Глава 2. Летучая

– Светка-а-а…

– Изыди.

– Свет, ну, Свет!

Когда ты легла спать в четыре утра, потому что редачила фотки для долбаного блога, который походу останется сейчас единственным средством заработка, чей-то восторженный писк над самым ухом в половине девятого – это почти то же самое, что звук свежевключенной дрели.

Но Ленка так настойчиво верещит, что мне приходится соскрести себя с кровати.

Ненавижу.

Ненавижу мудаков на понтовых тачках.

Ненавижу ванильных клуш, что испытывают оргазм от блеска серебряных боков крутого мерседеса.

Ненавижу…

Да весь мир я сейчас ненавижу.

Потому что в моей крови слишком мало кофеина.

– Ну и? – кисло смотрю на парковку и отчаянно мечтаю развидеть все, что я на ней сейчас наблюдаю. Я знаю этот мерс. Со вчерашнего дня познакомились. Там, кажется, даже царапина на бампере есть после того, как я с размаху хлестнула по нему сумкой.

– Ну ты что, не видишь, какой крутой?

– Кто крутой? – мрачно спрашиваю. – Мерина вижу выпендрежного. Где крутизна? Можно подумать, ты в жизни мерседесов не видела.

– Света, ты такая… Такая…

– Крутая, что у тебя эпитеты заканчиваются?

– Невыносимая, пипец! – Ленка категорично встряхивает головой.

Смотрю на неё снисходительно. Потом решаю все-таки пожалеть бедняжку. Мягко спрашиваю.

– У тебя маркер есть?

– Тебе нафига?

– Не мне. Тебе, – сую ей под нос свой гипс, – вот тебе книга жалоб и предложений. Оставляй тут свое бесценное мнение, которое, конечно, для меня очень важно.

– Врешь ты все, – пасмурно роняет Ленка, но от идеи испоганить чистый гипс своим бесценным мнением не отказывается – отходит от окна искать маркер, – ты ведь это чтобы поржать мутишь.

– Как ты можешь меня в этом подозревать? Разумеется это только для моего роста над собой как личности, – Говорю, а сама смотрю вниз, на парковку, не отрывая взгляд. Там именно в эту секунду открылась дверца “мерина” и из него на свет божий вылез его хозяин.

– Ну и чего тебе надо, дядя? – спрашиваю беззвучно у оконного стекла.

Ладно, вчера отвез, понятно, совесть мучила. А сегодня чего надо?

Всерьез, что ли, меня воспринял, когда про ментов прикалывалась. Ну… Может, конечно.

А “дядя” тем временем вынимает из машины подставку с двумя картонными стаканами, огибает мерина своего, встает аккурат напротив моего окна и голову задирает.

Между нами четыре этажа, а меня все равно его взгляд насквозь простреливает.

Он поднимает стаканы повыше и салютует ими мне.

Привет, привет, а мы тебя не ждали. И не собирались вроде никуда.

С другой стороны, он пришел вместе с кофе. А кофе я всегда рада, он всегда прекрасен. Оставить оба стакана на расправу сбившему меня мудаку? Нет уж, обойдется!

– Поможешь мне одеться? – спрашиваю у Ленки, отворачиваясь от окна.

Самое главное, не спалиться, что это ко мне приехали.

– Давно не виделись, – приветствую я своего сегодняшнего кофейного дилера, – когда вы там в общагу меня привезли, Александр Эдуардович? В половине первого? И вот восьми часов не прошло, вы снова тут. Поставщик виагры прокатил сегодня? Ваша супруга вынуждена рыдать в подушку без вашего внимания?

Смотрит на меня так, что у меня внутри начинают радостно прыгать бесы. Они очень рады, что первосортный сарказм не пропал впустую. Этот тип снова хочет меня придушить. А в этом, между прочим, смысл моего существования. Всяких властных мудаков доводить до ручки.

– Будешь пить, – хрипло спрашивает он, покачивая в ладони картонный стакан, – или языком чесать?

– И то, и другое буду, – улыбаюсь, отжимая кофе, – впрочем, за второй стакан могу выписать вам помилование и помолчу минуты три. Пока пью.

Думала – согласится вот так вот “заткнуть мне рот”. Почему нет, если я так его бешу, что вчера он даже хватал меня за шею. Я ведь вижу, что садиста своего внутреннего он на крепкой цепи держит. Срываться себе не позволяет. Но у меня ведь талант, я уже говорила. Недаром Ленка с истинным удовольствием начертала на бинтах моего гипса “fucking bitch”. Разве может этот Александр Эдуардович упустить свою выгоду и отказаться от предложенной мною сделки?

– Обойдешься, – он произносит это сухо, мрачно и поднимает повыше стакан, чтобы я к нему даже не тянулась, – треплись сколько влезет. У тебя ведь в защечных железах явно переизбыток яда. Вот и спускай его. А то не дай бог голова взорвется.

Я смотрю на него и щурюсь. В ушах будто звенит удар в невидимый гонг. Кажется, этот тип поинтереснее, чем на первый взгляд показался.

– Так чего вы приперлись? – улыбаюсь, делая первый глоток.

Нет, определенно, у этого типа просто супер-разведка. Утренний кофе с таким количеством сиропа, что от него скулы сводит и запросто слипнется все, что только возможно. Можно было просто угадать, что я пью кофе по утрам, но вот это… Кто-то явно нашел мою любимую барристу в кофейне за три квартала отсюда. Единственная причина, почему я пользуюсь не ближайшей станцией метро, а каждое утро крюк закладываю. И нашел, и допросил. Это ж насколько он боится неприятностей?

– Отвезу тебя на учебу, – мой противник невозмутимо снимает крышку со стакана и хлебает кофе большими глотками, – можешь считать это ролевой игрой. Я – твой водитель. Куда едем, хозяйка?

За "хозяйку" – два с минусом. Совершенно не тем тоном это слово сказал. Мимо кассы. Но я вполне могу показать ему, как это делается.

– Никуда мы с вами не идем, – смягчая голос отзываюсь я, – мне сегодня на пары не надо. Так что вы свободны, господин водитель.

Я специально выделяю слово “господин” тоном, чтобы у этого типа внутри туго натянулась болевая нить. Я умею заставлять этих озабоченных подчинением чертей ощущать прилив голода.

И в его лице я тоже сейчас это вижу. Он бы хотел, чтобы я говорила это всерьез. И я бы могла. Но не буду. Мне просто нравится махать перед носом быка красной тряпкой.

Его тьма поднимается со дна. Я успеваю увидеть в глазах её неслышное колыханье. Будто старый волк заинтересованно приподнимает голову. Поднимает, нюхает воздух, прикидывает, какова же я на вкус.

И снова опускает голову на лапы. Он сыт.

– Не ври, что пар нет. Знаю, что есть.

– Что, расписание тоже разнюхали? Как инфу про кофе?– я беззаботно паркую пятую точку на капот его блестящей тачки. Зря, что ли, она такая чистая, что глядя в неё накраситься можно.

Он не отвечает, просто снисходительно дергает уголком рта. Разнюхал. Да что за хрен-то такой? С какой горы спустился? Мне было неинтересно вообще-то, но сейчас…

Если такие связи, что за ночь может узнать столько – по идее не должен бояться какого-то заявления. Или все-таки…

– Ты все еще здесь? – его бровь сдвигается на миллиметр, но это уже выглядит как офигеть какое изумление. – Должна ведь пулей нестись за вещами. Тетрадки там, помаду в универ захватить надо тебе?

– Я не поеду в универ, – качаю головой, а потом зачем-то опускаюсь до объяснений, – сегодня не еду. У меня официальная причина прогулять сегодня.

– Какая?

Пришла моя очередь самодовольно молчать и красноречиво покачивать загипсованной рукой.

В конце концов, пять лет без единого прогула. Стыд и позор быть такой ответственной.

– Ну и что? – он задумчиво вытягивает из кармана пачку сигарет, крутит её в пальцах. – Чем ты займешься, беспутная? Будешь сидеть на окне и плевать в прохожих ядом?

– Хороший вариант, – киваю я, – жаль только, что ужасно не креативный. В современном мире индивидуальные порции яда рассылаются в социальных сеточках. Пара грамотных комментариев в инсте – и бывшая фэшн-блогерша идет работать уборщицей, потому что ей не насыпали ни вкуса, ни фигуры.

– А тебе что из этого насыпали? Вкус? – он окидывает меня настолько насмешливым взглядом, что у меня инстинктивно нос задирается к небесам.

– Мне насыпали и то, и другое, и с чувством юмора не поскупились. Дядя, ты бы к окулисту сходил. С глазами у тебя беда.

– Схожу, – ухмыляется криво, склоняя голову набок, – и что? Это твои планы? Сидеть в инстаграме и уничтожать конкуренток?

О, как. То есть он уже и про бложик в инсте в курсе? Нет, хорошая у него все-таки разведка. Мне б такую – ух, я бы развернулась.

– Что, есть предложения получше? – склоняю голову набок. Интересно. Он ведь зачем-то стоит, треплется тут со мной. Мог бы уже ехать. Десятый миллион зарабатывать.

– Кто знает, – он затягивается так глубоко, что половина его сигареты мгновенно истлевает, – так, банальщина. Экскурсия по московским мостам на мерсе с открытым верхом…

Смотрю на него, смотрю, смотрю…

– Я не в твоем вкусе, – напоминаю его же слова. Как-то сами по себе изо рта вылетают.

– Ну почему же? – фыркает он. – Когда молчишь, ты вполне ничего.

– Это где ж ты меня такую видел? Во сне? – я почти в голос ржу. А он глядит на меня не мигая, таким осязаемым взглядом, что я почти ощущаю его прикосновение к своему лицу. Да боже мой! Неужели про сон это я угадала? Ничего себе. Таким вот быкам сны вообще сниться не должны. Они для этого слишком серьезны.

Он делает в мою сторону неожиданное движение. Я резко вздрагиваю, инстинктивно взмахиваю рукой, ловлю… Продолговатый узкий блестящий тюбик. Моей помады? Нет. Как моя. Один в один. Только новая.

– Я уберу крышу, – куда-то в сторону глядя говорит Козырь, – хочешь со мной – крась губы.

Время болтовни вышло – он неспешно обходит свою машину, садится на место водителя. Что-то нажимает, и блестящая на солнце крыша его мерина складывается. Я смотрю не на это, смотрю в его темные глаза, не отрывающиеся от меня ни на секунду.

Улыбаюсь. Зубами снимаю с помады колпачок.

Не отказываться же от игры так быстро!

– Как можно было так прокурить тачку, что от неё даже при убранной крыше разит как от табачного завода? – озадачиваюсь первым же делом, когда приземляюсь на черные замшевые сиденья.

– Просто любимая тачка, – скупо откликается Козырь.

Его неприступное лицо будто закрыто плотной маской. Мой противник кажется скалой, об которую разбиваются мои волны.

Я вроде вижу его насквозь, но при этом не понимаю совершенно.

Думала, это разводка, насчет экскурсии по мостам. Но первой же остановкой на нашем пути становится Крымский мост.

– Господин экскурсовод, вы не справляетесь со своими обязанностями. Где рассказ про золотой болт Сталина? Я так его ждала, так ждала!

– Хочешь, остановимся? – спрашивает он невозмутимо, будто и не заметив, что я толкнула его локтем.

– Под камерами? На мосту? – поднимаю брови. – У тебя что, лишние деньги на штраф завелись? Так чего тогда ты со мной мучаешься? Отложил бы на взятку ментам – и дело с концом.

Треплюсь, но ничем не даю понять, что на самом деле – действительно хочется. На этом мосту – потрясный вид, и я его обожаю. И если он предлагает, значит, понимает это. Потому что узнать, что я люблю торчать на этом мосту, он не мог, даже у его службы разведки вряд ли есть приборчики для угадывания мыслей.

И правда понимает. И в согласии моем не нуждается. Без лишних слов он съезжает на крайнюю полосу, к самым перилам тротуара.

Ладно, это его дело, это его сейчас матом обложат!

Плоха та инстаграмщица, которая упустит возможность сделать выгодное селфи на фоне солнечного неба. Я даже дверь не открываю, так через верх и выпрыгиваю из машины. Перила с одной рукой преодолеть уже сложнее, но я справляюсь. А потом и вовсе забираюсь на перила, которые отделяют край моста от реки под ним.

Я люблю высоту. Люблю смотреть вниз и ощущать вкус разворачивающегося подо мной пространства. Подумать только, всего одно движение вперед и…

Крепкая рука обвивает мою талию прежде, чем я успеваю распробовать свое деликатесное блюдо.

Ну что за упырь, весь кайф обломал!

С другой стороны, он ведь не втаскивает меня обратно, да?

Когда я встаю пятками на самую бетонную кромку – слышу яростный вдох. Чувствую, как к удерживающей меня от падения руке прибавляется вторая. Собственно – только на них я и держусь, иначе невозможно, когда под твоими ногами всего пятнадцать сантиметров опоры. Даже стопа до конца не умещается.

И все же, если закрыть глаза… Развести в стороны руки… Тьфу-ты, руку, никак не привыкну к бездействию правой руки. Ну и ладно, одной хватит.

Чувствую, будто ветер, бьющий в лицо, рвет меня на куски. Пытается растерзать и унести к черту, и только две мужские руки этому и препятствуют.

Ничего больше нет, только я и он. Ветер в мое лицо и горячее дыхание, от которого по моей спине бегут мурашки. Кристальный миг безудержной истины.

Хотя, конечно, и его на самом деле нет. Ему просто скучно. Вот и ищет действенное лекарство от своей смертельной тоски. Я в этом плане концентрат безумия. Но и ко мне у таких как он всегда происходит привыкание. Все что и нужно – только немного подождать.

– Эй, не держи меня, – смеюсь, запрокидывая голову, – отпусти, и не станет в этом мире свидетеля твоего паршивого вождения.

Конечно – не отпустит. Под камерами – не отпустит.

– Ты еще не налеталась? – хрипло выдыхает он, и горячее его дыхание пробегается по моей шее.

Раздумываю минутку, снова смотрю вниз, специально, чтобы от адреналина и подвижной воды голова закружилась.

Потом цепляюсь свободной рукой за перила.

– Налеталась. Тащи меня обратно, – разрешаю я.

Уже не терпится посмотреть, насколько охреневшие у него глаза. Сомневаюсь, что хоть где-нибудь он видел такую же дурную бабу!

Удивительно, но он не бежит за каким-нибудь попом, чтобы тот немедленно изгнал из меня демонов. И в дурдом меня отвозить не спешит.

А вот катать продолжает. Будто у него цель – до пустого бака не выпускать меня из машины.

Привозит меня к общаге, когда Москву накрывает ночью. Не тьмой, естественно, Москва не умеет быть темной, лишь только ночным покрывалом туманного неба прикрывается.

Я смотрю на Козыря и перебираю в уме разноцветные шарики сегодняшних воспоминаний.

Как пили кофе на тридцати восьми мостах, смотрели друг на друга и со вкусом молчали.

Как он заставил шеф-повара супер-крутого французского ресторана готовить мне шаурму. Потому что ни на что другое я не соглашалась, конечно.

Как грел мои руки в своих ладонях, когда заметил, что я начинаю мерзнуть. А потом и вовсе вытащил из багажника своей тачки огромную кожаную куртку и набросил её на мои плечи. Если бы меня попросили как-то емко описать эту куртку, я бы сказала, что меня в неё можно целиком упаковать. Если только я свернусь клубочком.

Эта куртка все еще на моих плечах. От неё пахнет куревом и концентрированным баблом. Будто кто-то взял тысячу баксов в прозрачном пузырьке и пропитал этим эликсиром подкладку.

Нет, ну ошизеть же. Ошизеть.

Этот тип со мной весь день провел. И сейчас сидит и молча смотрит. Будто ему приказали следить за мной круглые сутки, но забыли предупредить, что наблюдение должно быть незаметным.

– Эй, – я толкаю его локтем чуть повыше плеча, – сколько денег ты из-за меня сегодня не заработал? Тыщ двести, поди?

– Не знаю, – он равнодушно пожимает плечами, – может, и больше.

– Ужас, – трагично вздыхаю и прижимаю руки к груди, – позволь принести соболезнования по поводу твоей великой утраты.

– Не позволяю, – насмешливо откликается он, разворачиваясь ко мне в полоборота. Мы стоим вдали от фонарей, и его лицо я сейчас очень неважно вижу.

– Возмутительно, – я округляю глаза, нацепляя на лицо возмущенное выражение, – почему это ты не разрешаешь мне проявлять человеческое сочувствие? Деньги безвозвратно потеряны. И я не могу их оплакать?

– Кто сказал, что потеряны они безвозвратно? – он криво ухмыляется. – Заработаю завтра. Не убегут никуда.

– Так уж не убегут?

Он не отвечает, просто уголок рта его слегка подрагивает. Он даже не сомневается.

Эх. Интересный мужик. Даже к жене отпускать жалко. Но… У меня ведь принцип – на чужих и одноразовых время не тратить. Этот – чужой.

Покатал – спасибо, конечно. Увлекательный вышел день.

Выбираюсь из машины излюбленным своим способом – через верх, не открывая двери. Расстегиваю куртку. Небрежным движением, которое я не один раз репетировала для участия в показах, сбрасываю её на автомобильную дверцу.

– Спасибо, Александр Эдуардович, – величественно киваю я, —мосты были прекрасны, да и вы периодически очень даже ничего. Время уделить внимание законной супруге. А меня ждет мой самый верный поклонник. Мой диплом.

– Завтра в половине девятого буду ждать, – коротко произносит он, и под громкий визг оказавшихся не готовых к резкому старту тормозных колодок его тачка скрывается из поля моего зрения.

Завтра? Снова приедет? Вот ведь настырный тип! Никак не понимает моих намеков.