– Как мои брови? – спросил он, переводя взгляд с меня на Маркуса. – Идеально, – сказал я. – Однако весь день я буду за ними присматривать. На всякий случай.
– Кстати, я намерен напиться вдрызг и заночевать у тебя. Не обременю? – Если ты не против улечься в своей старой комнате, откуда будет слышно, как под аккомпанемент дикого детского ора твоя бывшая жена отдается мужчине на пять лет моложе тебя, то и у меня никаких возражений. – Весьма заманчиво. Буду к четырем. Даю слово.
Хотя, если честно, таких, как вы, я не понимаю. – Почему? – спросил я.– Трудно объяснить. Как это – мужик мужика? Я бы не смог. – Да вам бы и не предложили.
– Что ж вы сразу-то не сказали? – растерялась Руфь. – Если б знали, что это вы голубой гей, мы бы не наговорили тут всякого такого. Мы приняли вас за второго мужа Алисы. Вы с ним очень похожи, да? – Ничего подобного! – возмутилась Алиса. – Сирил Второй гораздо моложе и красивее. – И бесцветный натурал, – добавил я.
– Я – Сирил Первый, – пояснил я. – А где, кстати, Сирил Второй? – Прекрати его так называть! Дома готовит праздничный стол. – Бабье дело, – сказал я. – Мне нравятся мужественные мужчины.
Счастливого Рождества. Рад вас видеть. – И вас с праздником, – сказал Питер, здоровяк в тесной для него рубашке огромного размера. – Да хранит вас Иисус Христос, наш Господь и Спаситель, в сей знаменательный день. – Заметано.
– Не умерла, значит? – По крайней мере, в нашу последнюю встречу была жива. В воскресенье мы вместе обедали, так она просто излучала здоровье. И язвительность.