Он отчаянно покраснел и больше не мог взглянуть на гостью, молча сопровождая ее по саду.

Они прошли через полукруглую арку, и все внимание Суинь оказалось прикованным к Ли Тао. Тот стоял в тени изящной беседки из кедрового дерева. Именно стоял, а не сидел. Похоже, наместник никогда не делал лишних шагов или ненужных движений. Он повернулся и окинул ее внимательным взглядом, следя за ее приближением. Дикая и необузданная сторона его натуры, казалось, исчезла. По крайней мере, Лин Суинь очень на это надеялась. Ее пульс забился быстрее.

– Госпожа Лин.

Ли Тао пригласил ее присесть, указав рукой на скамейку, однако она замерла у входа в беседку, отказываясь подходить ближе. Цзюнь остановился рядом с ней, выглядел он очень смущенным.

– Трудно оставаться любезной, когда в последнюю нашу встречу вы угрожали мне ножом.

Спокойное лицо Ли Тао нахмурилось. Взмахом руки он отпустил Цзюня, и мальчик быстро скрылся из вида, занявшись каким-то делом в саду.

– Я напугал вас, – произнес наместник Ли. – Прошу простить меня. Пожалуйста, присядьте.

Его внешняя вежливость и любезность не убедили ее. Лин Суинь вошла по деревянным ступенькам в беседку и заметила, что тень усталости залегла у Ли Тао на лице. Суинь обошла наместника и присела на каменную скамейку.

Ее сердце бешено стучало не только от страха. Близость его горячила ей кровь, искушая бросить вызов судьбе. Что делало Ли Тао еще более опасным, чем Гао и все остальные могущественные интриганы, когда-либо строившие против нее заговоры. Когда наместник присел по другую сторону стола, Суинь была счастлива, что их разделяет дополнительный барьер.

– Жу Шань в отъезде, – произнес Ли Тао. – Мне необходимо назначить вам другого телохранителя.

Лин Суинь расправила рукава и элегантным движением сложила руки на столе, стараясь скрыть нервозность. Она прекрасно знала, где сейчас Жу Шань. Он воспользовался предлогом навестить больного отца, чтобы выполнить ее поручение.

– Вы боитесь, что я убегу, наместник Ли? Не тревожьтесь – я заблужусь в бамбуковом лесу, прежде чем смогу отыскать дорогу.

– Вас не следует оставлять одну. Особенно после того, что случилось.

«Что случилось?»

– Мне пока еще никто не угрожал, кроме вас.

Он надолго замолчал, и Лин Суинь испугалась, что повела себя слишком резко.

– Примите мирное подношение, – наконец сказал наместник.

Ли Тао поставил обернутый тканью сверток на стол. Суинь с удивлением смотрела на наместника, жестом повелевшего ей открыть подарок. Воистину, это самое странное из ее знакомств. Она даже не могла точно определить, кем был для нее Ли Тао – советником, защитником, компаньоном?.. Безумцем.

Возможно, Лин Суинь и сама была безумной. Почему же ее так искушает возможность принять его сомнительное покровительство? Ей хотелось спрятаться в этом доме, стоящем в окружении бамбукового леса.

А ведь ее послание императору уже приближается к столице. Даже если бы Ли Тао и не был столь непредсказуемым, она не могла бы остаться. Когда сюда явится император Шэнь, ее также могут счесть заговорщицей, не вникая в то обстоятельство, что госпожа Лин содержалась здесь помимо своей воли. Или, что еще хуже, придя с мечами и стрелами в гнездо мятежа, императорские слуги просто не станут выяснять, кто есть кто.

Лин Суинь потянулась, чтобы развязать ленту на свертке, однако смущенно остановилась, вспомнив другой подарок, который она совсем недавно открывала в присутствии Ли Тао.

– Это не ловушка, – ободрил наместник, когда Суинь взглянула на него.

Образ пятнадцати кинжалов преследовал ее. Лин Суинь боялась спросить о странной посылке, будто эта тайна могла причинить ей вред, если она ее раскроет.

Пока прекрасная пленница возилась с узлами, Ли Тао, отклонившись назад, сосредоточенно ее разглядывал. Его подарок производил нелепое впечатление, принимая во внимание все обстоятельства, и в то же самое время казался удивительно искренним. Оберточная ткань упала, открыв лакированную шкатулку с перламутровой инкрустацией. Когда Лин Суинь открыла крышку и увидела внутри музыкальный инструмент, у нее на мгновение перехватило дыхание. Вид шелковых струн, туго натянутых на лакированной поверхности цитры^[12], пробудил в Суинь восторг. Она оставила свой цинь^[13] в доме у реки вместе со всеми остальными личными вещами.

– Инструмент прекрасен.

– Мастер сказал, что это его лучшая работа, – заметил Ли Тао. – Но я не разбираюсь в таких вещах.

Лин Суинь провела пальцами по полированной поверхности деки, коснулась струн. Ясные, четкие звуки чисто прозвучали в сгустившемся воздухе.

– Вы просто сияете. – В голосе воинственного наместника звучала тайная радость.

Она взглянула на него, от всей души желая не замечать притаившегося в его глазах спокойного удовлетворения. Его взгляд был устремлен прямо на нее.

– Вы когда-нибудь слышали мою игру, наместник?

– Не имел такой чести.

– Хозяйка Лин научила меня. Она научила меня всему. – Прекрасная соблазнительница вынула инструмент из футляра и осторожно положила на колени. – В Лояне я играла на цине по часу каждую ночь, – заметила она, возбужденно шепча, пока настраивала струны. – Всего лишь один час, не более того. Я могла прикрыть глаза и играть, а все эти мужчины сходили с ума от любви ко мне.

Его губы скривились в неопределенную гримасу.

– Все до единого?

– Все до единого.

В доме удовольствий Лояна она сидела за непрозрачным занавесом, чтобы создать атмосферу таинственности. Богатые покровители выбивались из сил, чтобы хоть мельком увидеть искусную исполнительницу. Они были готовы заплатить за это огромные деньги.

И хотя некоторые предложения казались просто заоблачными, хозяйка обычно отвергала их, гордясь своей сметливостью. «Образ богини, который они создают у себя в голове, гораздо более привлекателен, чем тот, который ты сама сможешь когда-либо создать».

Родители Лин Суинь, отказавшиеся от всяких прав на нее, думали, что отдают девочку замуж за торговца. Они и не догадывались, что хорошо одетые слуги на самом деле похищали детей для дома удовольствий. Владелица притона – хозяйка Лин – дала молодой невольнице свое имя, ставшее впоследствии известным по всей Поднебесной.

Ли Тао удобно уселся на скамейке. Суинь надела на пальцы костяные колпачки и извлекла несколько нот, погружаясь в звук и ритм инструмента.

– Какую песню вы хотите услышать? – спросила она.

– Я не знаю никаких песен.

То, как он смотрел на нее, наполняло ее сердце предчувствиями. Ли Тао положил руки перед собой на стол; казалось, он наконец-то немного расслабился. Лин Суинь потрясли сокровенность и личный характер ситуации – она собиралась дарить ему наслаждение своей игрой, и между ними не было ничего. Ни занавеса, ни дешевых уловок Лояна.

Да, ничто не стояло между ними – лишь обман и предательство. Она задумала интригу, желая избавиться из заточения, а он каким-то образом хотел использовать бывшую императорскую наложницу в своих политических целях.

– Эта мелодия вам понравится, – пообещала Лин Суинь. Она пристально посмотрела на струны. – Она повествует о битве.

Руки госпожи Лин были тонки и изящны. Они порхали над инструментом, то касаясь шелковых струн, то останавливаясь на лакированной деке. Отдельные ноты словно плыли по воздуху, еще не успев сложиться в мелодию. Выражение ее лица стало необыкновенно спокойным. Она приподняла голову, словно прислушиваясь к неведомым ему звукам музыки сфер. Возможно, так Лин Суинь обретала способность читать в умах людей, улавливая скрытый смысл в голосе и интонациях.

Наконец она расправила плечи и возложила руки на струны. Лин Суинь выдохнула, собралась и начала играть.

Одна из многочисленных легенд, связанных с ее именем, гласила, что Лин-гуйфэй удалось околдовать Божественного императора музыкой, вспомнил Ли Тао. Говорили, что, играя на цине, она может управлять Вселенной, подчинять себе деревья и звезды. Все это, конечно, поэтическая ерунда, но музыка ее словно врывалась в его тело, проходя насквозь. Ритм заставлял кровь быстрее струиться по венам.

Она играла, прикрыв глаза. Ли Тао также закрыл свои, будто внезапно обретя возможность объединиться с нею во тьме. Госпожа Лин сказала, что мелодия посвящена битве, однако образы, мелькавшие в его голове, ничем не напоминали ему о тех многочисленных сражениях, в которых он побывал за свою жизнь. Не было ни статных боевых лошадей, ни летящих по ветру знамен, ни сражающихся отрядов. Лишь темнота и чистый звук окружали его, скапливаясь в мельчайших частичках его сущности.

Желание переполняло его, эти ритмичные тупые удары вызывали настоящую боль, которой он не мог позволить вырваться наружу. Ли Тао вцепился в подлокотник скамьи.

Лин Суинь, безусловно, относилась именно к тому типу людей, которых Лао Соу старался привлекать на свою службу, – талантливая, находчивая, хитрая. Однако все равно Ли Тао безрассудно жаждал обладать ею. Неужели старик предвидел это?

Когда умолкли финальные аккорды, наместник Ли открыл глаза.

– Вам понравилось? – Суинь продолжала играть.

Вторая мелодия окатила его разум ковшом холодной воды, однако оказалась не в силах облегчить боль, обжегшую тело.

– Вы хорошо играете.

– Воистину, пылкая похвала, – с легким недовольством заметила она. Пальцы ее продолжали нежно перебирать струны.

– Вы не устали от комплиментов? Взгляните тогда на Цзюня. Он боится моргнуть, опасаясь потерять вас из виду.

Лин Суинь рассмеялась, и звук ее смеха прохладным ветерком ударил Ли Тао в грудь. На другом краю дворика Цзюнь склонился над посадкой с клубникой, догадавшись, что пойман с поличным. Ли Тао не мог винить мальчика. Люди старше и знатнее его падали к ногам прекрасной соблазнительницы. Музыка убаюкивала, создавала ощущение мира, которое суровый воин почувствовал впервые за много лет. Ему хотелось с головой погрузиться в сладостные думы и принять предназначенное.

– Куда вы уезжаете каждый день? – спросила Лин Суинь внешне безучастным тоном.

– Вряд ли эти места способны вас развлечь.

Должно быть, именно так ей удавалось выведывать тайны у самых могущественных мужчин империи, подумал наместник. Он не владел искусством заполнять тишину праздной беседой, однако внезапно осознал, что с удовольствием бы сделал это. Чтобы вознаградить ее за миг волшебства.

– Я получил еще одно высочайшее повеление предстать перед императором Шэнем в Чанъане, – заявил Ли Тао. В этом признании не было ничего тайного – императорский указ оглашался по всей Поднебесной.

Нежная музыка прервалась, чтобы продолжиться снова. Лин Суинь вздрогнула, ощутив неприятный холодок.

– Значит, вы должны отправиться ко двору и помириться с императором Шэнем. – Суинь старалась не поднимать глаз от инструмента.

Неужели в ее голосе прозвучала озабоченность? – задавался вопросом Ли Тао.

– Стоит мне явиться в Чанъань, я буду мертв.

– Если вы откажетесь, вас повесят как изменника.

– Изменников обезглавливают, Лин-гуйфэй, – мягко поправил он.

Она накрыла рукой струны, прекращая игру:

– Почему вы упорно продолжаете так меня называть?

– Чтобы напомнить себе, что вы не моя.

Повисла тишина.

– Но вы не хотите меня! – резко воскликнула Лин Суинь. – Вам нужна всего лишь одна ночь.

– Одна ночь может продлиться очень долго.

Румянец, появившийся на ее щеках, застал его врасплох.

Ли Тао был уверен, что искусство флирта давно уже стало второй натурой дорогой куртизанки.

– Я бы не хотела видеть вас повешенным… или обезглавленным.

– Я не сдался бы без борьбы, – пообещал он.

– Война и смерть. Это все, что знаете вы и вам подобные. – Лин Суинь отложила в сторону цинь с таким видом, будто инструмент больше ее не радовал.

– Это предписание – западня, – пояснил Ли Тао. – Чанъань полностью под властью двора и императора. Я сам решу, как мне поступить с тем, что меня там ждет.

Суинь умолкла. Она задумчиво постучала пальцами по столу, подбирая правильные слова.

– Пожалуйста, подумайте еще раз, – произнесла, наконец, Лин Суинь.

– Тут не о чем думать. Гао держит двор в своих руках, – возразил Ли Тао.

Она издала нетерпеливый возглас:

– Я же говорила тетушке, что вы никого не послушаете.

После этих слов между ними воцарилось напряженное молчание. Они смотрели друг на друга, как противники на поле боя. Однако Лин Суинь не была ему врагом. Ли Тао очертил пальцами контур ее губ, коснулся изящной шейки. Дыхание Суинь участилось. Никто другой не посмел бы советовать ему отступить. И уж точно никому не пришло бы в голову заботиться о его благополучии.

Она была прекрасна.

Она была сложна и непредсказуема.

Наместник Ли не доверял ей ни на минуту, однако все равно отчаянно желал. Дисциплина и осторожность теряли для него значение, когда она была рядом.

– Ответьте мне на один вопрос, – попросила Лин Суинь. – Что означал кинжал?

– Это напоминание.

– О чем?

– Об осаде крепости Шибао.

– Битва с Тибетом^[14].

Конечно, Лин-гуйфэй знала историю. Ведь она пятнадцать лет была главной наложницей Ли Мина. Делила постель с императором. Негодование и обида обожгли Ли Тао. Ревность к покойному суверену. Что может быть более недостойным?

– Одно из самых страшных поражений в истории, – проговорил он.

– Но вы удостоились высочайших похвал после этой битвы. Ваше имя стало известно всем.

– Незаслуженно. – Ли Тао никогда не был покорным слугой. Если Суинь хотела воззвать к его чести и обязательствам перед троном, то ее старания были напрасны – он не испытывал подобных чувств. – В конце концов, все долги должны быть уплачены. Смысл посылки этого кинжала в том, что невозможно противиться неизбежному, которое настигает, несмотря на все предосторожности.

Если бы его прекрасная гостья знала правду, что скрывается за славными легендами! Он вовсе не был героем. Ли Тао едва поборол искушение поведать ей обо всем. Однако сейчас, когда старая империя буквально разваливалась на части, это больше уже не имело значения.