Цитаты из книги «Девушка с пробегом»

Нарисуете Веру, Надежда? Вот размеры моей любви к ней этому проекту соответствуют.

Он так устал от этой войны, что хочется повеситься. На люстре. Связав все галстуки в длинную веревку. Люстра, правда, отвалится наверняка, но туда ей и дорога, все равно это было самое сомнительное решение в проекте.

Как он ей переболеет, если она не даст собой заболеть?

То есть ты меня угрожаешь? – тоном “я даю тебе последний шанс на то, что я тебя поняла неправильно” уточняет Надя, после двух секунд молчания. – Если я говорю “нет”, ты продолжаешь поливать меня дерьмом, пользуясь тем, что теперь меня защищать некому? – Ну, разве это угрозы, милая? – елейным голосом замечает Верейский. – Так… Всего лишь обрисовываю, что может тебя ждать, если ты откажешься сотру… Договорить он не успевает. Потому что именно в эту секунду Давид сжимает пальцы на воротнике пальто мудака и разворачивает его к себе. – Ну, здравствуйте, Александр Викторович, – губы Давида изгибаются в нехорошей усмешке, а сам он впивается глазами в разом побледневшего противника, – вы не могли бы свой последний пассаж повторить? Мы его выбьем на вашем могильном камне в качестве эпитафии.

Давид щурится, убийственно глядя на Надю. – Немедленно завязывай этот цирк, – посылает ей мысленно, надеясь, что его лицо достаточно красноречиво. И иди сюда… – Ох, моя любимая песня, – томно выдыхает Соболевская, и многообещающе придвигается к Вознесенскому, – потанцевать пригласите, Максим? Ну, конечно же, Макс пригласит, что он, лох, что ли?

«Хочешь, я тебя заберу на мамину вечеринку? Твой Аполлон», – мне прилетает после обеда с незнакомого номера. Все-таки сдался и решил поднапрячь свои «связи»? А что ж так поздно? «Ни в коем случае не отвлекайтесь от ваших дел, Давид Леонидович», – отвечаю я. «Аполлон мне больше нравится». «Так и быть, разрешаю, чтобы твои любовницы так тебя называли». «Так тебя забрать?» «Ни в коем случае. Я доберусь сама». «Мы плохо поговорили утром». Это я оставляю без ответа. Разговаривать об утреннем разговоре я не желаю. Это же не сообщение, что он сожалеет, что опустил меня до шлюхи. Это просто констатация факта.

Чем дальше, тем сильнее Давиду казалось, что Соболевская – именно какое-то бесовское создание. Ведьма, суккуб, вампирша – короче говоря, кто угодно, обладающий магическим флером. А как еще это объяснить? Опять шел говорить про работу, а сделал все что угодно, но не это. Потрахался. Еще раз потрахался. Познакомился с мамой Нади. Познакомился с посудомойкой Нади. Познакомился с дочкой Нади. Осталось познакомиться, наверное, только с мужем Нади. И убить его к чертовой матери.

Нет, если бы этот весь движ был после воскресного выгула с папой, хватило бы, конечно, от папы Лиса приходит вечно с пятисоткой в кармане, сейчас-то Паша “может себе позволить” баловать дочь. Ага, сейчас – может. Баловать. А вот алиментами побаловать меня ему, что, религия не позволяет? Через пень колоду платит, и то после того, как я уже зверею и начинаю собираться в сторону суда.

Друг, – мой Аполлон находится быстрее меня и произносит это, глядя прямо в глаза моей дочери, – я твоей маме друг, Алиса, – переводит свои невозмутимые глаза на меня и улыбка его снова становится бесстыжей. – Мы очень тесно дружим… Теснее некуда, ага. Господи, как не ржать в этой ситуации? Особенно когда видишь Алискин покерфейс, в котором буквально сквозит : “Да, да, конечно, прямо мать моя со всеми подряд друзьями меня знакомит”.

Мама, вот ему ты сказала, кто я тебе, а мне – нет, – педантично улыбается кровь от крови моей. – Давид Леонидович – он кто? Мой новый папа? Это гениально! Вот правда. Лиса, какая ты у меня молодец. Это ж, черт побери, прекрасно! И я уже вижу офигевшие глаза Давида, который еще вчера меня впервые в жизни увидел, а сегодня моя дочь спрашивает вот такое.