Цитаты из книги «Зачем смотреть на животных?»

Буржуа отделяет акт приема пищи от тела, чтобы он мог стать, прежде всего, зрелищным социальным жестом. Смысл поедания спаржи не в том, что я ем это с удовольствием, но в том, что мы можем есть это здесь и сейчас. Типичная буржуазная трапеза для каждого едока представляет собой череду отдельных даров. Каждый дар должен быть сюрпризом. Однако послание в каждом даре заключено одно и то же: счастлив тот мир, что тебя кормит.

Мышление Дарвина было творческим откликом на ужасающий гигантский масштаб того, что только что открылось человеку. И свойственная дарвинизму печаль — ведь ни одна другая научная революция не принесла с собой столь мало надежды — шла, как мне кажется, от заброшенности, которую человек ощутил при виде этих расстояний.

лишь в XIX веке воспроизведение животных стало обычной частью обстановки детства у среднего класса; а потом, в XX веке, с появлением громадных систем изображения и продажи, вроде диснеевской, — и у всех классов.

Семейное посещение зоопарка — нередко событие более сентиментальное, нежели поход на ярмарку или на футбол. Взрослые ведут детей в зоопарк, чтобы показать им происхождение их «репродукций», а также, возможно, надеясь заново обрести, пусть отчасти, невинность этого репродуцированного животного мира, которая запомнилась им с их собственного детства.

Нет такого «я», которое выше борьбы остальных и которое могло бы рассказать историю беспристрастно.

Поле, перед которым ты стоишь, в твоих глазах имеет те же пропорции, что и твоя собственная жизнь.

Поле доставляет мне немалое удовольствие. Почему же я тогда не гуляю там порой — оно совсем недалеко от моей квартиры, — а вместо того надеюсь, что меня там остановит закрытый шлагбаум на переезде? Дело тут в пересечении взаимозависящих случайностей. События, происходящие в поле, — две птицы гоняются друг за дружкой, облако пересекает солнце и меняет цвет зелени — приобретают особое значение, поскольку происходят в ту минуту или две, когда я вынужден ждать. Эти минуты словно заполняют собой определенную зону времени, которая абсолютно точно подогнана под пространственную зону поля. Время и пространство сочетаются.

Поле словно полка, зеленое, до него рукой подать, трава на нем еще не высокая, обклеено голубым небом, сквозь которое пророс желтый, и получился чистый зеленый, цвет поверхности того, что содержит в себе чаша мира, поле неизменно присутствующее, полка между небом и морем, впереди — занавес с рисунком из деревьев, по краям рыхлое, углы закруглены, отвечает солнцу жаром, полка на стене, сквозь которую время от времени слышно кукушку, полка, на которой она держит невидимые, неосязаемые сосуды своего наслаждения, поле, известное мне всю жизнь, — я лежу, приподнявшись на локте, и думаю, в какую сторону кинуть взгляд, чтобы простирался дальше твоего края. Проволока, окружающая тебя, — горизонт.

Белая деревянная птица покачивается в потоках теплого воздуха, поднимающегося от плиты в кухне, где пьют соседи. На улице 25 градусов мороза, настоящие птицы падают замертво!

Искусство стремится преобразовать потенциальное распознавание в нескончаемое.