Трамп тепло поприветствовал меня, сказав, как сильно он уважает меня и что он был рад видеть меня советником по национальной безопасности. Трамп также спросил, не рассмотрю ли я “должность как у Бэннона” (который также присутствовал в частном баре на первом этаже Мар-а-Лаго вместе с Прибусом и Кушнером), охватывающую стратегические вопросы. Таким образом, по-видимому, я мог стать одним из многих типичных “помощников президента”, которых и так было слишком много в Белом доме Трампа, с небрежным определением их ролей и обязанностей. Для меня это было полной неожиданностью, поэтому я вежливо отказался, сказав, что меня интересует только должность советника по национальной безопасности. Как Генри Киссинджер однажды по слухам, сказал: “Никогда не принимайте государственную работу без почтового ящика”.
Президент заверил меня, что у преемника Флинна будут развязаны руки в организационных и кадровых вопросах, которые, по моему мнению, необходимы для эффективного управления персоналом СНБ и межведомственным процессом. Мы рассмотрели весь спектр мировых проблем, tour d’horizon[10], как любит называть это Госдепартамент, и в какой-то момент Трамп вмешался:
– Это так здорово. Джон звучит так же, как и на телевидении. Я мог бы слушать и слушать. Мне это нравится.
Кушнер спросил:
– Как вы справляетесь с тем, что вы настолько противоречивы, что люди либо любят вас, либо ненавидят?
Я уже открыл рот, чтобы ответить, когда Трамп сказал:
– Да, прямо как я! Люди либо любят меня, либо ненавидят. Мы с Джоном два сапога пара.
Я добавил только об этом следует судить по результатам, перечисляя кое-что из того, что я считал своими внешнеполитическими достижениями. Встреча завершилась обсуждением России, поскольку Трамп сказал: “Я видел, как вы говорили на днях о проблеме РСМД”, имея в виду Договор о ядерных силах средней дальности с Россией. Затем он объяснил, почему так несправедливо, что никто кроме России и Америки (в частности Китай, Иран или Северная Корея), не ограничены в развитии возможностей средней дальности, и что русские нарушают договор. Это было почти в точности то, что я сказал, поэтому я не сомневался, что он все еще смотрел и поглощал «Фокс Ньюс»! Я предложил сказать Путину, чтобы он выполнял обязательства России по РСМД, или мы выйдем из договора, с чем Трамп согласился.
Мы с Бэнноном ушли вместе, Бэннон сказал: “Это было здорово”. Тем не менее, у меня сложилось четкое впечатление, что Трамп собирался выбрать генерала. Я вернулся в свой отель, и позже в тот же день Бэннон и Прибус пригласили меня позавтракать с ними в Мар-а-Лаго на следующее утро. Прибус предложил альтернативы должности советника по национальной безопасности, сказав о Трампе: “Помните, с кем вы имеете дело.” Они обещали реальное влияние, доступ к Трампу и неизбежность смены администрации, что означает, что я в конечном итоге стану госсекретарем или кем-то в этом роде. Основываясь на моем опыте работы в правительстве, я объяснил, что для управления бюрократией вам нужно контролировать бюрократию, а не просто наблюдать за ней из Белого дома. СНБ был механизмом для координации деятельности агентств национальной безопасности, и для этой работы требовался кто-то, кто имел опыт работы на более низких уровнях и знал, как это работает (или не работает). Мои слова не произвели на них впечатления. Я думаю, что Трамп, по сути, сказал им: “Введите его в администрацию, чтобы он мог защищать нас по телевидению”. Это было как раз последнее, что я намеревался сделать в отношении политики, на определение которой я имел минимальное влияние. В какой-то момент Бэннон сказал: “Помогите мне здесь, посол”. Вообще-то именно это я и пытался сделать, но он имел в виду, что я должен сказать ему, что еще могло бы побудить меня присоединиться к администрации.
Возвращаясь в Вашингтон, я увидел в самолете, что Трамп выбрал Макмастера. Это не было неожиданностью, но я был удивлен, услышав, как Трамп тогда сказал:
– Я знаю Джона Болтона. Мы собираемся попросить его поработать с нами в несколько ином качестве. Джон – потрясающий парень. У нас было несколько действительно хороших встреч с ним. Он много знает. У него было много идей, с которыми, я должен вам сказать, я более чем согласен. Так что мы будем разговаривать с Джоном Болтоном в другом качестве.
Я явно не высказал свою точку зрения о лучшей роли для меня, и уж, конечно, не Кушнеру, который вскоре после этого написал мне: “Здорово проводить время вместе – мы действительно хотим, чтобы ты был в команде. Давайте поговорим на этой неделе, чтобы найти подходящее место, поскольку у вас есть что предложить, и у нас есть уникальный шанс сделать что-то хорошее”. Мадлен Вестерхаут, секретарь Трампа во “Внешнем овале” (комната, где сидели личные помощники Трампа), позвонила во вторник, чтобы соединить меня с Трампом, но у моего телефона был выключен звук, и я пропустил звонок. Как и следовало ожидать, Трамп был занят, когда я позже перезвонил, поэтому я спросил Вестерхаут, знает ли она, о чем идет речь. Она сказала: “О, он просто хотел сказать тебе, какой ты замечательный, и сказал, что хочет поблагодарить меня за то, что я приехал в Мар-а-Лаго». Я ответил, что это было очень любезно, но, не желая обременять его график, я сказал, что ему действительно не нужно звонить снова, надеясь увернуться от пули. Через несколько дней Вестерхаут, всегда жизнерадостная, оставила еще одно сообщение, в котором говорилось, что президент хочет меня видеть. Я был убежден, что меня поставят на какую-то аморфную должность, но, к счастью, уехал из страны почти на две недели и снова увернулся от пули.
Вы можете убежать, но вы не можете спрятаться, и встреча с Трампом была, наконец, назначена на 23 марта, после обеда с Мак Мастером в столовой Белого дома. Я заранее написал Бэннону, чтобы расставить все точки над i: меня интересовали только должности госсекретаря или национальной безопасности, и, насколько я мог судить, ни то, ни другое не было вакантно. По случайному совпадению, я вошел в Западное крыло впервые за более чем десять лет, когда толпа журналистов ждала снаружи, чтобы взять интервью у республиканских членов Палаты представителей, встречающихся с Трампом, о провалившихся попытках отменить Обама-кейр[11]. Как раз то, что мне было нужно, хотя я и не планировал отвечать ни на какие вопросы. Однако в эпоху Твиттера даже отсутствие истории – это история, как написал один репортер в Твиттере:
ГЛЕН ТРАШ: Джон Болтон только что вошел в Западное крыло – я спросил его, что он делает, он улыбнулся и сказал: «Здравоохранение!!!!»
Позже я увидел, что Боб Коста из «Вашингтон Пост» написал в твиттере, когда я входил:
Трамп хочет ввести Джона Болтона в администрацию. Вот почему Болтон сегодня находится в БД, в качестве доверенного лица Трампа. Продолжается совещание.
Я прекрасно пообедал с Мак Мастером, обсуждая Ирак, Иран и Северную Корею, а затем мы отправились в Овальный кабинет, чтобы увидеть Трампа, который как раз заканчивал обед с министром финансов Стивеном Мнучиным и Нельсоном Пельцем, нью-йоркским финансистом.
Трамп сидел за столом «Резолют», который был совершенно пуст, в отличие от стола в его новом офисе в Нью-Йорке, который, казалось, всегда был завален газетами, отчетами и заметками. Он сфотографировал нас двоих, а затем мы с Мак Мастером сели перед столом для обсуждения. Мы немного поговорили об усилиях по отмене Обама-кейр, а затем обратились к Ирану и Северной Корее, повторив многое из того, что мы с Мак Мастером обсуждали за обедом. Трамп сказал:
– Вы знаете, мы с вами согласны почти во всем, кроме Ирака.
– Да, но даже там мы согласны с тем, что вывод американских войск Обамой в 2011 году привел нас к тому беспорядку, который мы имеем там сейчас, – ответил я.
– Пусть не сейчас, но если в правильное время я приглашу вас войти в эту администрацию на правильную должность, вы согласитесь, верно?
Я рассмеялся, как и Трамп и Мак Мастер (хотя я чувствовал себя несколько неловко), и ответил согласием, полагая, что я снова уклонился от пули, которой боялся. Никакого давления, никакой спешки и никакой аморфной работы в Белом доме без почтового ящика.
Встреча длилась минут двадцать с лишним минут, а затем мы с Мак Мастером ушли, по пути заглянув в кабинет Бэннона. Мы с Бэнноном некоторое время гостили у Прибуса, наткнувшись в коридоре на Шона Спайсера, а затем на вице-президента, который тепло приветствовал меня. Атмосфера напомнила мне общагу колледжа, где люди постоянно бродят по комнатам друг у друга и болтая о том-сем. Разве эти люди в разгар кризиса не пытались отменить Обама-кейр, одну из основных проблем Трампа в 2016 году? Это был не Белый дом, который я узнал по прошлым администрациям, это точно. Самой зловещей вещью, которую я услышал, были слова Майка Пенса: “Я действительно рад, что вы с нами”, хотя, я вовсе не думал, что я с ними! Примерно в 14:15 я, наконец, ушел, но у меня было такое чувство, что я мог бы торчать здесь весь день.
Я мог видеть, что эта схема контактов с Белым домом Трампа длится неопределенный период, и в какой-то степени так и было. Но я закончил первые сто дней администрации, уверенный в своем собственном мнении о том, что я был готов делать, а что нет. В конце концов, как говорит Катон Юнгер в одной из любимых строк Джорджа Вашингтона из его любимой пьесы: “Когда побеждает порок, а нечестивые люди властвуют, почетный пост – это частная должность”.
* * *
Жизнь при Трампе, однако, не была похожа на жизнь в романе Джозефа Аддисона «Катон», где герой стремился защитить рушащуюся Римскую республику от Юлия Цезаря. Вместо этого новая администрация гораздо больше напоминала песню Eagles “Hotel California”:
Незадолго до того, как Бэннон и Прибус стали звонить и писать мне, зазывая прийти в Белый дом в любом качестве, поскольку они пытались преодолеть несоответствия между Трампом, Мак Мастером и Тиллерсоном. Наиболее ощутимым проявлением проблем был Иран, в частности, ядерная сделка 2015 года, которую Обама считал своим главным достижением (помимо Обама-кейр). Сделка была плохо задумана, отвратительно согласована и составлена, и полностью выгодна Ирану: невыполнима, непроверяема и неадекватна по продолжительности и масштабу. Призванная устранить угрозу, создаваемую ядерной программой Ирана, сделка не сделала ничего подобного. Фактически, она усугубила угрозу, создав видимость решения, отвлекая внимание от опасностей и отменяя экономические санкции, которые нанесли существенный ущерб экономике Ирана, позволив Тегерану действовать практически беспрепятственно. Более того, сделка не рассматривала всерьез другие угрозы, которые представлял Иран: его программа создания баллистических ракет (плохо замаскированная попытка разработать средства доставки ядерного оружия), его сохраняющаяся роль центрального банка международного терроризма в мире и прочая его вредоносная деятельность в регионе посредством интервенций укрепляющихся сил «Аль-Кудса» – сил заграничных операций Корпуса стражей исламской революции – в Ираке, Сирии, Ливане, Йемене и других местах. Освобожденные от санкций, получившие выгоду от перевода 150 миллионов долларов “наличными на поддонах” в грузовых самолетах и размораживания активов, оцениваемых в 150 миллиардов долларов по всему миру, радикальные аятоллы Тегерана вернулись к делу.
Трамп и другие кандидаты от Республиканской партии в 2016 году проводили кампанию против Совместного всеобъемлющего плана действий, неуклюжего официального названия сделки с Ираном, и широко распространено мнение, что он готов к чрезвычайному помазанию после его инаугурации. Но Тиллерсон, Мэттис и Мак Мастер сорвали усилия Трампа вырваться из этой жалкой сделки, заработав от восторженных СМИ титул “оси взрослых”, удерживающей Трампа от погружения в мир диких фантазиям. Если бы они только знали… На самом деле, многие сторонники Трампа видели свои усилия в том, чтобы помешать ему сделать то, что он обещал избирателям. И Мак Мастер не делал себе никаких поблажек, выступая против эпитета “радикальный исламский терроризм” для описания… радикального исламского терроризма. Джим Бейкер говорил мне, когда я работал на него в Государственном департаменте при Буше-старшем и настаивал на том, что как Бейкер знал, Буш делать не хотел: “Джон, парень, которого избрали, не хочет этого делать”. Обычно это был сигнал, что я должен прекратить настаивать, но в зарождающемся аппарате национальной безопасности администрации Трампа мнение “парня, которого избрали”, было лишь одним из многих значимых факторов.
В начале мая, после того как у меня была еще одна дискуссия в Белом доме с Прибусом и Бэнноном, они отвели меня на фотосессию с Трампом и Пенсом в колоннаде, соединяющей резиденцию с Западным крылом.
– Джон, так рад тебя видеть, – сказал Трамп, когда мы шли по колоннаде, окруженные фотографами. Мы говорили о Филиппинах и китайской угрозе поставить почти все Южно-Китайское море под свой суверенитет. Когда мы закончили, Трамп сказал достаточно громко, чтобы толпа репортеров услышала: – Рекс Тиллерсон здесь? Он должен поговорить с Джоном.
И с этими словами Трамп отправился в Овальный кабинет. Прибус сказал:
– Это было здорово. Мы хотим, чтобы вы возвращались сюда регулярно.
Жизнь в Белом доме развивалась в своем собственном ритме: Трамп уволил директора ФБР Джеймса Коми позже в мае (по предложению Кушнера, как сказал Бэннон), затем встретился с министром иностранных дел России Сергеем Лавровым (которого я знал на тот момент более двадцати пяти лет) и, предположительно, был менее осторожен при обсуждении секретных материалов, назвав Коми психом, согласно непредвзятому «Нью-Йорк Таймс». Я был в Израиле в конце мая, чтобы выступить с речью и встретился с премьер-министром Биби Нетаньяху, с которым я познакомился при Буше-старшем. Угроза Ирана была в центре его внимания, как и положено любому израильскому премьер-министру, но он также сомневался в том, чтобы возложить задачу положить конец израильско-палестинскому конфликту на Кушнера, семью которого Нетаньяху знал много лет. Он был достаточно опытным политиком, чтобы не выступать против этой идеи публично, но, как и большая часть мира, он задавался вопросом, почему Кушнер думал, что он добьется успеха там, где такие, как Киссинджер, потерпели неудачу.
Я вернулся в Белый дом в июне, чтобы увидеть Трампа, идущего с Прибусом к «Внешнему овалу». Трамп увидел нас через открытую дверь и сказал:
– Привет, Джон, дайте мне всего минуту, я подписываю решение по судейской комиссии.
Я был рад дать ему столько времени, сколько ему нужно, потому что растущий послужной список Трампа по назначениям судей, который со временем будет подтвержден утверждением судей Нила Горсача и Бретта Кавано, был для консерваторов наивысшим приоритетом и величайшим достижением его пребывания в должности. Когда Прибус и я вошли, я поздравил Трампа с выходом из Парижского соглашения по климату, от которого “ось взрослых” не смогла его удержать и которое я рассматривал как важную победу над режимом глобалистов. Парижское соглашение было шарадой для тех, кто действительно обеспокоен изменением климата. Как и во многих других случаях, международные соглашения обеспечивали видимость решения основных проблем, давая национальным политикам возможность поставить себе в заслугу, но не имели заметного реального значения (в данном случае, предоставляя свободу действий таким странам, как Китай и Индия, которые оставались практически свободными). Я дал Трампу копию моей статьи 2000 года под названием “Должны ли мы серьезно относиться к глобальному управлению?”, опубликованную в «Чикаго Джорнел» – конечно, у меня и в мыслях не было, что он станет ее читать, просто хотел напомнить ему о важности сохранения суверенитета США.
Я предостерег Трампа от растраты политического капитала в бесплодных поисках решения арабо-израильского конфликта и решительно поддержал перенос посольства США в Израиле в Иерусалим, тем самым признав его столицей Израиля. Что касается Ирана, я призвал его настаивать на выходе из ядерного соглашения и объяснил, почему применение силы против ядерной программы Ирана может быть единственным долгосрочным решением.
– Ты скажешь Биби, что если он применит силу, я поддержу его. Я сказал ему это, но ты скажи ему еще раз, – сказал Трамп без моих понуканий.
По ходу разговора Трамп спросил, лажу ли я с Тиллерсоном и я ответил, что мы не разговаривали с января. Бэннон сказал мне несколько дней спустя, что Трамп остался доволен встречей. И действительно, несколько недель спустя Тиллерсон позвонил, чтобы попросить меня стать специальным посланником по ливийскому примирению – как я решил, просто «для галочки», ведь если бы его спросили, Тиллерсон мог сказать Трампу, что он мне что-то предлагал, но я отказался. Тиллерсон почти одновременно попросил Курта Волкера, близкого соратника Маккейна, стать специальным посланником по Украине. Ни одна из этих работ не требовала полной занятости в правительстве, но, на мой взгляд, вы либо были в администрации, либо нет.
Администрация также думала о Северной Корее после освобождения Отто Уормбиера, который подвергся варварскому обращению со стороны Пхеньяна и умер по возвращении в Соединенные Штаты. Жестокость северян рассказала нам все, что нам нужно было знать о их режиме. Более того, Пхеньян запускал баллистические ракеты, в том числе 4 июля (как предусмотрительно), а затем еще одну 28 июля, что в конечном итоге привело к дальнейшим санкциям Совета Безопасности ООН 5 августа. Несколько дней спустя Трампу было предложено пригрозить Северной Корее “огнем и яростью, каких мир никогда не видел”, хотя Тиллерсон сразу же сказал, что американцы должны “спокойно спать по ночам” и “не беспокоиться об этой конкретной риторике последних нескольких дней”, вряд ли что-то проясняя. Я задавался вопросом, кого высмеивает Тиллерсон – Северную Корею или Трампа, который 11 августа повысил ставку, заявив, что США “сыты по горло” Северной Кореей. Было мало видимых свидетельств того, что велись какие-либо новые военные приготовления.
30 августа Трамп написал в Твиттере, что мы двадцать пять лет безрезультатно разговаривали с Северной Кореей, и не было особого смысла продолжать разговор. Трамп повторил эту точку зрения 7 октября:
Президенты и их администрации вели переговоры с Северной Кореей в течение 25 лет, заключенные соглашения и выплаченные огромные суммы денег… не сработали, соглашения были нарушены до того, как высохли чернила, что делает американских переговорщиков дураками. Извините, но сработает только одна вещь!
О проекте
О подписке