Зубы и пальцы

«Времени мало. Мы должны работать быстро».

Глокта кивнул Секутору. Тот улыбнулся и стащил мешок с головы Сеппа дан Тойфеля.

Мастер-распорядитель монетного двора был сильным мужчиной внушительного вида. На его лице уже проступали кровоподтеки.

– Что все это значит? – заревел он, пытаясь изобразить благородное негодование. – Да вы знаете, кто я такой?

Глокта фыркнул:

– Разумеется, мы знаем, кто вы такой. Неужели вы думаете, что мы имеем привычку хватать на улицах всех без разбора?

– Я мастер-распорядитель королевского монетного двора! – вопил пленник, пытаясь сбросить путы. Практик Иней бесстрастно взирал на него со сложенными на груди руками. Железные инструменты уже лежали в жаровне, светясь оранжевым сиянием. – Да как вы смеете…

– Я не могу говорить, когда меня постоянно перебивают! – закричал Глокта. Иней свирепо пнул Тойфеля в голень, и тот взвыл от боли. – Как заключенный подпишет признание, если у него связаны руки? Немедленно развяжите его!

Пока альбинос развязывал запястья пленника, Тойфель тревожно озирался по сторонам. Потом он увидел топорик. Отполированный металл сверкал в ярком свете светильников, словно зеркало.

«До чего прекрасная вещь. Тебе хотелось бы держать его в руках, не правда ли, Тойфель? Ручаюсь, ты был бы не прочь отрубить им мою голову».

Он почти надеялся на это – правая рука пленника, казалось, была готова потянуться к оружию, но Тойфель всего лишь отпихнул лист с текстом признания.

– Ага, – проговорил Глокта. – Мастер-распорядитель у нас, как я вижу, правша.

– Мастер-распорядитель у нас правша, – прошептал Секутор на ухо пленнику.

Тойфель поглядел через стол сузившимися глазами.

– Я вас знаю! Вы Глокта, не так ли? Тот самый, которого взяли в плен в Гуркхуле и потом пытали. Занд дан Глокта, верно? Так вот, могу вам сказать, что на сей раз вы совершили глупость! Большую глупость! Когда об этом услышит верховный судья Маровия…

Глокта вскочил на ноги и отпихнул назад стул, заскрежетавший по плиткам. Его левая нога взорвалась болью, но он не обратил на нее никакого внимания.

– Посмотри-ка на это! – прошипел он, широко раскрывая рот, чтобы испуганный пленник мог как следует взглянуть на его зубы.

«Или на то, что от них осталось».

– Ты видишь это? Видишь? Там, где они выкрошили зубы сверху, снизу они их оставили. А там, где уничтожили снизу, оставили сверху, и так по всей челюсти. Видишь? – Глокта растянул пальцами углы рта, давая Тойфелю хорошенько рассмотреть то, о чем он говорил. – Это делали с помощью крошечного зубила. По маленькому кусочку каждый день. Это длилось несколько месяцев! – Глокта с трудом сел обратно на стул и широко улыбнулся. – Превосходная работа, а? И какая ирония! Оставить человеку половину зубов, но так, чтобы ни от одного из них не было толку! Я ем исключительно суп.

Мастер-распорядитель гулко сглотнул. Глокта увидел каплю пота, сбегающую по его шее.

– И зубы были только началом. Представляешь, мне приходится мочиться сидя, словно я женщина. Мне тридцать пять лет, однако я не могу встать с постели без посторонней помощи! – Он снова откинулся на спинку стула и вытянул ногу, болезненно поморщившись. – Каждый день для меня – это ад. Каждый божий день! Так неужели ты всерьез веришь, что способен сказать что-то такое, что меня испугает?

Глокта рассматривал пленника, выдерживая паузу.

«Половины былой самоуверенности как не бывало».

– Подпиши признание, – прошептал он. – Тогда мы сможем посадить тебя на корабль до Инглии, и у нас еще останется время, чтобы поспать этой ночью.

Лицо Тойфеля стало почти таким же белым, как у практика Инея, однако он продолжал молчать.

«Скоро архилектор будет здесь. Может быть, уже идет. Если к тому времени, как он появится, у меня не будет признания… тогда мы все отправимся в Инглию. В лучшем случае».

Глокта ухватился за свою трость и поднялся на ноги.

– Мне нравится считать себя мастером, однако мастерство требует времени, а мы уже и так потеряли половину ночи, пока разыскивали тебя по городским борделям. Хорошо еще, что практик Иней наделен тонким обонянием и великолепным чувством направления. Он способен найти по запаху крысу, спрятавшуюся в сортире.

– Крысу, спрятавшуюся в сортире! – эхом повторил Секутор, в чьих глазах отражалось яркое оранжевое сияние жаровни.

– У нас очень плотный график, так что позволь мне говорить напрямую. Через десять минут ты подпишешь признание.

Тойфель фыркнул и скрестил руки.

– Никогда!

– Подержите его.

Иней сграбастал Тойфеля сзади, сдавив его, словно в тисках, так что правая рука пленника оказалась прижата к боку. Секутор завладел его левым запястьем и растопырил пальцы Тойфеля на изрубленной столешнице. Глокта обхватил рукой гладкую рукоятку топорика и медленно потянул к себе, царапая острием дерево. Он рассматривал лежавшую перед ним руку.

«Какие у него замечательные ногти. Такие длинные и глянцевитые. С такими ногтями будет трудно работать в шахте».

Глокта высоко занес топорик.

– Подождите! – завопил пленник.

Бам! Тяжелое острие глубоко вонзилось в столешницу, аккуратно срезав ноготь с Тойфелева среднего пальца. Тот учащенно дышал, на его лбу выступила испарина.

«Теперь мы посмотрим, что ты в действительности собой представляешь».

– Полагаю, ты уже догадался, к чему я клоню, – сказал Глокта. – Ты знаешь, такую же штуку проделали с одним капралом, которого взяли в плен вместе со мной. От него отрубали по кусочку в день. Он был крепкий человек, очень крепкий. Они добрались выше локтя к тому времени, как он умер. – Глокта снова поднял топорик. – Сознайся.

– Вы не можете…

Бам! Топорик отхватил самый кончик среднего пальца. Кровь хлынула на столешницу. Глаза Секутора улыбались в свете светильников. Рот Тойфеля раскрылся.

«Однако боль придет не сразу».

– Сознайся! – проревел Глокта.

Бам! Топорик отсек кончик Тойфелева безымянного пальца вместе с тонким кружочком среднего, который прокатился по столу и упал на пол. Лицо Инея казалось изваянным из мрамора.

– Сознайся!

Бам! Кончик указательного пальца пленника взлетел в воздух. Его средний палец уже укоротился до первого сустава. Глокта помедлил, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. Его нога пульсировала от напряжения. Кровь капала на плитку мерным «кап-кап-кап». Тойфель расширенными глазами смотрел на свои укоротившиеся пальцы. Секутор покачал головой.

– Превосходная работа, инквизитор! – Он щелчком отправил один из отрубленных кружков плоти через весь стол. – Такая точность… Я в восхищении.

– А‐а‐а! – завопил мастер-распорядитель монетного двора.

«Вот теперь до него дошло».

Глокта снова занес топорик.

– Я сознаюсь! – завизжал Тойфель. – Я сознаюсь!

– Ну и прекрасно, – спокойно произнес Глокта.

– Прекрасно, – повторил Секутор.

– Пвеквафно, – сказал практик Иней.

Просторный и пустынный Север

Маги – это древний и загадочный орден посвященных в тайны мира, искушенных в путях волшебства. Маги обладают мудростью и могуществом, о каких простые люди даже не смеют мечтать. Так гласит молва. Казалось бы, член подобного ордена найдет способ отыскать нужного ему человека, даже если человек тот блуждает в одиночестве по просторному и пустынному Северу. Но если таковой способ и был, маг явно не торопился.

Логен поскреб спутанную бороду, размышляя над тем, что могло задержать великого. Может, заблудился? Логен снова и снова спрашивал себя, не лучше ли было оставаться в лесах, где, по крайней мере, хватало еды. Но духи сказали идти к югу, а на юг от холмов лежали эти поблекшие пустоши. Вот он и ждал здесь, в вересковых зарослях, в грязи, измученный капризами погоды и постоянно голодный.

Его сапоги совсем износились, и он разбил свой маленький лагерь недалеко от дороги, чтобы случайно не пропустить чародея. Со времен войны Север был полон всякого опасного отребья – дезертировавших солдат, подавшихся в разбойники крестьян или просто безземельных и отчаявшихся людей, которым нечего было терять. Логен, однако, о разбойниках не думал. Ни у кого из них нет причин тащиться в эту дыру в заднице мира. Ни у кого, кроме самого Логена и мага.

Поэтому Логен сидел и ждал, потом искал себе еду, ничего не находил, садился и опять ждал. В это время года пустоши промокали насквозь под внезапными ливнями. При каждой возможности Логен разводил дымные маленькие костерки, чтобы поддержать себя и привлечь внимание любого волшебника, кому случится проходить мимо. Этим вечером шел дождь, но некоторое время назад он прекратился, и стало достаточно сухо для разжигания огня. Котелок уже стоял на огне, и в нем варилась похлебка из последних кусков мяса, принесенных из леса. Утром придется идти дальше и искать пищу. Маг может нагнать его и попозже, если еще не бросил эту затею.

Логен помешивал скудное варево и гадал, направиться ему завтра обратно на Cевер или дальше к югу, когда услышал на дороге топот копыт. Одна лошадь, скачет медленно. Логен выпрямился, сидя на своей куртке, и подождал еще. Послышалось ржание, звякнула сбруя. Над гребнем холма показался всадник. Из-за блеклого солнца, висевшего низко над горизонтом позади, Логен не мог хорошенько рассмотреть появившегося человека, но в седле тот держался напряженно и неуклюже, словно не привык к дороге. Всадник осторожно понукал свою лошадь, побуждая ее приблизиться к костру, потом остановился в нескольких ярдах от Логена и натянул поводья.

– Добрый вечер, – сказал он.

Он ни в малейшей степени не соответствовал тому образу, который представлял себе Логен. Маг оказался тощим, бледным, болезненного вида молодым человеком с темными кругами под глазами, с длинными волосами, облепившими голову после прошедшего дождичка, и нервной улыбкой. Не столько мудрый, сколько мокрый, и определенно не обладающий могуществом, о каком не смеют мечтать люди. Он казался голодным, озябшим и больным. Если подумать, он выглядел так, как чувствовал себя Логен.

– Разве у тебя нет посоха?

Молодой человек, по-видимому, удивился.

– Нет… то есть э‐э… дело в том, что я не маг, – ответил он и замолчал, нервно облизав губы.

– Духи сказали, что меня ищет маг. Но они часто ошибаются.

– А‐а… ну да. Я только ученик. Мой хозяин – великий Байяз. – Тут он почтительно склонил голову. – Первый из магов, мастер высокого искусства, наделенный глубочайшей мудростью. Я послан, чтобы найти тебя и привести… – В голосе молодого человека внезапно зазвучало сомнение. – Ты ведь Логен Девятипалый?

Логен поднял левую кисть и взглянул на бледного юношу через просвет на том месте, где раньше был его средний палец.

– О, замечательно! – Ученик облегченно вздохнул, но вдруг осекся. – Ох, то есть я хотел… э‐э… мне жаль, что ты потерял палец.

Логен рассмеялся – в первый раз с тех пор, как выбрался из реки. Не особенно смешная фраза, но он хохотал во все горло. Это было приятно. Юноша тоже улыбнулся и с болезненной гримасой соскользнул с седла.

– Меня зовут Малахус Ки.

– Малахус – как?

– Ки, – повторил тот, придвигаясь к костру.

– Что это за имя?

– Я родом из Старой империи.

Логен никогда не слышал о подобном месте.

– Империи, вот как?

– Ну, она когда-то была империей. Самый могущественный народ на Земном круге. – Юноша неловко присел на корточки возле костра. – Но ее былая слава давно исчезла. Сейчас там лишь огромное поле битвы.

Логен кивнул: он хорошо знал, как выглядит поле битвы.

– Это очень далеко отсюда. На западе мира. – Ученик мага неопределенно махнул рукой.

Логен опять расхохотался:

– Там восток!

Ки печально улыбнулся.

– Я провидец, хотя, кажется, не очень хороший. Мастер Байяз послал меня отыскать тебя, но звезды не благоприятствовали мне, и я заблудился в грозу. – Он смахнул с лица волосы и развел руками. – У меня была вьючная лошадь с провиантом и снаряжением и еще один конь для тебя, но я потерял их во время бури. Боюсь, я плохой путешественник.

– Похоже на то.

Ки достал из кармана фляжку и наклонился над костром. Логен взял ее у него, открыл и сделал глоток. Горячая жидкость пробежала по гортани, согревая его до корней волос.

– Ну что ж, Малахус Ки, ты потерял провизию, но оставил при себе то, что действительно важно. В такие дни надо постараться, чтобы заставить меня улыбнуться. Приветствую тебя у своего костра!

– Благодарю тебя. – Ученик помедлил, протягивая ладони к чахлому пламени. – Я не ел два дня… – Он тряхнул головой, и его длинные волосы закачались из стороны в сторону. – Это было… тяжелое время.

Он снова облизал губы и посмотрел на котелок. Логен протянул ему ложку. Малахус Ки воззрился на нее большими круглыми глазами.

– А ты сам уже поел?

Логен кивнул. На самом деле он не успел поесть, но несчастный ученик мага выглядел совсем изголодавшимся; к тому же еды едва ли хватило бы даже на одного. Логен еще раз отхлебнул из фляжки. Этого пока хватит.

Ки набросился на похлебку. Закончив, он выскреб котелок, облизал ложку, а вдобавок вылизал еще и края котелка. Наконец он откинулся назад, опираясь на большой валун.

– Я у тебя в неоплатном долгу, Логен Девятипалый, ты спас мне жизнь! Я и не осмеливался надеяться, что ты окажешься столь гостеприимным хозяином.

– Ну, ты тоже не совсем то, чего я ожидал, если честно. – Логен снова отхлебнул из фляжки и облизал губы. – Кто такой этот Байяз?

– Первый из магов, мастер высокого искусства, наделенный глубочайшей мудростью. Боюсь, он будет очень недоволен мной.

– То есть его следует бояться?

– Ну, – слабым голосом проговорил ученик, – характер у него действительно немного вспыльчивый.

Логен сделал еще глоток. Теперь тепло разлилось по всему телу, и в первый раз за прошедшие недели он почувствовал, что согрелся. Некоторое время ученик и Логен молчали.

– Чего он хочет от меня, Ки?

Ответа Девятипалый не услышал. С той стороны костра донеслось негромкое похрапывание. Логен улыбнулся и, завернувшись в куртку, тоже улегся спать.

Ученик мага проснулся от неожиданного приступа кашля. Стояло раннее утро, и хмурый мир вокруг был окутан туманом. Пожалуй, так даже лучше: здесь не на что смотреть, кроме нескончаемых миль грязи, камня и чахлых зарослей бурого утесника. Все покрывала холодная роса, но Логен ухитрился сделать так, что один тощий язычок пламени еще горел. Волосы облепили бледное лицо Ки. Он перекатился на бок и сплюнул мокроту на землю.

– О‐о‐ох, – прохрипел он, закашлялся и сплюнул еще раз.

Логен навьючивал последние остатки своего скудного снаряжения на несчастную лошадь.

– Доброе утро, – сказал он, поднимая голову и глядя в белое небо. – Хотя не очень-то оно и доброе.

– Я умру… Я умру, и мне уже не придется двигаться.