1. Настя. Побег

Ей двадцать пять. Замужем. В Москве.

Ноги подгибаются!

Им будто и плевать, что до дома Алинки остается еще добрых пятьдесят метров, они хотят отказать мне прямо здесь, сейчас, потому что “ну как же можно – с этим на душе переходить дорогу? Пусть нас лучше переедут белазом, так мы хоть быстренько помрем, а так – еще не пойми сколько будем мучиться”.

И тут мне сложно спорить. Так оно и есть на самом деле.

В конце концов – не каждый день застаешь мужа в одной постели с любовницей…

Мужа, с которым ты со школы вместе! Вокруг которого ты строила весь свой маленький, оказавшийся таким хрупким мир…

Переход наконец-то заканчивается, и я все-таки останавливаюсь, чтобы стереть с лица слезы, да и глаза промокнуть не помешает. А то уже совсем не вижу, куда иду. Врезалась в какого-то мужика, он меня обматерил и назвал… Ну, это он махнул. Корова из меня не выйдет, разве что если меня умножить на три. Слишком много я ношусь по делам, чтобы быть этим самым жвачным.

Хороший квартал у Алинки.

Тихий.

Да, до метро пилить пятнадцать минут, но зато – не ехать сорок. Нет, я, конечно, уже давно пользовалась благами “столичной квартиры”, но все-таки у нас квартира была менее удачно расположена.

– Зато к студии близко, – пожимал плечами Дэн, когда я жаловалась на мигрени от шумящей под окнами наземной части метро. Менять квартиру мы не стали…

Дэн.

От этого имени в груди все сводит, будто два великана сейчас выкручивают меня в разные стороны, пытаясь выжать из меня последние соки.

Денис Назаров – мой любимый неверный муж – этим именем меня сейчас можно разрезать пополам и покрошить на мелкие кусочки.

Пять лет в браке. Шесть лет отношений.

Предпочитает видеть в своей постели тощих блондинок вместо отправленной к маме жены…

Тошно.

Я еще два часа назад выходила из метро, думала, что же такого приготовлю на ужин – Дэнчик же, поди, за неделю соскучился по домашней еде, а за дверью квартиры меня ждали сладкие охи и ахи, доносившиеся из-за двери спальни.

– Настена! – Алинка окликает меня со своего балкона. И даже с третьего этажа видно, какая у моей подружки суперская форма. В прошлом она у меня фигуристка, сейчас – тренер-хореограф…

– Привет! – Я задираю голову, глядя на неё. – Пустишь меня?

– Нет, на улице сиди, – ехидно откликается мне Алинка, но тут же уходит в квартиру. К домофону пошла.

На ступеньках я обгоняю пожилую Клавдию Семеновну, соседку семейства Черненко по площадке.

Оперная певица между прочим. Голос у неё просто потрясающий! Слушать его из-за стены мне нравилось не меньше, чем в зале.

Домофон не успевает прозвонить даже один раз – Алинка была на изготовке.

Я придерживаю дверь для Клавдии Семеновны.

– Спасибо, Настасья, – церемонно роняет эта дама, проходя в дом и неторопливо проплывает мимо меня, останавливаясь, чтобы поболтать с консьержем.

Грузовой лифт не работает, в моем распоряжении целый обычный, на меня точно хватит.

Я нажимаю на кнопку этажа и бросаю косой взгляд в зеркало.

Мда. Кожа бледная, волосы блеклые, под глазами тени как у панды. А ведь это я еще старалась, не плакала в метро.

Вот именно в таком виде и нужно идти к старой подруге, которую ты видела последний раз три года назад! Как же еще-то донести, что в жизни у тебя все просто отвратительно?!

Они появляются внезапно. Двое рослых молодых мужчин, втискиваются в кабину лифта, в последний момент помешав закрытию дверей. Один успевает ужом скользнуть за моей спиной к стенке лифта, второй двигает меня мощным бедром.

– Можно аккуратнее? – я поднимаю взгляд и собственно лишаюсь дара речи.

Нет, дело не в том, что мужчина, так бесцеремонно двинувший меня в сторону, хорош собой, этого не отнять, конечно, но…

Эти глаза цвета цветущего льна…

Эти мощные плечи, и спина, об которую, наверное, можно стул сломать, а этот медведь и не заметит…

Его так просто узнать, он совсем не изменился. Ну, кроме того, что шесть лет назад его бицепсы не были такими… Внушительными! Хотя и тогда он был самым крупным мужчиной в разряде танцоров-профи.

Его не должно быть здесь. Боже, да он же даже не из России, у меня начались галлюцинации?

– Эмиль, как ты посмел обидеть эту фею? – с нахальной насмешкой и о-о-очень сильным итальянским акцентом говорит парень из-за моей спины, а потом две совершенно внезапные руки обнимают меня за талию и тянут назад, притискивая к крепкому мужскому телу, с головой погружая меня в облако свежего, с нотками сандала, аромата.

Черт, у этого парня даже туалетная вода со мной флиртует!

А то, что ниже пояса, даже не флиртует, а вслух говорит о всех своих непристойных намереньях.

Он что, со стояком так и передвигается или столь рад нашему знакомству? А не быстро?

– Здесь он тебя не раздавит, – хмыкает мне на ухо неизвестный нахал, – не обижайся на Эмиля, фея, он у нас лесной тролль, может затоптать и не заметить.

– Отпустите, – это слово у меня выходит похожим на писк, и когда я поворачиваю голову к мужчине, так беспардонно схватившему и прижавшему меня к себе, я второй раз за пять минут лишаюсь дара речи.

Серые глаза цвета мокрого гранита, ехидная усмешка на таких чувственных для мужчины губах. Второй страйк от моего прошлого за пять минут!

– Ох, мамочки, ущипните меня, – к моему ужасу, эти слова вырываются из моего рта, и Эрик Лусито, не мудрствуя лукаво и не думая никуда исчезать с моих глаз, тут же исполняет эту просьбу.

И куда, куда он щиплет! Уж точно не за руку!

– Да вы с ума сошли, – взвизгиваю я, вырываясь из рук наглеца и потирая пылающую от щипка ягодицу.

– Сеньорита сама попросила, – Змей строит невинную морду, типа ему и без разницы куда щипать. Что плечо, что девичья попка!

Да-да, милый, я тебе, конечно, верю!

– Я не просила, – недовольно рявкаю я, и тут до меня доходит, что мы вообще-то разговариваем на русском. И он его знает весьма неплохо. Шесть лет назад он и английский-то «не знал».

– Ну как же, – всплескивает руками нахальный итальянец, – вы же сказали «ущипните меня».

– Так всегда говорят, когда видят кого-то, кого увидеть не ожидали, – огрызаюсь я больше на автомате, и отчаянно злясь на саму себя. Молодец, Настена. Хотела послать его подальше, теперь будешь лечить синяк.

И все же – Эрик Лусито и здесь? В России? В Москве?

Он почти не изменился, разве что в лучшую сторону. И темные кудри такие же, мягкие, зачесанные назад. Будто эти шесть лет, что прошли, добавились к его выдержке. И пусть на нем всего лишь темная майка и светлые джинсы, передо мной все равно уже не тот красивый парень, что зажигал со мной в Берлине. А шикарный молодой мужчина, горячий настолько, что кончить можно от скользящего взгляда этих темно-серых глаз, а уж если он будет сопровожден этой обворожительной улыбкой…

Не бывает таких совпадений. Не должно быть! Потому что вот сейчас встречать их обоих, двух мужчин из моего прошлого, которых мне страшно даже возрождать в памяти – ох, как это оказывается остро…

И я смертельно боюсь, что сейчас они возьмут и меня узнают!

Вспомнят меня, ту самую, что пять с лишним лет назад в одном из крупнейших клубов Берлина устроила “грязные танцы”. С ними обоими!

Я…

Я была слишком пьяна тогда, чтоб себя контролировать…

– Твой этаж, Эрик, – хмуро роняет Эмиль, глядя на меня своими пронзительно-голубыми глазами. Будто понимает, что мне совершенно не по себе, после такой бесцеремонной охапки.

– Я не могу бросить фею в беде, – нахально сообщает итальянец и снова прижимает меня к себе, еще крепче чем прежде, – мы прокатимся еще на этаж повыше.

– Да прекратите же меня хватать, – раздраженно рявкаю я и дергаюсь, все-таки вырываясь из рук мужчины. Зябко ежусь, оправляю подол длинной юбки.

Вот что сделать, чтоб козлы не тянули к тебе свои наглые руки?

– Не обижайся на этого придурка, – мягко произносит Эмиль, склоняясь ко мне поближе, – он просто третьи сутки без женщин. Я после восьми к нему даже выпить не захожу, боюсь, вдруг на меня накинется, а я совсем не готов к таким экспериментам! Так-то он неплохой парень. Только озабоченный.

– Спасибо за рекламу, друг, – фыркает его приятель, – лучше расскажи сеньорите, сколь долгой и сладкой будет её агония в моей постели.

Я только сильнее ежусь, склоняя голову так, чтобы волосы поглубже прикрыли лицо. Если… Если он узнает – я со стыда сгорю. А если это еще и разойдется по соседям – ох!

Нет, вряд ли они меня вспомнят.

Эрик Лусито, он же – просто Змей, тот самый хам, что меня схватил и не отпускает – успешный итальянский танцор, известен по всей Европе, роковой красавчик.

Эмиль – вот этот вот светловолосый медведь, родился в Швеции, его семья там владеет сетью фитнес-центров. Тоже танцор, но завязал три года назад, сосредоточился на рестлинге, как сам говорил, “танцевал только для своей бабушки”. При его развороте плеч можно позволить себе быть сентиментальным, посмеяться над этим осмелится только человек, у которого давно не было сотрясения мозга и он очень соскучился по этому состоянию.

С ними все понятно. Два молодых самца, от которых даже сейчас веет сексом так, что в этой маленькой кабинке лифта слишком жарко только от моих мыслей. В их постели за месяц бывает столько женщин, сколько у меня – рабочих часов в неделю. Будут они запоминать ту, с которой ни один из них так и не переспал!

Вспомнят они меня, как же.

Тем более – сейчас у меня родной цвет волос, от рыжины, такой любимой мной в безбашенные, наполненные латиноамериканскими танцами девятнадцать, я избавилась, сценического макияжа нет, а он очень сильно накладывал отпечаток на восприятие моего лица. Меня вне сцены не узнавали даже те, кто следил за моей танцевальной карьерой.

Я сейчас мышь. Серая. Блеклая. И все-таки мне страшно что узнают. Настолько, что путь между этажами занимающий секунды две кажется мне вечностью.

Когда двери лифта наконец все-таки разъезжаются и я пулей вылетаю наружу. На Алинкин этаж.

– Настена, ты будто привидение увидела, – замечает Алинка, встречающая меня в своей прихожей.

Нет. Не привидение. Но совершенно неожиданно получила напоминание о том вечере, который мне вспоминать очень стыдно!

– Ну, давай, рассказывай, – Алинка смотрит на меня, как будто боится мне сказать, что у меня нож из спины торчит. Хотя об этом я знаю. – Что у тебя такое случилось? Почему ты сбежала из дома? Назаров, что, все-таки съехал с катушек окончательно и поднял на тебя руку?

Это, конечно, симптомчик – то что она первым делом спрашивает об этом. Только сейчас вот эта мысль в мою голову не помещается.

– Нет, – земля под моими ногами вздрагивает. И по Алинкиной двери я все-таки сползаю, давясь слезами. – Он мне… Изменяе-е-ет…