Цитаты из книги «Волхв»

Устремил взгляд к горизонту. – В том-то и задача метатеатра: участники представления должны отойти от первоначальных ролей. Этап катастазиса.

– То есть учиться быть самим собой – это и значит жениться и завести очаг? – Да, а что? – Верный заработок и домик в зеленой зоне? – Таков удел большинства. – Лучше сдохнуть.

– Послушайтесь меня. Возвращайтесь в Англию, назад к той самой девушке. Женитесь, оборудуйте очаг и учитесь быть самим собой.

– Вам еще многому предстоит учиться. Между вашими самосознанием и истинным «я» – такая же пропасть, как между египетской маской, которую надевал наш американский приятель, и его настоящим лицом. – Мне он не приятель, – отрезал я.

Вы скажете: к этому стремились и Арто, и Пиранделло, и Брехт, – каждый своим путем. Да, но им не хватило ни денег, ни отваги, – ни времени, конечно, – зайти столь далеко. Они так и не решились исключить из своего театра одну важную составляющую. Аудиторию.

– Что вам во мне не по вкусу? – Ваши адские замашки. – Вас что, силком сюда волокут? И в первый раз против воли затащили?

– По несчастью? – А как еще назвать тех, кого подвергают мукам, не оставляя никакого выбора? – Звучит как строгая дефиниция рода людского.

С помощью такого вот безграмотного стяжения, такого вот маневра, подменяющего покаяние как таковое, то есть убежденность, что перенесенные злоключения непременно осенят нас самих благодатью или, во всяком случае, возвысят душу скрытым самооправданием, то есть убежденностью, что злоключения несут благодать всему миру, а значит, минувшее наше злоключение по законам некоего кособокого тождества приравнивается если не ко всеобщей благодати, то по крайней мере к ценному вкладу в опыт всего человечества, с помощью такого вот присущего двадцатому веку отказа от содержания ради формы, от смысла – ради видимости, от этики – ради эстетики, от aquae – ради undae, я и врачевал рану вины, нанесенную мне этой смертью; и наказывал сам себе: не говори о ней обитателям Бурани.

– Приап. В древности такой стоял в любом саду. Отпугивал воров и приносил урожай. Их делали из грушевого дерева. – Где вы его нашли? – Заказал. Пойдемте. Он говорил «Пойдемте», как греки погоняют ослов; позже я с неприятным удивлением понял, что он обращался со мной будто с батраком, которого знакомят с будущим местом работы.

В конце мая, воскресным днем, голубым, как изнанка птичьего крыла, я взбирался по козьим тропам на водораздел, противоположный склон которого до самого берега, на протяжении двух миль, устилала зеленая пена сосновых вершин.