если нет, тогда…

Эдди всячески прославлял свой район и его обитателей, внушая нам, что это особое место по типу парадиза или Валгаллы. Священной была даже почва у нас под ногами. В местных ручьях и источниках течёт святая вода. В наших рощах растут самые высокие в мире дубы. К тому же это необычные дубы. Это те самые священные дубы, что посадил при сотворении мира сам Великий Кунаклястер.

То же самое, учил нас Эдди, касается и трав и цветов и зарослей азалии. А также – рыбы, птиц и черепах. Черепаха была посвящена Большому Ка. Обычная, пресноводная коробчатая (Terrapene Carolina) служила предметом культа Большого Ка.

Поэтому всякий раз найдя черепаху, а их вокруг было полно, мы первым делом заботились о её пропитании, организуя временные лечебницы и питомники. Обнаружив рептилию, преждевременно вышедшую из спячки и заражённую смертоносной черепашьей чесоткой, мы выхаживали и откармливали её взаперти, пока снаружи не потеплеет достаточно, чтобы выпустить её на волю. А выпускали мы их в наиболее безопасном участке леса. Как можно дальше от улиц и шоссе, поскольку автомобиль – натуральный враг этих созданий. Несмотря на схожесть устройства. И обнаружив изувеченный