Глава 5

Если ты начинаешь спрашивать себя…

«А писатель ли я на самом деле?

Художник ли?» – скорее всего, да, так и есть.

Изобретатель-самозванец полон уверенности в себе.

Настоящий – боится до смерти.

Стивен Прессфилд

Гэтсби был золотистым лабрадором, который вылетел из Луисвильской школы собак-компаньонов за «проблемы с вниманием в местах с оживленным уличным движением» и «неуместную гиперактивность» в продуктовых магазинах. Майк с Сарой были женаты три года, и Сара хотела детей, а Майк нет. Тогда-то им и подвернулся Гэтсби. Сара всегда испытывала сочувствие к неудачникам. У Гэтсби была бледно-желтая, как масло, шерсть, большие висящие уши и выразительные карие глаза, отчетливо говорящие Саре три вещи: 1) я прекрасно тебя понимаю, 2) все будет хорошо, и 3) без Майка нам только лучше. Последняя фраза, относительно новая, отчетливо появилась в глазах Гэтсби сразу после того, как Майк бросил Сару.

Когда Сара пришла домой, Гэтсби немедленно осыпал ее всеми знаками внимания и любви, какие только доступны собаке. Она взъерошила ему шерсть на спине и потерлась щекой о шею, а потом приняла две таблетки ксанакса и завалилась в кровать.

Гэтсби положил голову ей на колени. Майк ни за что на свете не пустил бы собаку в постель. Сара лежала, бездумно переключая каналы. Любимые кулинарные передачи несколько месяцев назад утратили былую прелесть. Еда перестала привлекать и на вид, и на вкус уж тем более. Сара включила какую-то британскую комедию, но не сумела на ней сосредоточиться. Тогда она вывела Гэтсби на прогулку, но от злости на маму постоянно ускоряла шаг, а Гэтсби плелся медленно и все обнюхивал.

После прогулки она попыталась заснуть, но лишь переворачивала и переворачивала подушку, пока злость и досада ее не растворились в глубокой, всепоглощающей грусти. Сара вцепилась в подушку, ощущая себя невероятно слабой, никчемной, никому не нужной. А ведь было время, когда она взялась бы за книгу не раздумывая, даже с радостью.

Она позвонила Анне-Кат.

– Я не очень храбрая, – прошептала она.

– Ты о чем? – Спросонья Анна еле ворочала языком.

– Раньше я была храброй. Стремилась к своей мечте. Считала, что на что-то способна. Как ты думаешь, Майк на самом деле именно потому и ушел? Потому что ему нужна жена похрабрее?

– Майк идиот. Сам не знает, что потерял. Ему не храбрая жена нужна, а мозги.

– Ну да. Ты права. Конечно, ты права.

– Уже поздно. Поспи хоть немного. Завтра что-нибудь придумаем. Выработаем план действий.

Сара выключила лампу. Гэтсби тихонько похрапывал на полу рядом с ней. В наступившей темноте она смотрела на очертания окна. По краям жалюзи просачивались отсветы уличных фонарей.

Сара снова включила лампу и опустилась на колени перед туалетным столиком. Выдвинула нижний ящик. Как и всегда, стоило его открыть, воздух наполнился ароматом лаванды от засохших веточек из маминого сада. Это была мамина идея, сразу после ухода Майка – сделать утешительный ящик. Чтобы в нем хранились «утешения и возможности» – что, на взгляд Сары, звучало довольно глупо, но спорить она не стала. Анна-Кат тоже завела себе такой ящик, но не сказала Саре, что туда положила.

Сара вытащила старое издание «Истории о кролике Бенджамине» Беатрис Поттер. Это была папина книжка. Он прочел Саре все книги Поттер. У Сары хранилась фотография – их семья у каменной стенки дома Поттер в Озерном крае, одна из последних семейных поездок перед тем, как папа окончательно разболелся. Сара, семилетняя, стоит перед отцом, его сильные руки лежат у нее на плечах, лицо утомленное, но все еще красивое. У них с папой были одинаковые карие глаза и каштановые волосы. В Саре было так мало отцовского, что она всегда считала свои глаза подарком от него и только ей, лично. У Анны-Кат глаза были голубыми, в маму.

Кроме того, в ящике лежала еще одна фотография – они с Гэтсби (а Майк вырезан); рассказик, который Сара написала в старших классах и который получил принстонскую премию; и коричневая картонная папка со множеством литературных наград, полученных ей в школе и на первых курсах. Мама написала на папке: «Следующему писателю в семье!» В то время жизненный путь Сары казался таким очевидным. Следом из ящика появился тоненький красный шарфик – этим шарфом у мамы были повязаны волосы почти на всех ее студенческих фотографиях из Джорджтауна. Именно там родители и встретились. Отец Сары, Джек Грейсон, был британцем, который любил все американское и женился на американке, любившей все британское. Сара достала его записную книжку в кожаном переплете. Мама отдала ей эту книжку прошлым летом, после ухода Майка.

Сара убрала обратно в утешительный ящик все, кроме записной книжки, и забралась обратно в постель. И уснула, вцепившись в книжку, точно в спасательный круг.

* * *

В ту ночь ей приснилось шумное семейное сборище, на котором мама тихо сидела в уголке, словно знала какой-то секрет, но не хотела никому рассказать. Проснувшись, Сара все еще ясно видела маму из сна. Что она скрывала? Рывком сев на постели, Сара схватила с ночного столика бумажный блокнот. Нагуглила даты выхода книг из серии про Эллери Доусон и занесла каждую в график. Потом проделала то же самое для книг о Коби Маклайне – серии, которую мама написала до Эллери. Все книги каждой серии укладывались в одну и ту же схему. Сара с размаху бросила ручку на блокнот.

– Ха!

Дэвид Оллман решительно ошибался.

Совершенно очевидно, что мама уже написала книгу. Осталось только ее найти.

По обычному графику Кассандры пятая книга должна была попасть в руки издателей еще до того, как мама вообще заболела. Сара подбросила блокнот в воздух. Ну конечно, конечно, книга уже написана.

– Отличная шутка, мам, – сказала она, чистя зубы, насыпая Гэтсби завтрак – и поздравляя себя со способностью делать два дела одновременно. Но тут же накапала зубной пастой изо рта на сухой корм.

Теперь Саре стало яснее ясного: узнав о болезни, Кассандра поняла, что под этим предлогом может заставить Сару снова начать писать. Видимо, смертельный недуг даже в самых хороших людях пробуждает склонность к манипуляциям и пассивной агрессии. Наверняка мама сказала Дэвиду, что не закончила книгу, специально чтобы Сара посчитала своим долгом завершить серию. Во всем этом была какая-то извращенная логика.

Приняв душ и приготовившись к новому дню, Сара испытывала даже что-то вроде надежды. Она позвонила на работу и сказалась больной, хоть и чувствовала себя слегка виноватой, что прогуливает уже на второй день после возвращения, но сегодняшняя миссия была важнее: найти книгу.

По дороге к маминому дому она позвонила Анне-Кат.

– Я составила график маминой работы над «Эллери Доусон». Что бы она там ни наговорила Дэвиду, лично я уверена: она эту книгу уже написала. Наверняка. Скорее всего, она спрятана в каком-нибудь файле у мамы на компьютере, или в ящике, или на флешке, или в облаке.

– Тогда зачем мама сказала Дэвиду, что никакой книги в помине нет?

– Ну ясно же – хотела заставить меня писать. Но не стала бы мама оставлять это все на меня без хоть какого-нибудь запасного варианта. Любимых литературных персонажей не бросают на милость дочери, которая провалилась даже в качестве автора подписей к поздравительным открыткам. Я еду к маме – обыщу ее кабинет.

– Проверить точно стоит.

Сара слышала звон посуды и голоса распевающих на заднем плане Джуда и Ливви.

– Можешь позвонить этой Люси из издательства и попросить у нее черновики пятой книги, которые мама ей присылала?

– Сара, мы же не знаем, были вообще черновики или нет.

– А ты держись так, будто мы знаем! Притворись, что мы полностью в курсе происходящего. И у Фила попроси, ладно?

– Ну хорошо. Я везу детей в школу к девяти. Позвоню после встречи с первым клиентом.

Такого прилива энергии Сара не испытывала уже много недель. Ее поставили перед жуткой перспективой дописывать самую популярную серию в мире – но теперь перед ней замаячила надежда на спасение.

Оно совсем рядом.

Глава 6

Я переношу все на бумагу,

тогда призракам не так больно.

Сандра Сиснерос

Кассандра Бонд двадцать один год прожила в этом доме тюдоровского стиля. Вымощенная кирпичом дорожка вела к арке входной двери и продолжалась под сенью увитой розами каменной шпалеры по другую сторону. Паркуясь, Сара не могла отделаться от чувства, что мама окажется дома. Если закрыть глаза – так легко представить, что никакого рака не было вовсе, что мама сейчас пишет у себя в кабинете с Мисс Марпл у ног и нетронутой чашкой чая под рукой. Отогнав эти мысли, Сара повернулась к Гэтсби, беззаботно восседавшему на переднем сиденье.

– Сегодня у нас есть цель. Понял? У нас важное дело.

Гэтсби уперся лапами в стекло, ему не терпелось выскочить наружу.

Сара жила здесь с десяти лет до отъезда на учебу в Университет Виргинии, и даже сейчас это место казалось ей родным домом. Кассандра обставила его в стиле английского сельского коттеджа и за двадцать лет практически ничего не поменяла, невзирая на постоянные уговоры Анны. Много лет назад «Вестник архитектуры» выпустил репортаж о доме Кассандры. Если приглядеться повнимательнее, на фотографии столовой можно было разглядеть кусочек Сариного локтя.

Она отперла дверь, стараясь не обращать внимания на то, как Гэтсби в поисках мамы рванулся сразу в кабинет, а потом в спальню. Собакам со смертью тоже нелегко.

Она прошла в тихую кухню. Утренний прилив энергии развеялся, лишь стоило учуять витавший в воздухе слабый запах маминых свечей с ароматом гардении. Домашние цветы и суккуленты по-прежнему благоденствовали в терракотовых горшках и керамических вазах перед высоким кухонным окном.

В сердце Сары всколыхнулось привычное тяжелое горе. Она остановилась и несколько раз глубоко вздохнула. Обычно они приходили сюда вместе с Анной.

Телефон загудел – пришло сообщение. Сара пробовала новое приложение, которое каждый день присылало какое-нибудь подбадривающее изречение на фоне умиротворяющего пейзажа. Вчерашнее сообщение гласило «Я не стану сравнивать себя с незнакомцами в интернете». Сегодняшнее: «Я сам себе супергерой». Сара прочитала это вслух, выпила стакан холодной воды и заставила себя войти в мамин кабинет.

Гэтсби уже валялся рядом с излишне мягкой цветастой софой. Сара провела пальцами по стоявшему в просторной оконной нише маминому письменному столу из красного дерева – еще викторианских времен, наследие отцовской семьи. За этим самым столом когда-то писал отец. Тогда стол еле влезал в угол родительской спальни их лондонской квартиры.

Сара села за стол и отыскала список маминых паролей – мама вручила его им с Анной, когда заболела. Включив мамин компьютер, она принялась за поиски. Притащила на стол стопку книг про Эллери и попробовала поискать в них ключевые слова и фразы для пятой книги. Просмотрела все внешние диски. Когда поиск принес несколько многообещающих документов, сердце у нее забилось быстрее. Но она тут же понурила плечи. Все это были лишь разные контракты.

Тогда Сара перешла к маминой электронной почте. Уж, наверное, мама посылала черновики Люси или Филу. Поиск по ключевым словам в почте оказался делом нелегким – и принес сотни писем, а всего между Кассандрой и ее литературной командой их были тысячи.

Она залогинилась в личной почте Кассандры и начала искать там. Одно письмо, датированное прошлым августом, оказалось от нее самой. Горло у Сары болезненно сжалось.

От: Сара Грейсон

Кому: Кассандра Бонд; Анна-Катерина Грин

Дата: Вторник, 2 августа, 7:02

Тема: Он ушел

Мама, Анна, он ушел. Вчера вечером мы поссорились. Он сказал, его стартап провалился потому, что я в него не верила. Он спал на диване. Я спала с Гэтсби. А когда проснулась, он оставил мне на футоне книгу «Есть, молиться, любить» и записку:

«Сара, мы оба знаем, что мне пора уйти. Отправляюсь поездить по миру. Хочу найти себя. Тебе тоже стоило бы. Я взял „субару“. Оставлю на парковке в Даллесе. Нам было хорошо, но, полагаю, мы оба знаем, что настало время двигаться дальше.

Всего хорошего,

Майк».

От: Анна-Катерина Грин

Кому: Сара Грейсон, Кассандра Бонд

Дата: Вторник, 2 августа, 7:16

Тема: RE: Он ушел

Ох, Сара, бедная моя. Я сейчас приеду.

P. S. Какого черта? Не мог себе убер вызвать? Бросить жену и заставить ее забирать машину из аэропорта?

P.P.S. Как будто он вообще в состоянии понять Лиз Гилберт!

Мама была в отъезде. Она написала:

От: Кассандра Бонд

Кому: Сара Грейсон, Анна-Катерина Грин

Дата: Вторник, 2 августа, 8:42

Тема: RE: Он ушел

Ох, милая. Пусть уходит. И не верь Майку. Его стартап провалился потому, что он не знает разницы между понятиями «друзья» и «жертвы». Я еду домой. Люблю тебя.

Сара не любила вспоминать то утро девять месяцев назад. Она уже несколько лет не была счастлива в браке, но такой резкий уход – с запиской и книгой – обдал ее холодом и болью. Последний раз они поссорились как раз из-за Кассандры. Майк хотел снова одолжить у нее денег, чтобы спасти от банкротства свой стартап по разработке «революционного» приложения для занятий спортом. Сара сказала – ни за что на свете они не станут больше просить денег у мамы. Кассандра и так уже потратила на два прошлых стартапа Майка не одну тысячу долларов. Сара сказала, пора уже пустить в дело юридический диплом и найти себе настоящую работу с постоянной зарплатой. Майк сказал – у него более масштабные планы и грандиозное будущее, чем становиться обычным вашингтонским адвокатом, как его отец. Ночь он провел на футоне в кабинете. В то время он нередко проводил ночи именно там.

Обнаружив на следующее утро книгу и записку, Сара буквально дышать не могла. Написав маме и Анне, она забралась обратно в постель. Ей было очень важно, чтобы они все узнали, – и в то же время почти всерьез хотелось, чтобы они не получали этого письма много дней, а она бы могла так и прятаться под одеялом.

Через час в сумрачное жилище Сары вошла Анна. Она всегда исповедовала принцип «открой ставни и впусти в комнату солнце». Но не тем утром. Тем утром она отправилась прямиком на кухню, заварила чай и приготовила тосты, пока Сара продолжала валяться в постели. Потом принесла ей завтрак на подносе, открывать окно не стала, а улеглась рядом с Сарой и посмотрела с ней несколько эпизодов «Кондитерских войн» подряд. На обед она заказала тайской еды навынос. Она дала Саре вволю выговориться и выплакаться и заварила еще чая.

Потянулись мучительно медлительные, темные и пустые дни. Через пять недель после ухода Майка Саре приснилось, что ее отец приехал в город и остановился у нее. Они приготовили завтрак, он ходил по дому в нарядной фланелевой пижаме и сером полосатом халате. Выглядел он куда старше тех тридцати восьми, в которые умер. Утренняя щетина совсем седая, глубокие морщины, веером расходящиеся от уголков глаз. Но, даже постарев, он остался таким же красивым, как в воспоминаниях Сары. Он крепко обнял ее, и она чувствовала себя любимой с головы до пят. Они ели бейглы с джемом и сливочным сыром. Папа сказал, он может оставаться тут сколько угодно, пока нужен ей. Она осмотрелась вокруг, внезапно застеснявшись своего неубранного дома, испытывая острое желание немедленно привести все в порядок.