– Ты мне покоришься, – он говорит возмутительно спокойно и смотрит на меня абсолютно так же. Ничего нет в его взгляде кроме этой снисходительности. А мне, мне назло самой себе, сейчас снова порывающейся замереть столбиком от восхищения тем, как он это сказал, хочется взбрыкнуть.
– Нет!
Наконец-то во мне просыпается афанасьевское упрямство. Вот только толку от него чуть. Спорить с Дягилевым – только нарываться на неприятности. Жаль, что понимаю я это запоздало. Когда уже влипаю в очередной акт этого марлезонского балета.
– Нет? – Два движения, и чашка с кофе уже торчит в подстаканнике рядом с водительским креслом, а я снова оказываюсь на спине, снова подмята тяжелым телом Дягилева, и снова упираюсь ладонями в его плечи.
– Нет? – Самое обидное в том, что он даже не разозлен моим возражением, он надо мной смеется. Смеется и сейчас, прихватывая мои руки за запястья и прижимая их к коже автомобильного сиденья за моей головой.
– Нет? – Шепчет это тяжелое чудовище мне в губы, а потом впивается в мой рот поцелуем.
Мой мир звенит весь, от горизонта до горизонта. Протяжным, гулким, оглушительным звоном. Почему я ему отвечаю, ну почему-почему-почему? Но я отвечаю. Так жадно ловя его губы своими, будто и не тряслась от прикосновений Вадима еще полчаса назад. Не хочу, чтобы он прекращал меня целовать. Совсем не хочу…
Интересно, а чего я боялась на самом деле? Того, что он принудит меня к сексу, или к тому, что из меня полезет вот эта вот до отвязности распущенная девка, что сейчас извивается в руках малознакомого мужика. А я извиваюсь… И постанываю от возбуждения как дешевая проститутка.
Мозги? Боже, какие к черту мозги! Выходной у них! Умерли!
Он – мой шторм, моя бездна, к дну которой я лечу тяжелым камнем. И у меня нет объяснений, почему все так, ведь так со мной никогда в жизни не было.
– Ну же, давай, скажи свое “нет” еще разик, заинька, – шепчет мне это исчадие ада, скользя своими губами от подбородка к уху. Ловит мочку, прикусывает, заставляя вскрикнуть от этой легкой, но такой сладкой боли.
И это у меня получается вместо “нет”? Позор-то какой… Вот только мысль эта, про позор, не удерживается в голове, исчезает, растворяется под натиском горячих губ и щетинистой щеки, трущейся о мою кожу.
– Кричи, милая моя, кричи. – В его хриплом шепоте одно только удовлетворение. – Отполируй мне душу.
У меня был целый один секс в моей жизни – несколько часов назад, с Сережей. И нет, у меня не кружилась голова, меня не иссушал душный голод, я не чувствовала, будто вот-вот взорвусь. Это было… Ну просто было. И я пытаюсь вспомнить про тот секс, с мужчиной, который долго за мной ухаживал, пытаюсь удержать себя в рамках правильного, но работает наоборот, мне хочется узнать, как оно бывает по-другому. И хочется больше этих жестоких рук, что сейчас стискивают мои бедра до боли, и больше этого длинного языка, и… Всего Дягилева я сейчас хочу больше.
Черт возьми, я выпила всего одну чашку кофе с коньяком, а по уровню опьянения кажется, что минимум – канистру.
Наверное, я просто устала, наверное, слишком долго не ела, слишком много нервничала сегодня. Соня Афанасьева – человек тысячи оправданий. Но меньше чем тысячей я сейчас не обойдусь. Как вообще оправдать то, что происходит?
Что ты там говорил, Сереженька, как меня называл? Шлюшка-потаскушка? Вот, кажется, именно ею я сейчас и стану.
– Вадим Несторович, дэпээсники тормозят. – Голос водителя Дягилева звучит для меня как выстрел над ухом.
Твою ж мать, вся эта хрень происходит еще и при ком-то!
Очешуеть можно, насколько я сегодня неадекватная… Интересно, это все кофе с коньяком или коньяк с кофе? Не знаю, но этот странный кумар не оспускает меня до конца, вопреки постучавшейся из-за стены реальности. Я явственно ощущаю – некой части меня жаль, что нас с Дягилевым прервали. И плевать-то ей на того водилу.
Жесть какая! Можно мне вытрезвина? Срочно! Вопрос жизни и смерти, просто!
– Охренели они там, что ли? Не видят моих номеров? – недовольно шипит Вадим и садится, рывком подбирая упавший с сидений плед, чтобы набросить его на мои ноги.
– Нехрен кому попало пялиться на моих заек, да? – шепчет он едва слышно, обращаясь ко мне, а я вспыхиваю еще сильнее.
– Там молодой какой-то сержант, – скептично замечает Боря, уже съехав на обочину. – Может, и не знает ваших номеров.
– В инструктаж пусть выписывают, – раздраженно бросает Вадим, а дорожный инспектор в яркой желтой жилетке козыряет и стучит в водительское стекло.
Дягилев нашаривает под пледом мое колено и сжимает на нем пальцы. Мне кажется, что я загорюсь уже от этого прикосновения. И во взгляде его по-прежнему читается: «Ну же, зайка, скажи мне уже свое «нет»».
А я бы и рада, да у меня не получается…
У сержанта ДПС чудная фамилия Нычко, и он проводит довольно стандартную процедуру “подышите в трубочку – покажите документы на машину”. Боря действительно не употреблял свой коньячный кофе.
– Предъявите багажник к досмотру? – продолжал наседать сержант.
– А знаете, предъявим, – с искренним весельем откликнулся Дягилев и отстранился от меня.
Нет, он не походил на человека, который был не в курсе, что без понятых досмотр багажников вообще-то не делают. Но судя по многозначной улыбке, у него там было что-то интересное, чем он явно хотел «порадовать» молодого сержанта. Или удивить? Шокировать? Я бы поставила на последнее.
Дягилев выскакивает из машины. А я придвигаюсь ближе к приоткрытой двери, жадно дыша холодным ночным воздухом, пытаясь выдохнуть и чуть-чуть придти в себя.
Что со мной вообще происходит?
Чем дальше – тем паршивей я себя ощущаю. Сейчас машина тронется с места – и я снова останусь в плену Дягилева, причем очень добровольном плену, судя по тому, как реагирует на него мое тело. Гребаные гормональные реакции. Вот нет бы к мозгам прислушиваться, нет – теку как сучка от прожженного ходока. У него таких, как я, воз и маленькая тележка. С верхом груженые.
Кто я для Дягилева? Правильно – игрушка. Девочка, которую можно и трахнуть по пути, потому что, почему нет? Из всех достоинств – мой отец. Могу себе представить, как поднимется дягилевское самомнение после того, как он поимеет дочь своего конкурента. А я – к своему позору этому поспособствую.
И почему мне и до этого не хотелось спать, а сейчас – почему-то и того сильнее? Глядишь, уснула бы, и никто бы меня настолько внаглую на задних сиденьях машины не раскладывал.
Злость накатывает на меня, приводя в себя. Поздновато, но блин, хорошо, что хоть сейчас?
Мне хочется дать Дягилеву по физиономии. Вот правда. Очень сильно хочется. Какого черта, кто-нибудь может мне объяснить? Кто ему сказал, что я соглашусь быть ему кем угодно? Ну, да, он мне помог, но что мне, за это ему ноги целовать?
Проблема была в том, что мне недостаточно сильно хочется это сделать. Мое колено еще пять минут назад практически пылало под ладонью Дягилева. И голова кружилась под его пристальным взглядом. Да что за хрень-то со мной происходит? Я его сегодня увидела первый раз в своей жизни. Какого черта я вообще так плыву? Не пойдет ли Дягилев в пешее эротическое, с Сережей под ручку?
Вот серьезно, паршиво быть мной, с моим почти нулевым опытом отношений с мужчинами. Как бы вежливо послать его к чертовой матери? Как стереть с его лица эту раздражающую самодовольную улыбку, как заставить перестать смотреть как на вещь? Причём смотрит-то как на свою вещь, будто уже меня приватизировал.
Но сейчас он там доконает инспектора, вернется, и я снова ему проиграю. И я даже не знаю, больше ли мне волнительно от этой мысли или противно.
Реальность, нужно бы зацепиться за реальность…
Может, тогда мне удастся удержать Дягилева по его возвращении на расстоянии? Может, тогда он отвезет меня к кому-нибудь из моих друзей, а не к себе домой? Потому что у него дома я точно сдамся. Сила воли у меня чудовищно хреновая, как показывает практика.
Я пытаюсь вычистить из головы весь этот непоследовательный мысленный мусор. Скольжу взглядом по обочине, задеваю взглядом серую Ладу, прикорнувшую там, и девушку с ярко-розовыми волосами, присевшую у её номеров.
Да нет, не может быть…
Не может мне так везти…
Но похожую зеленую косуху я три недели назад отдавала своей подружке. И ведь именно её часто останавливают за нечитаемые номера. Впрочем, привыкнуть их мыть моя подруга по-прежнему не может, а где она только не мотается со своими подработками. Боже, да неужели… Ты решил дать мне шанс? Судьба, ты ли это?
– Маринка, – кричу я, распахивая дверь машины Дягилева шире.
– Соня?
Девушка обернулась, и вытаращилась на меня как на живую Джаконду, не иначе. Ну да, посреди ночи, хрен пойми где в Москве однокурсницу не встретишь. Рояль в кустах – и тот был бы менее внезапен, чем я, выскакивающая из левой машины в прикиде куртизанки.
Я метнулась к ней, забив на то, что это пришлось делать босиком. Благо я успела отогреться хотя бы чуть-чуть. Да, это точно Маринка, боже, какое же счастье, спасибо-спасибо-спасибо.
– Маринка, можно у тебя переночевать? – быстро шепчу я. – Объясню позже, меня отец из дома выгнал.
– Садись. – Маринка моргает, разглядывая меня, пребывая в явном шоке от моего внешнего вида. Ну, да, я же на учебе выгляжу как такой элегантный синенький чулочек. Я ж на учебу учиться хожу, а не мальчиков кадрить.
– Зайка! – раздается за спиной недовольный окрик Дягилева.
Я оборачиваюсь. Ловлю убийственный взгляд Вадима. Он недоволен. Он настолько недоволен, что у меня от выражения его лица воздух в горле застревает.
– В машину, быстро, – ровно произносит Дягилев, не спуская с меня взгляда, а потом уточняет. – В мою.
Качаю головой и делаю шаг назад.
Нет уж.
Я не послушаюсь тебя, Вадим Несторович.
Ты мне никакой не хозяин.
И я не позволю своим истерзанным нервам и коньяку, кипящему в моей крови, решать за меня вопрос того, ложиться мне под этого упоротого мужика или не ложиться. Пусть он сносит мне крышу, я не хочу опускаться до случайных связей вот так. Ни назло папе, ни назло Баринову я не хочу!
Он делает шаг вперед, а я – назад, от него. Вцепляюсь в ручку дверцы Маринкиной машины и дергаю за неё, ныряю на заднее сиденье.
Вадим останавливается, скрещивает руки на груди. Кажется… Кажется, он готов от меня отстать.
И… Нет, удивительно, но я не так уж этому рада на самом деле.
Я была рада, когда он нашел меня сидящей на лавочке. И не потому, что он предложил мне помощь, а потому что… Потому что была рада.
Я пытаюсь заставить себя отвести взгляд от каменного лица Вадима. Пытаюсь, но не могу. И видеть его таким даже из машины, с расстояния – нет, не страшно. Просто плохо. Почему – нет объяснения, как и во всем остальном, что касается Вадима.
С номерами Маринка возиться перестала, с дэпээсниками у неё явно было уже все улажено. Подружка просто садится в водительское кресло, сперва косится на меня, потом на Дягилева и заводит машину. Отъезжает, и Вадим наконец скрывается с моих глаз. Легче мне от этого не становится.
Казалось бы – я сбежала, все хорошо. И то, чего я так боялась, то, от чего мне наверняка было бы худо уже завтра утром – не произошло.
Вот только… Почему мне сейчас настолько паршиво?
О проекте
О подписке