Кольчуга мертвеца

Ребята собрались.

Нет, не ребята. Мужчины. Бранд как-то вдруг резко это понял. Да, у них едва борода пробивается, но кто же они, как не мужчины? Испытание прошли, сейчас присяга будет!

Они собрались под рукой мастера Хуннана – в последний раз. Наставник учил их, спрашивал за выученное, ковал их подобно железу на наковальне в кузнице Гейден. А сейчас они стояли на морском берегу, куда столько раз ходили тренироваться. Только теперь у них в руках были не деревянные, а настоящие мечи.

Они собрались и стояли в новых доспехах, и глаза у всех блестели, а дыханье спирало при одной мысли: как же! Поход! Королевский поход! Время повернуться спиной к Отче Миру и отдаться каждой мышцей и сухожилием его супруге, Матери Войне с окровавленным ртом. Время сражаться ради славы и чести сидеть за королевским столом, ради того, чтоб о тебе сложили песни сказители!

Ну и ради того, чтобы вернуться домой с добычей.

Некоторые, впрочем, уже сейчас гляделись натуральными героями: отличная кольчуга, хороший меч, все новенькое и блестит. Это те, кому повезло с богатенькими родителями. А вот у Бранда была только Рин – и хотя с сестрой ему незаслуженно повезло, кольчугу пришлось позаимствовать у Гейден, за десятую часть того, что ему достанется в походе. Кольчуга досталась так себе: снятая с покойника, потемневшая от старости, наскоро переплетенная по размеру. Кстати, под мышками она все равно болталась. А вот топор у него был отличный – начищенный, острый, как бритва. И щит тоже хороший – год на него копил, как-никак. Рин на нем нарисовала голову дракона, так получилось не хуже, чем у всех.

– А чо сразу дракон? – насмешливо заломив бровь, поинтересовался Раук.

Бранд отфыркнулся:

– А чо бы и не дракон?

Будет он еще обращать внимание на глупые подначки в такой день.

Это ж день, когда он отправляется в свой первый поход!

И не какой-нибудь обычный поход, нет! Таких и старики не упомнят! Столько людей не вел даже король Атрик в Сагенмарк! Бранд поднялся на цыпочки: ух ты, сколько народу, стоят плотно по всему берегу, железо на солнце блестит и дым от костров к небу подымается… Пять тысяч воинов, сказал Хуннан, и Бранд вытаращился на свои пальцы: это ж сколько их надо загибать, чтобы каждую тыщу насчитать? У него аж голова, как на верхотуре, закружилась.

Пять тысяч! Боги, как же велик этот мир, что в нем такая прорва народу помещается!

Здесь собрались воины, которых снарядили в бой купцы и торговцы, – и державшиеся тесными группками оборванные горцы, только сегодня спустившиеся к морю. Здесь стояли полные достоинства мужи, и рукояти их мечей сверкали серебром, и здесь же стояли грязные бедняки, вооруженные лишь копьями с кремневыми наконечниками. Здесь собрались мужчины с боевыми шрамами и люди, которые ни разу в жизни не проливали крови.

Такое не часто увидишь, и на склонах холма под городскими стенами собралось полгорода. Матери и отцы, жены и дети – все они пришли помахать вслед сыновьям и мужам, помолиться об их счастливом возвращении – и о том, чтобы вернулись они не с пустыми руками. Здесь стояла и вся Брандова семья, можно не сомневаться. То есть Рин. Одна Рин. Он сжал кулаки и вскинул лицо, по щеке тут же хлестнул ветер.

Она еще будет им гордиться. Он поклялся не ударить в грязь лицом.

Настроение у всех было не как перед началом войны, а как на свадьбе: в воздухе плавал дым, все смеялись, шутили, пели, спорили. В толпе сновали молитвопряды, за денежку предлагая составить благословение, торговцы, вешающие всем на уши лапшу, что, мол, настоящий воин всегда берет в поход запасной пояс. Так что с похода короля Атиля рассчитывали поживиться не только воины…

– За медный грошик заговорю оружие на удачу, – бормотала нищенка, продававшая амулеты. – Дадите еще грошик – сделаю заговор на попутный ветер, за третий…

– Заткнись, – гаркнул мастер Хуннан, отпихивая ее в сторону. – Король говорить будет.

Кругом зазвенел доспех – все разворачивались лицом к западу. К курганам мертвых властителей, что грядой уходили к северу и вдалеке превращались в ряд осевших, разметанных ветрами земляных горбов.

А над ними, на вершине песчаной дюны стоял король Атиль, и высокую траву у его ног хлестал морской бриз. Король держал в руках свой меч простой серой стали – осторожно и любовно, как больного ребенка. Король вышел в самом простом доспехе: зачем золото тому, чье главное украшение – боевые шрамы? В глазах его полыхало недоброе пламя, и все знали: вот муж, которому неведомы ни страх, ни милосердие! Вот король, за которым каждый воин рад пройти до Последней двери и далее!

Рядом стояла королева Лайтлин и придерживала непраздное чрево, на груди блестел золотой ключ, а золотые волосы подхватывал и подбрасывал, словно знамя, морской ветер. И все знали: вот владычица, которая, как и ее супруг, не знает страха и милосердия! Говорили, что корабли и половина войска оплачены ее золотом, а королева не из тех, кто упустит случай вложить деньги с выгодой!

Гордо вскинув голову, король медленно шагнул вперед. Потом шагнул снова. Все затаили дыхание, сердце колотилось как сумасшедшее, да не у него одного.

И наконец:

– Со мной ли вы, храбрецы Гетланда?!

Бранд со своим отрядом новобранцев стоял рядом и потому расслышал слова короля, остальным их передавали капитаны кораблей. Над длинным берегом загуляло эхо, заглушаемое порывами ветра.

И тут войско согласно взревело в ответ, ощетинившись оружием. Железо засверкало в лучах Матери Солнце, и в этих бликах, в этом свете все они были как братья. Все они были готовы умереть за тех, с кем стояли плечом к плечу. У Бранда была только сестра, да, но сейчас он чувствовал, словно рядом с ним на этом песке стоят пять тысяч братьев, и от этого сильного, странного чувства, то ли любви, то ли гнева, то ли всего этого вместе, у него навернулись на глаза слезы, а в сердце потеплело. И совсем не жалко стало расстаться с жизнью – потому что братство и единение того стоили!

Король Атиль вскинул руку, требуя тишины.

– Сердце мое исполнено радости – столько братьев я вижу перед собой! Здесь и умудренные воины, прошедшие через десятки битв, и смелые юноши, показавшие себя только на тренировочной площадке! Все вы собрались здесь ради благого дела, а боги и праотцы наши смотрят на нас и радуются!

И он широко раскинул руки и развернулся к курганам:

– И разве приходилось им видеть столь могучее и многочисленное воинство?

Кто-то неосторожно вякнул:

– Нет!

В ответ кто-то заржал, а потом все хорошо заорали:

– Нет! Нет!

И король Атиль снова поднял руку – тише, мол.

– Островитяне посылали свои корабли против нас. Грабили нас, и уводили детей наших в рабство, и проливали кровь на нашей родной земле!

Войско гневно зароптало.

– Это они повернулись спиной к Отче Миру и открыли дверь для Матери Войны, и впустили ее, чтобы она вошла к нам дом!

Ропот становился все громче, и Бранд понял, что рычит, подобно зверю, вместе со всеми.

– Но Верховный король говорит: нечего этим гетландцам собираться под знаменами Матери Войны! Верховный король говорит: нет, пусть гетландцы не вынимают мечи из ножен! Верховный король говорит: пусть молчат и терпят, когда их оскорбляют! Так скажите же мне, гетландцы, каков будет наш ответ?!

И из пяти тысяч глоток вырвался одновременный, оглушающий, срывающий горло рев:

– Сталь!!!

И Бранд ревел до хрипоты вместе со всеми.

– Да.

И Атиль крепче прижал к себе меч, и простая рукоять коснулась изборожденной глубокими морщинами щеки, словно ладонь любимой.

– Сталь – вот наш ответ! Багряный день ждет островитян! Пусть они запомнят его, и веками вспоминают с рыданиями!

И с такими словами он широко зашагал к Матери Море, а за ним, плечом к плечу, последовали его военачальники и дружинники, все как на подбор знаменитые воины, о которых рассказывали легенды, и Бранд с детства мечтал воевать у них под рукой. А те, кто еще не попал в песни бардов, проталкивались к королю, пытаясь хоть одним глазком взглянуть на него, дотронуться до плаща, встретиться с льдисто-серым взглядом. Вокруг то и дело орали: «Железный король!» и «Атиль!», а потом крики слились в мерное скандирование: «А-тиль! А-тиль!», люди били в щиты, звенела сталь.

– Время выбирать будущее, парни.

И мастер Хуннан потряс холщовую сумку. Внутри забрякали дощечки жребия.

Все столпились вокруг, пихаясь и довольно похрюкивая, ни дать ни взять боровы у кормушки, и Хуннан один за другим вынимал своими шишковатыми пальцами жребии из мешка и впечатывал их в протянутые жадные ладони. На каждом деревянном кругляше вырезан был знак – морда того зверя, что украшала нос корабля, к которому парень – точнее, уже мужчина! – теперь приписан. Он присягнет тамошнему капитану, станет одним из команды, будет сражаться и грести вместе со своими новыми товарищами.

Те, кому уже достался жребий, восторженно вопили и поднимали его высоко над головой, кто-то уже спорил, чей корабль и чей капитан лучше, а кто-то смеялся и обнимался – Матерь Война соблаговолила посадить их за одно весло.

Бранд ждал, вытянув руку. Сердце бешено колотилось. Речь короля наполнила его сумасшедшим, пьяным восторгом: он сейчас пойдет в поход! И он больше не мальчишка! Прощай, бедность! Прощай, одиночество! Теперь-то он точно совершает благое дело и пребывает в свете, а вокруг него – семья воинов!

Бранд ждал и смотрел, как ребята получают место на ладьях – парни, с которыми он ладил, парни, с которыми он не ладил, хорошие воины и скверные… Он ждал, а толпа жаждущих все уменьшалась, и жребиев в мешке становилось все меньше, и наконец он даже задумался: а не потому ли он остался последним, что выиграл место за веслом королевской ладьи! Вот это честь! Каждый бы хотел оказаться на таком месте! Хуннан обносил его жребием раз за разом, и надежда Бранда крепла. Он ведь заслужил это, разве нет? Он же трудился как проклятый, он же ж достоин! Он же поступал так, как поступает воин Гетланда!

Раук подошел последним, и Хуннан вытащил для него деревянный, не серебряный жребий. Парень посмурнел, но все-таки сумел улыбнуться, пряча разочарование. Остался только Бранд. Он стоял все так же, с протянутой рукой. Парни вокруг замолчали.

И тут Хуннан улыбнулся. Бранд никогда не видел, чтобы тот улыбался, и непроизвольно улыбнулся в ответ.

– А это тебе, – сказал наставник и медленно, медленно-медленно вытащил испещренную шрамами руку из мешка.

Вытащил руку, а в ней…

Ничего.

Ничего не было в его руке. Ни королевского серебра. Ни простого деревянного кругляшика. Только пустой мешок, вывернутый наизнанку, зияющий криво прошитым нутром.

– Ты что ж, думал, я не узнаю? – спросил Хуннан.

Бранд уронил руку. Все они сейчас стоят и смотрят на него. Он это кожей чувствовал. Все взгляды устремлены на него. Щеки загорелись, как будто ему залепили пощечину.

– Узнаю что? – пробормотал он, хотя прекрасно понимал, о чем речь.

– Что ты этому калеке Ярви на ушко нашептал. Про то, что случилось у меня на тренировке.

Все молчали, а Бранд почувствовал, как кишки завязались в тугой узел.

– Колючка… она не убийца, – выдавил наконец он.

– Эдвал мертв. И это она его убила.

– Ты дал ей испытание, которое невозможно выдержать.

– Я решаю, кому какое испытание положено, – отрезал Хуннан. – А вы их проходите – или нет. Ты свое не прошел.

– Я поступил правильно.

Брови Хуннана полезли вверх. Нет, он не рассердился. Просто удивился. Сильно.

– Ну ладно. Утешай себя. Но мне, видишь ли, тоже надо правильно поступать. Так, чтобы уберечь людей, которых я учу искусству боя. На тренировочной площадке я ставлю вас друг против друга в поединке. Но на поле боя вы должны стоять плечом к плечу. А Колючка Бату всегда одна против всех. Люди бы погибли – и все ради того, чтобы она могла мечом помахать. Нет уж, лучше им без нее в поход идти. И без тебя.

– Воинов Матерь Война отбирает, – выдавил Бранд.

Хуннан лишь пожал плечами:

– Вот пусть она тебе корабль и ищет. Ты хорошо дерешься, Бранд, но человек ты плохой. Хороший – он плечом плечу с товарищем стоит. И строй держит.

Может, нужно было прорычать: «Это нечестно!» Как Колючка тогда. Но Бранд никогда языкастостью не отличался. И с нужными словами не нашелся. Вроде как следовало разъяриться, а ярости не было. Он даже пискнуть не сумел, когда Хуннан развернулся и прошел прочь. Даже кулаки не сжал, когда мимо пошли парни. Парни, с которыми он тренировался все эти десять лет.

Некоторые поглядывали с презрением. Некоторые удивленно. Один или двое сочувственно похлопали по плечу. Но все они прошли мимо. Прошли к берегу, к прибою и к качающимся на волнах кораблях. Место на которых они заслужили. Пошли приносить клятвы верности. В поход, о котором Бранд мечтал всю свою жизнь. Раук шел последним, небрежно придерживая рукоять нового меча. Лыбясь через плечо.

– Ну чо, свидимся, как вернемся…

А Бранд остался стоять один. И стоял так долго. Не двигаясь. Стоял один, в чужой кольчуге, и над широкой полосой песка кричали чайки. На песке отпечатались следы мужчин, которых он считал своими братьями. Стоял один, глядя на то, как отчалил последний корабль и поплыл прочь, в открытое море. А с ним и все Брандовы надежды.

Вот так с ними всегда, с этими надеждами…